– Отпусти ее, Раннег! – жестко приказала Къяра. – Сядь в кресло и успокойся. Я не тороплюсь, и мне все равно расскажет она нам все чуть раньше или чуть позже.
Нехотя конунг отпустил дочь и сел в кресло, пробормотав: «что ж, воля твоя, Владетельница».
– Моя… моя… – откликнулась она и испытующим взглядом уперлась в Ярину: – Значит, не хочешь отвечать?
– Мне нечего Вам ответить, Владетельница… – нервно сглотнув, проговорила та, вновь опускаясь на колени, – в Вашей воле казнить меня, если считаете, что я совершила недозволенный поступок.
– Ты как разговариваешь, мерзавка? – конунг вновь привстал с кресла.
– Сидеть! – резко одернула его Къяра и вновь повернулась к девушке: – Где то зелье, что купила? Верни мне его, и я не буду иметь к тебе никаких претензий.
– Его больше нет, – Ярина нервно закусила губы.
– Тогда скажи, куда его дела.
– Я… я… я не могу сказать… лучше казните меня… я не буду ничего говорить, – она закрыла лицо руками и не сдерживаясь заплакала.
– Ну, ну… не надо таких слов, – Къяра встала с кресла и, шагнув к девушке, ласково коснулась ее щеки. – Ты же не среди врагов. Или ты нас врагами считаешь?
– Нет, не считаю… – всхлипывая проговорила та.
– Тогда что разговариваешь как с врагами? Если ты провинилась, покайся и прими заслуженное наказание. Что дерзостными разговорами еще больше вину усугублять?
– Мне очень стыдно признаться в том… к тому же отец, когда узнает, все равно убьет меня… Так не все ли равно за что? – хрипло выдохнула девушка.
– Не убьет. Я ему не позволю. Если сейчас все расскажешь честно, решение о твоем наказании буду принимать я, а не он.
– Вы понимаете, Владетельница, – проговорила девушка, подняв голову и с надеждой вглядываясь в ее лицо, – я даже не знаю, как объяснить то, что я сделала.
– Как было, так по порядку и расскажи. Я не тороплюсь.
– Понимаете, Владетельница, мне очень нравится Витор, но он мой сводный брат, и отец никогда не позволит нам… и поэтому я никогда не смела в этом признаться. А Витор, он раньше очень ко мне тоже расположен был…
Къяра усмехнулась, вспомнив крепко сбитого, но не особо коренастого кирита с темно-каштановыми волосами и тонкими чертами лица. Не влюбиться в такого красавца было трудно, особенно когда он всегда подле и оказывает знаки внимания, обусловленные родством и статусом.
– Но с некоторого времени, – продолжила Ярина, – ему глянулась пленная веринигская девушка, и отец отдал ее ему… ну и у Витора прям мозги от общения с ней расплавились. Лишь о ней говорить стал… будто она лишь смысл его жизни и само совершенство… вот присох прям к ней… – она всхлипнула, а потом, грустно вздохнув, добавила: – Я подумала, колдовство какое девица на него напустила, вот к гадалке и обратилась, чтобы та приворот сняла.
– И что гадалка? – участливо спросила Къяра.
– Сказала: нет никакого приворота, просто влюбился, мол, брат мой. А потом предложила девицу эту извести таким образом, чтобы брат сам от нее отказался. Мол, и дурная совсем станет, и ребенка больного родит. Ну и дала зелье… Я долго не решалась, а потом как-то увидела, как эта гадюка Витором помыкает, а тот перед ней прыгает, мол сейчас все сделаю, лапочка моя… ну и дала зелье ее служанке, велев, чтобы в питье ей добавляла.
– Дура ты, – сидящий в кресле конунг раздраженно скривился, – не могла, что ли мне сказать, что терпеть не можешь девку, и она помыкает Витором? Я бы дал ей родить и свернул бы шею…
– Ага… – Ярина капризно сморщила нос, – и чтобы он всю жизнь злился на тебя и сетовал, что у него отобрали неземную любовь и над ребенком трясся. А так он сам уже воет от диких выходок своей ненаглядной и готов придушить ее самолично.
– Умно, конечно, – Къяра рукой чуть приподняла голову коленопреклоненной девушки, – только ты об одном позабыла: в моем Владении лишь я вправе распоряжаться жизнью и здоровьем своих подданных, а в мое отсутствие твой отец и никто более.
