Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Люди христiане, женщины христiанскiя для ц?лей христiанскихъ объявляли войну, покупали порохъ, пули и посылали, подкупая ихъ, русскихъ людей убивать своихъ братьевъ – людей и быть ими убиваемы.

Ошал?вшимъ людямъ, б?снующимся въ маленькомъ кружк?, казалось, что вся Россiя, весь народъ б?снуется съ ними. Тогда какъ народъ лродолжалъ жить все той же спокойной жизнью, съ сознанiемъ того, что у него только зат?мъ и есть Царь, Правительство, чтобы оно р?шало за него его государственныя д?ла, и что давно, еще когда онъ по преданiямъ призвалъ братьевъ съ Рюрикомъ, теперь униженiемъ, лишенiями всякаго рода имъ куплено дорогое право быть чистымъ отъ чьей бы то ни было крови и отъ суда надъ ближнимъ.[1827 - Зач.: и изъ за мелочнаго тщеславiя, изъ моды не отступался отъ этаго права, а готовый на все спокойно ждалъ совершенiя своихъ судебъ отъ высшей власти.]

* № 192 (кор. № 122).

Славянскiй вопросъ былъ одинъ изъ т?хъ модныхъ вопросовъ, которые, см?няясь одинъ другимъ, постоянно занимаютъ общество. Онъ им?лъ общiй признакъ вс?мъ такого рода вопросамъ. Онъ не касался личныхъ интересовъ т?хъ, которые имъ занимались (кром? какъ т?мъ, что онъ давалъ имъ занятiе). Онъ им?лъ своей задачей благо большаго количества людей и, главное, по сущности своей былъ совершенно непонятенъ; онъ касался не только непонятной челов?ку жизни отд?льных людей, но еще бол?е непонятной жизни совокупности людей, народовъ и не только жизни народовъ въ прошедшемъ, но въ настоящемъ и будущемъ. И знающiе и незнающiе, и образованные и необразованные могли говорить о немъ что хот?ли, и ни одинъ не былъ прав?е другого.

Серг?й Ивановичъ, полагавшiй, также какъ и другiе, что онъ одинъ съ н?которыми людьми своего круга видитъ настоящее громадное значенiе этаго вопроса, отдавшись разговорамъ объ этомъ д?л?, съ удовольствiемъ сл?дилъ за разроставшимъ съ зимы и дошедшемъ къ л?ту до всеобщаго энтузiазма, какъ ему казалось, интересомъ къ этому д?лу.

* № 193 (кор. № 122).

И ч?мъ бол?е Серг?й Иванычъ занимался этимъ д?ломъ, которому онъ посвятилъ всего себя, т?мъ очевидн?е ему казалось, что этотъ комъ сн?га, катаемый имъ вм?ст? съ другими городскими жителями, самъ катится съ необычайной быстротой куда то по безконечному пространству. Одурманенный крикомъ толпы, среди которой онъ находился, и своей собственной д?ятельностью, Серг?й Иванычъ не вид?лъ, что то самое общественное мн?нiе, которому онъ приписывалъ такую важность, было только мн?нiе сотенъ и что это частное мн?нiе, обладая печатью, все возбуждая и возбуждая себя взаимнымъ крикомъ, довело уже давно этотъ малый кругъ, на который оно д?йствовало, до того состоянiя одуренiя, при которомъ теряются права разсудка и которое въ первую французскую революцiю называлось терроромъ.

Серг?й Иванычъ и самъ не зам?чалъ, какъ принимались за истину самыя безсмысленныя, невозможныя изв?стiя только потому, что вс? хот?ли, чтобъ это была правда. Серг?ю Иванычу казалось очень естественно, что въ армiю, гд? н?тъ одеждъ и пищи, гд? дорогъ каждый кусокъ хл?ба, ?дутъ толпами дамы, что Генералъ Черняевъ производитъ князя въ короли и что отъ этаго восторжествуетъ славянское д?ло; что три дня сряду получаютъ телеграммы о томъ, что Турки разбиты на вс?хъ пунктахъ и б?гутъ и на завтра ожидаютъ р?шительнаго сраженiя.

