Торговец отражений

Грейс же смотрела на него и вспоминала другого. Звездный свет, тонкой полосой спустившийся на землю и облачившийся в одежду. Тонкие руки, синие полосы вен, яркие красные точки на сгибе локтя и прозрачные глаза, отказывавшиеся верить всему, кроме искренности и самой веры.

Шелдон. Как же давно от него неслышно. Все надежды погибли еще в первый год, когда даже Джим не смог отыскать ни его, ни Сабрины. Они сверялись картами, обзванивали больницы и вокзалы. Ничего, будто бы исчезли, растворились в воздухе. Поисковая группа пожимала плечами. А они втроем понимали: не испарились, просто ушли на противоположную сторону. Как и собирались, как и было предначертано им. Они вдвоем, самые отчаянные и верные Джексону, ушли. Оставалось только надеяться, что там им, наконец, покойно.

– Что-то ты грустная. Опять Жаклин достала? Хочешь, я ей отправлю кексов набор с пауками? Она еще долго не придет.

– Да у меня что-то голова болит, милый. – Грейс улыбнулась.

– Тебе бы не на подоконнике сидеть, а на улицу сходить, погулять. Нам же такой парк забабахали во дворе, все французские короли в гробах от зависти вертятся.

– Я знаю. Но я только приехала, что-то очень для парка устала. – Грейс присела рядом.

– Ты слишком много времени тратишь на эту программу.

– Ты же знаешь, что я не могу тратить меньше.

– Грейс, они ведь не за один месяц пройдут все, что ты уже успела написать. Я бы год это проходил! У тебя ведь нет больше курсов, нет других лекций. Отдохни, тебе и книг-то совсем мало осталось прочитать.

– Прочитать мало, нужно еще понять.

– Я половину точно за тобой прочитал. Хочешь, я что-то подпишу?

– Побереги детей! – Улыбнулась Грейс, а Осборн засмеялся.

Смех Осборна. Его смех, кристальный, как вода в Калифорнии. Казалось, в комнате пахнет океаном, мокрым песком и выжженной на яростном южном солнце травой. В глазах Осборна искрился мир шестидесятых. Он хранил в себе надежду на безоблачное будущее, вечное лето, в которое каждый мог быть, кем больше всего хотел. Грейс улыбнулась ему в ответ. Он все-таки смог стать тем, кем и хотел всегда быть. Он – калифорнийский сон, зародившийся в загородных просторах Англии. Олицетворение исполнившейся мечты.

Немного они посидели молча. Осборн настукивал ногой ритм, а Грейс обдумывала предложение. Может, дать ему помочь? Он ответственный, он знает все, чем Грейс интересуется, читает за ней. Осборн напишет хорошую главу. Они всегда помогали друг другу. Осборн отводил поправкам Грейс более весомое значение, чем даже поправкам продюсера. Все альбомы они написали вдвоем, а менеджер мог только советовать, надеяться, что Осборн все-таки послушает. Он даже угрожал, что расторгнет контакт, но Осборн всегда оставался спокоен. Вера в себя спасала его. Несмотря на доверие Осборна почему-то Грейс все еще казалось, что свою работу она должна выполнять только в одиночку, хотя Осборн и следил, и читал каждую новую главу. Он знал тему, написал бы хорошую главу или две. Но Грейс не могла заставить себя согласиться.

– А Джим… приедет же сегодня?

– Да, он и Лиза обещали приехать. Но почему-то мне еще не звонили. Может, поезд задерживается?

– Они сказали, что позвонят, когда будут за час до Ластвилля. Они уже выучили эту дорогу, не переживай. Мало ли, они все-таки не одни едут. У них есть стимул в этот раз доехать.

Грейс кивнула и почувствовала тепло внутри. Чак. Замечательный парень.

– Так, а у нас все готово? – Осборн приподнялся на локтях и оглядел яркую, заставленную растениями гостиную, похожую на тропики. – Постель гостевая заправлена, Чаку я привез еще одну кровать. Закуски в холодильнике, напитки в баре, я купил новую скатерть и те красивые стаканчики, которые тебе тогда понравились. А еще…

– Осборн, все в порядке. – Грейс улыбнулась, взяла его за руку. – Они были бы рады просто тому, что мы живы и на месте. Мы ведь год почти не виделись. Это главнее.

– Главнее, но все-таки хочется сделать так, чтобы они не вспомнили даже, что тут творилось раньше.

– Они не вспомнят.

– Хотел бы я также умело себе врать, Грейс, – усмехнулся Осборн, но на лице его так и не появилось улыбки.

Грейс все-таки соврала Жаклин – Осборн изменился. Лицо его все также оставалось юным и красивым, но все чаще в глазах темнела грусть. Его походка стала медленнее, будто ноги чувствовали груз ответственности за чужую жизнь на плечах. Осборн стал серьезным и дотошным – каждого работника лично проверял месяцами, отбирал скрупулезно. Тео как-то рассмеялся и сказал, что не поверил, что смог попасть к Грину на работу. Осборн за один день, случившейся почти десять лет назад, из молодого человека превратился во взрослого. Осборн оказался умнее и сильнее, чем виделся многим.

Грейс провела пальцем по внутренней стороне ладони Осборна и улыбнулась. Он все такой же теплый, горящий изнутри, как и тогда. Его огонь никогда не погаснет. В его глазах прячется потерянный рай.