– Я знаю, что виновата… – Ярина постаралась отвести взгляд.
– Это хорошо, что знаешь. Со мной пойдешь, – Къяра сделала ей знак подняться и повернулась к конунгу: – Остальных допросишь сам, Феруз сообщит тебе все имена. И сам решишь, что с ними делать.
– А с ней что решишь? – конунг кивком указал на поднявшуюся дочь.
– Накажу хорошенько, чтобы неповадно было больше подобное творить и тебе верну, как более неповинную. Надеюсь, ты не возражаешь?
– Ты несказанно милостива к ней. А что с девицей Витора делать?
– Считай, что твоя дочь приговорила непонравившуюся ей женщину брата и приведи приговор в исполнение. Думаю, Витор, узнав, что его женщина неизлечимо больна и родит больного ребенка, возражать не станет.
– Ты хочешь, чтобы я сказал ему правду?
– Зачем это ему? Чтобы он до конца своей жизни ненавидел сестру? Скажи лишь, что в процессе разбирательства выяснилось: его женщина подвержена пагубной страсти и не посвящай в подробности.
– А она еще чего подобное не учудит? – конунг вновь кивнул на дочь.
– Вот за это ручаюсь. После общения со мной редко кто захочет его повторить, – усмехнулась Къяра и взяла Ярину за плечо: – Пойдем.
Глава 25
Къяра с отцом стояла на ступенях центрального храма Лорена, когда на площадь перед храмом, всю запруженную народом, выехала роскошная позолоченная карета, запряженная шестеркой великолепных белоснежных лошадей в сопровождении эскорта всадников.
Карета остановилась перед парадной лестницей. Двое всадников эскорта тут же соскочили с лошадей и, распахнув дверки кареты, помогли выйти высокому сухопарому старцу. Седой как лунь, с длинной бородой и длинными волосами, заплетенными сзади в тонкую косицу. Одет он был в светлые парадные одеяния владетеля, лоб охватывала массивная золотая диадема, украшенная рубинами и брильянтами, свидетельствующая о том, что ее обладатель довольно могущественный маг.
Выйдя из кареты, старец нетерпеливо повел рукой, и один из его охранников, поднявшись в карету поддерживая сзади под руки, скорее вытащил, чем вывел молодого светловолосого мужчину. Надетый на нем праздничный, расшитый золотом и украшенный всевозможными драгоценностями камзол и тяжелый длинный плащ с вышитыми гербами, указывали, что их обладатель наследный принц.
К вышедшему из кареты принцу тут же шагнул второй охранник и подхватил его с другой стороны, помогая напарнику.
Старец, удовлетворенно кивнув, дождался, чтобы охранники подвели принца к нему, и стал неспешно подниматься по ступеням лестницы. Охранники последовали за ним, ведя с двух сторон под руки принца, который шел с отсутствующим взглядом, слово марионетка, покорная чуждой воле.
Поднявшись, старик склонился перед Магратом и Къярой:
– Здравствуйте в веках, Владетели Лорена и всех его пределов, – почтительно проговорил он.
Охранники с принцем замерли у него за спиной.
– Сарес, – губы Маграта исказила едва заметная презрительная усмешка, – как же ты на сына свое владение оставить намереваешься, если он без посторонней помощи даже идти не может?
– Маграт, ты совсем не дал мне времени… – едва слышно проговорил старец, отводя взгляд, – это все, что я мог сделать в сложившейся ситуации.
– Ты понимаешь, что тебе придется снять с него морок перед обрядом, иначе его зарок не будет иметь силы? – столь же тихо спросил Маграт.
– Я надеюсь, он образумится, когда поймет, что иного выхода у него нет, – ответил старик, тяжело вздохнув.
Маграт, ничего не ответив, подал руку Къяре и об руку с ней вошел в храм. Сарес последовал за ними, а за ним в храм вошли охранники вместе с его сыном, после чего лоренские стражники, дежурившие у входа, плотно закрыли двери храма.
Подведя дочь к алтарю, Маграт обернулся к старцу. Тот повел рукой, снимая с сына морок, и два дюжих охранника, почувствовав, что их подопечный самостоятельно стоит на ногах, отпустили его, чуть отступив в стороны, однако, всем видом показывая, что готовы вновь схватить его, как только это потребуется.
Принц тряхнул головой, стряхивая остатки морока, затем долгим взглядом обвел всех присутствующих в храме.