Ему казалось также естественно и не противно чувству то, что люди христiане, женщины христiанскiя, для ц?лей христiанскихъ покупали порохъ, пули и посылали людей убивать себ? подобныхъ и быть убиваемы; что въ войн? за христiанство слышалось только то, что надо отмстить Туркамъ; что отбирали деньги у Русскихъ б?дняковъ почти насильно для того, чтобы посылать въ Сербiю спасать отъ б?дствiя и угнетенiя Сербовъ, т?хъ самыхъ угнетенныхъ, которые, по словамъ ихъ министровъ, отъ жира плохо дерутся.

И Серг?ю Иванычу вм?ст? со вс?ми, принимавшими участiе въ производимомъ террор?, казалось, что это не могло быть ошибочно и дурно, потому что въ этомъ самомъ выражалась душа всего народа. Серг?ю Иванычу и не приходило въ голову, что народъ, всегда готовый на вс? труды, лишенiя и на смерть для совершенiя своихъ судебъ, продолжая жить все тою же молчаливою и могучею жизнью, смиренно ждалъ, не заботясь ни о Сербахъ, ни о Черногорцахъ, твердо зная то, что у него только зат?мъ и есть правительство, Царь, чтобы оно р?шало за него его государственныя д?ла, и что давно, еще, когда онъ по преданiямъ призвалъ братьевъ съ Рюрикомъ, имъ куплено дорогое ему право быть чистымъ отъ суда надъ ближнимъ и отъ чьей бы то ни было крови.

* № 194 (кор. № 123).

И вдругъ мгновенно представилась ему та минута, когда онъ увидалъ на стол? казармы, посреди рабочихъ и станцiонныхъ, ея прелестное, полное недавней жизни, безстыдно растянутое на стол?, окровавленное т?ло и маленькую, энергическую руку ея, какъ она лежала на труп? съ подогнутыми пальцами и осторожно, чопорно отодвинутымъ мизинцемъ; увидалъ закинутую назадъ голову и кроткое, жалкое въ своей уц?левшей красот? лицо, ясно, какъ словами, говорившее ему: «Ты раскаешься, ты раскаялся; но мн? жалко и тебя и себя. Но не воротишь…» И тотчасъ всл?дъ за этимъ онъ вспомнилъ ту минуту, когда съ этою же самой старухой матерью, теперь глядящею въ окно, онъ въ первый разъ встр?тилъ ее тоже въ вагон?. И онъ вид?лъ ее, какою она была тогда для него, неприступною, таинственною и прелестною, когда, оборотивъ на него свое незабвенное лицо, обвязанное б?лымъ оренбургскимъ платкомъ, она быстро пошла навстр?чу брату.

* № 195 (кор. № 123).

– Какъ хорошо въ л?су, – сказалъ Серг?й Иванычъ, отставая отъ другихъ и оставаясь съ братомъ. – Ну, что ты д?лаешь? – спросилъ онъ у брата.

– Да ничего особеннаго, какъ всегда, занимаюсь хозяйствомъ, – отв?чалъ Левинъ. – Что же ты, надолго? Мы тебя давно ждали.

– Нед?льку, дв?. Очень много д?ла въ Москв?. Что, ты такъ, какъ князь, смотришь на славянское д?ло? – сказалъ онъ, улыбаясь и возвышая голосъ.

И довольно было этихъ словъ, чтобы то не враждебное, но холодное отношенiе другъ къ другу, котораго Левинъ такъ хот?лъ изб?жать, опять установилось между братьями.

– А чтожъ князь? – сказалъ Левинъ, чувствуя, что ему неловко смотр?ть въ глаза брату.

– Да папа ужъ началъ спорить объ Сербахъ, – сказала Долли.

– Я не спорю, я говорю, что не понимаю, – сказалъ князь,[1828 - Зачеркнуто: – Князь говоритъ, что мы кричимъ, какъ лягушки передъ дождемъ, – все также спокойно улыбаясь, сказалъ Серг?й Иванычъ.– Н?тъ, я не про васъ, я про газеты, – сказалъ князь.] отставая и см?ющимися глазами глядя на Левина, очевидно ожидая отъ него поддержки. – Я вотъ очень радъ встр?титься съ вами, – продолжалъ онъ, обращаясь къ Серг?й Иванычу, – вы мн? объясните то, что я не понимаю.

– То есть что же вы не понимаете?

– Я вотъ у Константина спрашивалъ, но онъ не ум?лъ мн? растолковать, что такое братья Славяне и почему мы ихъ такъ страстно любимъ.

