Торговец отражений

– Да, Грейс, это так и… работает. В общих чертах.

Грейс улыбнулась.

– Может, скоро придет человек, который объяснит это лучше.

– Что ж, если он будет нести правду и добро, я буду только рад его встретить.

– Вы очень удивились бы, если бы увидели себя настоящего. Вам предначертано стать не просто человеком, Кристофер. Вы способны на большее.

Священник сидел, скрестив пальцы перед собой, и смотрел в стол. Не двигался, дышал спокойно, а взгляд был напряженный. На молодом лице выскочили морщины десятилетий. Казалось, Кристофер постарел за несколько мгновений.

– Я ценю твои правду, Грейс. Пусть она помогает тебе жить. – Он поднял глаза и улыбнулся. – Боюсь, моя правда другая и разделить твою радость я не смогу. Но если ты захочешь поделиться открытиями, всегда знаешь, где меня найти. Я рад тебе, помни об этом. Просто будь осторожна.

Грейс кивнула. Пожала ему руку, сжала чуть сильнее, чем раньше, словно хотела оставить на Кристофере свою метку. Она знала, что вернется. Может даже он вернется к ней.

Когда Грейс вышла на улицу, в опустевший сквер, и сделала первый вдох, воздух был уже другой, холодный, чистый и соленый, как высохшие слезы. Казалось, старый мир оплакивал себя.

Она написала Осборну, что освободилась, и посмотрела в небо. Серая крышка уже накрыла Ластвилль и не давала ни одной живой душе ускользнуть из его лап.

Осборн вышел так быстро, будто все это время стоял в дверях и ждал, когда девушка позвонит. Он появился перед Грейс как светлый образ. Волосы распушились, кожа побледнела, а глаза такие светлые, почти прозрачные, насквозь видно, что творится у него в голове. Грейс улыбнулась.

Осборн подошел быстро, встал напротив. Он хотел что-то сказать: его детская и совершенно прелестная растерянность вдруг стали взрослой уверенностью. Казалось, он долго думал и собирался с мыслями. На лбу выступили капли пота, а руки дрожали. Он болен, очень болен. Даже сам не осознает, насколько глубоко угодил в яму. Грейс обняла Осборна прежде, чем он успел что-то сказать. Обняла крепко, как раньше, и посмотрела ему в глаза.

– Я поняла кое-что очень важное сегодня, Осборн. Я посмотрела на людей вокруг и на нас с тобой и осознала, что мы не просто особенные. Знаешь, почему? – проговорила Грейс.

– Почему? – прошептал Осборн, опешив.

Сердце Грейс билось быстро. Кончики пальцев покалывало, голова кружилась. Она бы рассмеялась, если бы так не устала.

– Все вокруг ведь притворяются, милый. Люди любят жить в обмане, но мы остаемся настоящими.

– Правда?

– Посмотри на нас. Посмотри на наш путь, Осборн. Мы – мертвецы, выползшие из земли.

– Очень романтично, Грейс, но мы же просто валялись на земле и испачкались.

Грейс улыбнулась.

– Я не об этом, Осборн. Я о внутреннем. О большем! Ты чувствовал, что мы другие? Мы ведь настоящие. Люди боятся посмотреть в глаза себе, своим страхам, своим желаниям. Они страшатся себя, потому любят ложь. А мы не лжем. Мы погибли и возродились истинными. Ты разве не чувствовал подъема души с этом месте? Разве ты не почувствовал, что впервые был здесь счастлив?

– Чувствовал, Грейс.

– Почему, Осборн?

Он смотрел Грейс в глаза. Невольно Осборн вспомнил день, когда признался ей в любви. В этом же сквере, в такую же пасмурную погоду в сакральной тишине, окружившей храм. Но в тот раз даже не представлял, что однажды повторит клятвы, обнимет ее, в белом платье, и уже поймет, что не сможет жить без любимой.

– Потому что ты была рядом, Грейс.

– И я всегда буду, милый. Поклянемся, что никогда не оставим друг друга. Что вечность будем вместе. Мы достанем до звезд, Осборн. Мы станем звездами. Мы станем настоящим миром, если захотим. И даже смерть не разлучит нас, – быстро шептала Грейс и чувствовала, как мурашки бегали по коже.

Осборн обнял ее и поцеловал в макушку. Руки у него дрожали.

– Клянусь, Грейс, – прошептал он.

Грейс улыбнулась.

– И я клянусь, Осборн.

Они никогда не расстанутся. Ни смерть, ни жизнь не разлучит их. Грейс знала, что сделает все, чтобы с Осборном ничего не случилось.

На небе зажигались первые звезды. В Ластвилле темнело рано: город не хотел раскрывать секретов. Он прятал клятвы, произнесенные в тишине, скрывал ложь, брошенную на улицах, умалял кошмары, которые никто не мог услышать. Ластвилль знал, зачем существует. Он уже давно расколол отражения.

На площади гремел фестиваль. Люди танцевали на костях и поздравляли духов. Туристы делали последние фотографии, а местные собирались гулять по темным улочкам, играя с судьбой, до утра.

Все будет, но потом, когда придет время. А торопиться некуда. У них есть вечность. Они готовы ждать.

Эпилог. Свет и тьма.

Конец лета в Ластвилле теплый, но дождливый, как конец ноября, когда тучи старались выплакать последние слезы. В читальном зале душно, окна закрыты, на поцарапанном столе остывает забытый кофе. В университете тихо, только редкие преподаватели проходили по этажам словно призраки.

– Ты все еще здесь? Грейс, ты опять будешь сидеть допоздна? – спросила объявившаяся в библиотеке Жаклин. Ее лицо почти не изменилось за десять лет, уколы ничуть не испортили прежней красоты, только заморозили.

– Привет, пожалуй еще немного. Мне нужно дописать главу.

– Подвести тебя?

– Нет, не надо. Меня заберет водитель.

Грейс не сразу смогла осознать, что Жаклин тоже переехала в Ластвилль насовсем, и часто удивлялась появлению Ливье на рабочем месте летом. После конференции, по результатам которой ее уже десять лет приглашали на другие, Жаклин повысили. Она смогла снять обставленную по последним течениям моды квартиру в центре города и каждое утро, как только вернулась из отпуска в Греции, пила на балконе кофе с видом на шпиль главного храма. О переезде желаний она больше не загадывала.

– Осборн уже вернулся? – Жаклин села на край стола и посмотрела на Грейс так, что не посмотреть в ответ нельзя.

– Давно уже. В Лондоне не любит надолго оставаться. – Грейс заложила закладкой страницу «Утопии» Томаса Мора и отложила книгу. В новом учебном году она читала авторский курс «Представление об утопиях в прошлом и настоящем». Студенты разобрали места в еще учебном году, но Грейс беспокоилась, что никому учеба на самом деле не нужна. Она ведь знала – истинное желание совсем не связано с посещением.

– Он ведь только уехал. Я помню, как ты мне говорила.

– Он уже все записал у нас в подвале. Свели, потом кое-что доделали. Отвезти не так сложно.

– Неужели тот лейбл на самом деле будет с ним работать?

– Он уже записал альбом с ними, Жаклин.

– «Bliss»? Разве с ними? – Жаклин посмотрела на Грейс, а она, чуть выждав, кивнула. – Они все-таки продолжат?

– Ты так каждый раз будешь удивляться? – Грейс улыбнулась. – Альбом коммерчески успешен. Почему им нужно расторгать контракт?

– Не знаю. Просто ты говорила, что Осборн ведь любит все делать сам, а здесь все-таки контроль. – Жаклин пожала плечами. – Что-то я его уже так давно не видела.