– Тебе позвонил Кларк? Что сказал про песню? Ему понравилась? – спросила Грейс, не отрываясь от рассматривания длинных пальцев мужа.

– Понравилась ли? Да он в восторге! – Осборн хохотнул и улыбнулся в ответ. В уголках глаз его мелькнули почти незаметные морщинки. – Стихи ему очень понравились. Сказал, что я наконец-то написал что-то более понятное, что можно точно продвинуть на радио.

– Наконец-то! Всего лишь нужно было пару десятилетий постоянно работать.

– Ага! Правда ведь, такая маленькая цена для всенародного понимания и любви?

Грейс улыбнулась. Она знала, что Осборн не жалел о пройденном пути. Путь – не менее важен, чем его конец.

– А бридж[29 - Раздел музыкального произведения, контрастный по своему содержанию окружающим разделам и подготавливающий переход (или возвращение) к основной музыкальной теме.]? Он не заплакал?

– Он на бридже уже, мне кажется, вообще отключился.

– Тогда на радио лучше не пускать. А то люди будут попадать в аварии.

– А потом меня всем миром отругают и обвинят! – хохотнул Осборн. – Нет, мы ведь спрятали там послание. Кто-то ведь услышит.

– А Кларк не понял?

– Конечно не понял! Он отсылки к такой книжке точно не поймет, максимум – к песне. Но пока, наверное, не расслушал. Зато эта версия ему понравилась намного больше.

– Правда? С моим дополнением?

– Еще бы ему не понравились твои правки! Я подумал бы, что он умом тронулся.

– Разве же это правки? Так, немного мыслей.

– Твои мысли – одна на тысячу. Знаешь, Кларк мне ничего толкового не говорит. Привык совсем других продвигать.

– А я бы написала тебе стишок для поп-дуэта. Мог бы снять на песню что-то менее драматичное.

– А потом я зайду в туалет в кофейне и на унитазе услышу свою песню! – хохотнул Осборн.

Грейс улыбнулась. Ведь однажды такое случится – Осборн поймет, что его искусство и душу уже растащили на рингтоны, будильники и фоновую музыку для видео в социальных сетях. Но пока он еще не столкнулся с правдой лицом к лицу.

– А на Гластонберри[30 - Гластонберийский фестиваль современного исполнительского искусства – музыкальный фестиваль, проводящийся с 1970 года неподалеку от города Гластонбери в Великобритании.]? Он что-то внятное сказал?

Осборн развел руками.

– Даже если с Гластонберри не получится, я не особо расстроюсь. В следующем попробую. Другие фестивали есть, там тоже хорошо. Помнишь прошлогодние? Хорошо же было. А Кларк сказал, что постарается, но пока, говорит, мои песни не настолько разнеслись, чтобы выступать на таких крупных фестивалях. Нужно больше понятного звучания.

– Мне кажется, «Bliss» был вполне понятным. Всего в меру, мы же просчитывали порядок песен специально так, чтобы слушатель не выключал.

– Грейс, солнышко, но он для нас понятный, потому что мы его вместе делали. А для них-то – нет. – Осборн потянулся. – А вообще мне нравится писать радио песни. Приятно осознавать, что тебя понимают. Намного лучше, чем было в начале.

Грейс тоже помнила, как было в начале. Об Осборне никто толком не знал, но в душе он выстроил другую реальность, где уже был звездой. Во снах он падал спиной в толпу, сотни рук поддерживали его, передавали волной от края к другому. Осборн чувствовал прикосновения пальцев к коже через ткань одежды. Он слышал, как тысячи проговаривают слова его истории за ним, звук в звук, обращая лица к нему на сцене. Осборн видел их глаза, в которых застыли слезы счастья и надежды. Он знал, что это неправда, но до последнего верил в то, что когда-то так оно и будет. Кто может сказать, что это – нереальность, если один человек уже в нее уверовал?

Потом все произошло так, словно случилось быстро, но на самом деле готовилось всю жизнь. Предложение от продюсера, услышавшего выступление Осборна в подпольном клубе Лондона, запись первого альбома, второго и, наконец, третьего – «Bliss», который сделал Осборна настоящей, а не только живущей во снах, звездой. Благословение нашло его снова, уже в обличии собственных слов и музыки. Осборн смог подобрать выражения, аккорды, которые были понятны людям, но приятны и ему. Осборн наконец-то почувствовал, что значит быть тем, чьи слова повторяют. Он видел чужие глаза, чужие рты, открывавшиеся хором с его. Осборн чувствовал, как зрителей охватывает дрожь и дрожал с ними. Они – огромный организм, деливший часть души. Люди разных классов и судеб, но одной мечты и боли. С тех пор Осборн не мог понять, почему так мечтал быть непонятным для слушателя. Ведь только они (помимо Грейс) его и поняли. Зрители внимали его словам на концертах и фестивалях на открытом воздухе, они пели его песни на выступлениях в клубах и аренах, с каждым годом становившихся больше. Осборн стал тем, кем всегда мечтал быть, – голосом тысяч людей, которые пока не получили права голоса. Осборн стал их проповедником. Осборн нашел в себе смелость спеть то, о чем они боялись сказать. Искусство его – откровение. Прекрасный плод, ядовитый внутри.