– Братья Славяне – это народы однаго съ нами происхожденiя, одной в?ры, находящiеся подъ властью Турокъ, – совершенно серьезно отв?чалъ Серг?й Иванычъ.

– Но отчего же мы до сихъ поръ никогда ничего не слыхали про нихъ, только въ географiи учили?

– А это оттого, что мы всегда знали вс? подробности о томъ, чего намъ не нужно знать. Мы знаемъ басковъ и ирландцевъ, а нуждъ своихъ братiй не знаемъ.

Серьезный и спокойный тонъ, съ которымъ отв?чалъ Серг?й Иванычъ, смутилъ князя. Онъ не находилъ бол?е м?ста для возраженiй и, главное, для шутки, которая въ его разговорахъ всегда бывала главнымъ орудiемъ.

– Да такъ, но отчего же мы такъ вдругъ вс? возгор?лись любовью? – сказалъ онъ.

– Оттого что узнали своихъ братьевъ и оттого что ихъ страданiя возбудили наше сочувствiе, – сказалъ Серг?й Иванычъ, взглянувъ на брата.

– То есть я думаю, – сказалъ Левинъ, которому было жалко смущеннаго князя, – что князь хочетъ сказать, что трудно предположить, чтобы мы вдругъ полюбили людей, которыхъ мы не знаемъ, и что тутъ есть много ненатурального.

– То есть почему же ты находишь, что ненатурально то, что народъ почувствовалъ свою кровную связь съ братьями и встрепенулся какъ одинъ челов?къ?

– Я жилъ за границей, читалъ русскiя газеты и думалъ, что въ самомъ д?л? вся Россiя съ ума сошла отъ любви къ Славянамъ, и очень огорчался, что я ничего не испытываю, но, прi?хавъ сюда, я успокоился. У насъ въ деревн? никакого н?тъ сочувствiя.

– Н?тъ, папа, какже н?тъ? А воскресенье въ церкви, – сказала Долли, прислушивавшаяся къ разговору.

* № 196 (рук. № 101).

Въ комнат? было прохладно, тихо. Въ далек?, въ саду, были слышны вскрики Доллиныхъ д?тей. Но Кити не хот?лось спать. Напротивъ, какъ большей частью съ ребенкомъ у груди, она чувствовала всю свою душу, и самыя ясныя, несомн?нныя чувства поднимались в ней.

«Разум?ется, онъ все понимаетъ, – думала она про него. – Вотъ именно все то, что понимаетъ, старается съ такимъ трудомъ понять теперь Костя. Да, гости! Я и рада, что они прi?хали, и боюсь за Костю», думала она.

Съ т?хъ поръ какъ она полюбила Левина, она узнала его – узнала всю его душу. И она полюбила ее, потому, что знала и вид?ла, что эта душа была хорошая. Но съ т?хъ поръ какъ она вышла за него, по м?р? того какъ она бол?е и бол?е сближалась съ нимъ, она бол?е и бол?е удивлялась на[1829 - Зачеркнуто: ту мучительную неясность] т? странныя черты, которыя были въ этой душ? и такъ противур?чили самой душ?. Почему то онъ не в?рилъ, говорилъ, что не можетъ в?рить, иногда съ какой то злобой и гордостью говорилъ, почему это невозможно ему. Но зач?мъ же онъ говорилъ про это, если это мучало его? И какже онъ могъ, бывши такимъ, какимъ онъ былъ, не в?рить? Во что же онъ в?рилъ? Вс? эти вопросы много разъ приходили ей, но она никогда не д?лала ихъ ему. Она считала себя до такой степени мало умной и образованной, что она не позволяла себ? ни съ к?мъ, т?мъ бол?е съ нимъ, котораго она считала такимъ умнымъ, говорить про это. Кром? того, ей говорило внутреннее чувство, что про это не надо говорить. «Про это надо молчать, – говорила она себ?. – Онъ такой же, какъ я, еще лучше, гораздо лучше меня. Стало быть, онъ христiанинъ. А если онъ говоритъ, что н?тъ, то это дурная привычка, желанье спорить. Но это пройдетъ, это не важно, – думала она, – т?мъ бол?е что въ посл?днее время, въ особенности посл? родовъ, онъ сталъ больше и больше изм?няться».

Это противур?чiе съ самимъ собою мучало его больше и больше. Онъ безпрестанно говорилъ съ нею (она знала, что говорить съ нею было для него тоже, что говорить съ самимъ собою) о томъ, почему онъ не можетъ в?рить, и о томъ, какъ это мучаетъ его, и даже говорилъ ей т? доводы, по которымъ онъ хочетъ заставить себя в?рить. Она не возражала ему, не подтверждала его и не противур?чила ему. Она изб?гала этихъ разговоровъ, но съ твердой ув?ренностью, что онъ придетъ къ ней, сл?дила за нимъ. Она вид?ла, что и въ Москв? и особенно первое время весны, когда они вернулись въ деревню, онъ былъ поглощенъ чтенiемъ и мыслями, которые занимали его и прежде, но теперь страстно занимали его. Она не могла понять путей, по которымъ ему нужно было читать философiю Шопенгауера, Вундта и сочиненiя Хомякова, но она вид?ла, что все это им?ло одну и ту же ц?ль, и страстно сл?дила за нимъ, хотя и поражала и огорчала его своимъ равнодушiемъ къ доводамъ, съ которыми онъ приходилъ къ ней. Она не понимала, къ чему ему нужно было знать, гд? сказано въ Евангелiи, что Богъ есть любовь, и почему ему казалось это столь важнымъ и почему потомъ онъ пересталъ говорить объ этомъ. Не понимала она тоже, почему онъ радовался, говоря ей, что матерьялисты – точно д?ти, которыя разрушаютъ то, ч?мъ живутъ. Что безъ в?ры нельзя жить ни минуты, а когда полонъ в?ры отцовъ, проникающей всю душу, тогда,[1830 - Здесь, очевидно, какой-то пропуск.] какъ д?ти, матерьялисты отвергаютъ все; какъ д?ти, ломаютъ, ув?ренные, что они всетаки будутъ од?ты и сыты. Почему эта и другая мысль о томъ, что стоитъ только направить умъ на что нибудь, и все разлетится въ прахъ, почему эти мысли казались имъ такъ важны и нужны. Она знала, зач?мъ онъ борется, но не знала съ ч?мъ. И всей душой сочувствовала его отчаянiю, но не могла помочь ему. Она вид?ла, что онъ въ эту весну былъ близокъ къ отчаянiю, и знала, что она сама счастлива и спокойна и что онъ можетъ быть столь же счастливъ и спокоенъ, какъ и она, но что привести его къ этому спокойствiю она не можетъ, а онъ долженъ притти самъ, и она ждала его. Это была задушевная мысль ея за это время. И теперь, съ ребенкомъ у груди, она стала думать объ этомъ. Не разстроилъ бы Серг?й Иванычъ и Котовасовъ матерьялистъ, какъ говорилъ Костя, его въ посл?днее время устанавливающагося спокойствiя.

Посл?днее время она вид?ла, что онъ уже переставалъ тревожиться и какъ будто въ тишин? вслушивался въ таинственные звуки. Еще вчера онъ ей только сказалъ мысль, бол?е вс?хъ другихъ понравившуюся ей. Онъ сказалъ:[1831 - Зачеркнуто: «Я понимаю, что челов?къ нелюбящiй можетъ быть нев?рующiй».] «ты знаешь, первое мое сомн?нiе въ своемъ нев?рiи было умирающiй братъ.[1832 - Зач.: Дмитрiй.] Николай прi?халъ ко мн?. На меня, отъ того что я любилъ его, нашелъ такой ужасъ передъ пошлостью жизни и что нельзя никуда подняться выше. Второй разъ отъ тебя, когда я передъ сватьбой гов?лъ. Мн? такъ хот?лось тогда, – тогда я сильно, ново любилъ, – такъ хот?лось им?ть общенiе не съ людьми, а выше, и вм?ст? съ т?мъ я пришелъ въ церковь и почувствовалъ, что я не выше, а ниже. И потомъ не столько твои роды, хотя я молился тогда, сколько когда я изъ Москвы у?халъ одинъ сюда и на меня ночью нашелъ ужасъ за тебя, за Митю, и я почувствовалъ, что я одинъ. Это ужасно. Отчего, когда я съ тобой, на меня не находитъ этотъ ужасъ? Отъ того, что съ тобою я в?рю съ помощью тебя. Но тутъ я былъ одинъ надъ пропастью».

Хотя Кити и не понимала, надъ какой пропастью онъ былъ, она по лицу его, выражавшему то страданiе, которое онъ испытывалъ, понимала его. Но бол?е всего она поняла его посл?днiя слова: «такъ что же наконецъ, – сказалъ онъ, – это подлость. Я не в?рю, говорю, что не в?рю, и не в?рю разсудкомъ, а придетъ б?да, я молюсь. Это подло».

Это она понимала и одобряла и вид?ла, что тотъ миръ в?ры, надежды и любви, въ которомъ она жила, не то что строится, но отчищается въ его душ? отъ всего засорившаго его. «Теперь, какъ бы онъ не сталъ спорить, и онъ бы не разстроилъ его, – думала она, – не задержалъ бы. А онъ, нев?рующiй, – думала она, – онъ, который всю жизнь только ищетъ, какъ бы быть лучше и выше, этаго ничего не ставитъ. Вся жизнь есть что: служить для брата, для сестры. Вс? эти мужики, которые сов?туются съ нимъ. И все это невольно, не думая объ этомъ и все тяготясь, что онъ ничего не д?лаетъ».

* № 197 (рук. № 101).

Несмотря на то, что, увидавъ нешуточную опасность для себя той праздной, исполненной однихъ разговоровъ жизни, которую другiе вели такъ безвредно, Левинъ посл? родовъ уже почти не вы?зжалъ изъ дома, онъ всетаки все время въ город? чувствовалъ себя не на м?ст? и какъ бы на станцiи или подъ наказанiемъ, живя только ожиданiемъ, когда это кончится.

Вернувшись же въ начал? Іюня въ деревню, онъ съ новымъ наслажденiемъ вернулся и къ согласiю съ самимъ собою и къ занятiямъ, которыя казались такъ незам?тны, но которыя занимали почти все его время, и занимали такъ, что [р?шенiе] каждого вопроса им?ло для него несомн?нную важность. Онъ чувствовалъ себя на своемъ м?ст? и спокойнымъ.

Хозяйство сельское, невольныя отношенiя съ мужиками и сос?дями, домашнее хозяйство, отношенiя съ женою, родными, забота о ребенк? наполняли и поглощали все его вниманiе и такъ наполняли его время, что онъ нетолько никогда не испытывалъ безпокойства о томъ, какъ онъ употребитъ время, но почти всегда не усп?валъ всего перед?лать и уже р?дко, р?дко д?лалъ что нибудь для удовольствiя и забылъ думать о своей книг?, которая теперь уже была отнесена къ удовольствiямъ.

Хозяйство его, со времени женитьбы все бол?е и бол?е принимавшее другое направленiе, теперь совершенно изм?нилось. Вс? прежнiя начинанiя хозяйственныя, им?ющiя общiя ц?ли, понемногу оставлялись и теперь были совершенно оставлены. Общiе планы[1833 - В подлиннике: Общаго плана] въ хозяйств?, какiе у него бывали прежде, тоже были оставлены: онъ не держался ни старыхъ прiемовъ, утверждая, какъ прежде, что они самыя ц?лесообразные, ни исключительно научныхъ, новыхъ Европейскихъ, но кое гд? вводилъ машины и Европейскiя усовершенствованiя, кое гд? держался старины, не им?я никакой предвзятой мысли. Прежде, при каждомъ представлявшемся хозяйственномъ вопрос?, онъ св?рялся съ своей теорiей и бывалъ въ сомн?нiи, какъ поступить, теперь же, хотя у него не было никакой теорiи, у него никогда не было сомн?нiй. Онъ, руководствуясь только личной выгодой и сов?стью, твердо зналъ, что надо и что не надо д?лать. Такъ, дальнiя земли, которыя были въ общемъ артельномъ влад?нiи, онъ, хотя и противъ теорiи, зная, что такъ надо, отдалъ въ наймы. Ближнiя земли, несмотря на продолжавшiйся убытокъ, онъ пахалъ самъ и продолжалъ навозить и жал?ть. За порубки л?совъ онъ строго пресл?довалъ мужиковъ, и сов?сть его не упрекала; за потравы онъ, къ огорченiю прикащика, всегда отпускалъ загнанную скотину. Постоялый дворъ и питейный домъ онъ уничтожилъ, хотя это было выгодно, только потому, что это ему было почему то непрiятно; въ кабалу мужиковъ брать онъ никогда не соглашался. За водку брать работать онъ не позволялъ прикащику, но устройство новаго рода барщины, при которомъ мужики обязывались за изв?стную плату работать, изв?стное число мужиковъ п?шихъ и конныхъ и бабьихъ дней, за которое его называли ретроградомъ, онъ считалъ хорошимъ. На школу, на больницу онъ не давалъ ни копейки, но взаймы, и часто теряя свои деньги, онъ давалъ мужикамъ, считая съ нихъ 5 процентовъ. Непаханная земля, неубранный клочекъ с?на возбуждали въ немъ досаду, и онъ выговаривалъ прикащику, но по посадк? л?са на 80 десятинахъ не косилъ траву и не пускалъ скотину, чтобы не испортить саженцовъ, и не жал?лъ этой пропажи.

* № 198 (рук. № 103).

Еще посл? этаго, когда въ Москв? прошли слухи о самоубiйств? Анны и Левинъ по?халъ на ту станцiю и увидалъ ея изуродованное т?ло и прелестное мертвое лицо и тутъ же увидалъ шатающагося Вронскаго съ завороченной панталоной безъ шапки, какъ его повели вонъ изъ казармы, на Левина нашло[1834 - Зачеркнуто: страшное] чувство ужаса за себя. «Организмъ разрушенъ, и ничего не осталось, – подумалъ онъ. – Но почему же онъ разрушенъ? Вс? части ц?лы, сила никуда не перешла. Куда же она д?лась?» началъ думать онъ. И вдругъ, взглянувъ на прелестное въ смерти лицо Анны, онъ зарыдалъ надъ своей жалкостью съ своими мыслями передъ этой тайной, безъ разр?шенiя которой нельзя жить. И съ этой минуты мысли, занимавшiя его, стали еще требовательн?е и поглотили его всего. Всю эту весну онъ былъ не свой челов?къ и пережилъ ужасныя минуты. Онъ сталъ читать философскiя книги, но ч?мъ больше онъ читалъ, т?мъ невозможн?е для него представлялась жизнь. Онъ, счастливый семьянинъ и счастливый, здоровый челов?къ, былъ н?сколько разъ такъ близокъ къ самоубiйству, что онъ спряталъ снурокъ, чтобы не пов?ситься на немъ, и боялся ходить одинъ съ ружьемъ, чтобы не застр?литься. «Въ в?чности по времени, въ безконечности матерiи и пространства выд?ляется пузырекъ организмъ. Я пузырекъ, подержится и лопнетъ.[1835 - Зачеркнуто: зач?мъ же жить? Нельзя жить и надо убить себя.] И другаго ничего н?тъ и не можетъ быть. А и это неправда, мучительная неправда. И такъ нельзя жить».

Но, видно, была какая то другая правда въ душ? Левина, потому что онъ жилъ и зналъ, какъ и зач?мъ жить. И только изр?дка, иногда слаб?е, иногда сильн?е, эти настроенiя находили на него. Но мысли эти никогда не покидали его въ посл?днее время. Онъ и читалъ и самъ придумывалъ опроверженiя матерiалистовъ, и опроверженiя были несомн?нны и сильны, но это не помогало, опроверженiя ничего не давали. Онъ и читалъ Шопенгауэра, подставляя на м?сто его воли любовь, и одно время эта новая философiя ут?шала его, но потомъ онъ увид?лъ, что это были только мысли, а не знанiе, не в?ра, что это была тоже кисейная, негр?ющая одежда. И онъ не переставая искалъ. Ученiе Хомякова о Церкви, «возлюбимъ другъ друга, да единомыслимъ и единоиспов?мъ», поразило его сначала, но полемика, исключительность Церкви опять оттолкнула его. Хотя и легче было, онъ понималъ, пов?рить въ существующую Церковь, им?ющую во глав? Бога и заключающую весь сводъ в?рованiй людей, и отъ нея уже принять в?рованiе въ Бога, творенiе, паденiе, Христа, ч?мъ начинать съ далекаго, таинственнаго Бога, творенiя и т.д., но онъ не могъ в?рить и въ Церковь.

Мысли и вопросы эти не покидали его ни на часъ.

«Подло наконецъ, – говорилъ онъ себ?, – молиться въ минуты горя и отвергать потомъ». Разговаривая съ женой, съ Долли, съ няней, глядя на сына, въ разговорахъ съ прикащикомъ, съ мужиками онъ думалъ о томъ и находилъ указанiя на занимавшiе его вопросы.