Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Ей подали записку: «Я не могу изм?нить своего об?щанiя провести день у maman; вечеромъ я буду». Не снимая шляпы, она[1758 - Зачеркнуто: долго] сид?ла въ гостиной съ этой запиской въ рукахъ, когда вошла Аннушка и напомнила:

– Неугодно ли снять шляпу и переод?ться? Да вотъ письмо отъ Степана Аркадьича, принесъ кучеръ.

– Аннушка, что мн? д?лать?[1759 - Зач.: вдругъ сказала ей ея барыня]

Анна взяла письмо и, какъ наказанное дитя, съ изогнутымъ отъ готовыхъ рыданiй ртомъ,[1760 - Зач.: взглянула на нее. – Аннушка, я пропала, – сказала она и, закрывъ лицо, зарыдала.] сид?ла неподвижно.

– Чтожъ объ этомъ такъ сокрушаться, матушка? – сказала Аннушка,[1761 - Зач.: удерживая слезы и снимая шляпу.– Аннушка, онъ меня [не] любитъ, онъ изм?няетъ, онъ обманываетъ меня, я на его содержанiи....] какъ будто понимая.

Анна вскочила.

– Ступай,[1762 - Зач.: пошла прочь,] уйди, уйди.

[1763 - Зач.: И Анна, чувствуя еще новое униженiе – состраданiе горничной, которое она вызывала, осушила слезы, переод?лась и съ сдвинутыми бровями пошла къ себ? въ комнату.«Н?тъ, я отомщу, – думала она, – я ненавижу его, и онъ увидитъ, что со мной нельзя шутить. Я убью его. Н?тъ, я себя убью, и чтобъ онъ зналъ, что онъ убилъ. Пускай онъ живетъ съ ней и пускай онъ будетъ счастливъ посл? этаго. Да, но онъ будетъ счастливъ. Н?тъ, пускай онъ думаетъ обо мн?. – Она остановилась. – Да, какъ онъ любилъ меня». Она гляд?ла на письменный столъ и представляла себ? его прежнюю любовь и увидала письмо съ надписью почерка Алекс?я Александровича. Она взяла его]Аннушка вышла.

«Да, что мн? д?лать? Что мн? д?лать? Когда это было, что все было такъ ясно? Давно. Н?тъ, нынче». Она взглянула на письмо. «Что мн? читать! Что мн? за д?ло! Да, но Стива говоритъ, что Алекс?й Александровичъ согласенъ на разводъ. Можетъ быть, и точно я не была права! Зач?мъ я отказалась, зач?мъ я мучала его? Можетъ быть, возможно еще. Смириться, помириться, выйти замужъ, у?хать!»

И вдругъ она ясно поняла на мгновенье, что все то, что ей представлялось, есть выдумки ревности. «Можетъ быть, онъ любитъ еще? Да, но какже онъ не понялъ, какъ я мучаюсь, и не прi?халъ? Какъ же онъ обманывалъ меня, не сказалъ, что былъ у Кити? Н?тъ, все кончено. Да и меня нельзя любить. Грабе напомнилъ мн?, что я стара. И все, что было во мн?, онъ взялъ. Онъ гордится, онъ хвасталъ мною, и теперь я не нужна ему. Н?тъ, я ненавижу его. Н?тъ, все кончено. Но что же д?лать? Что д?лать? Я пропала».

Чтобы спасти себя отъ злобы и отчаянiя, которыя душили ее, чтобы развлечься, она распечатала письмо Алекс?я Александровича и стала читать.[1764 - Рядом на полях написано: зоветъ къ себ? мужъ] «Но письмо сейчасъ прочтется, и тогда д?лать нечего». Она позвонила.

– Скажи, чтобы лошадей не отпрягали. Мн? надо ?хать. Или, если они устали, чтобы запрягли другихъ, разгонныхъ. Мн? надо ?хать.

Она хот?ла ?хать къ Долли.[1765 - Зачеркнуто: или къ старой княжн?] Когда лакей ушелъ, она стала читать письмо знакомаго, четкаго почерка Алекс?я Александровича. Только что она прочла первыя строки – «съ разныхъ сторонъ я слышу намеки и даже выраженные упреки въ томъ, что я отказывалъ въ развод?», только что она прочла эти строки, она, какъ живаго, увидала передъ собой Алекс?я Александровича съ его голубыми, кроткими глазами, съ его напухшими синими жилами и звуками его интонацiй и треска пальцевъ. Она читала дальше: «Еще прошлаго года я передалъ вамъ, что, потерявъ столь многое въ томъ несчастiи, которое разлучило меня съ вами, потерять еще немногое – свое уваженiе къ самому себ?, пройти черезъ унизительныя подробности развода я могу и согласенъ, если это нужно для вашего счастья. И тогда вы передали мн?, что не хотите этаго. Если р?шенiе ваше изм?нилось, потрудитесь меня о томъ ув?домить. Какъ ни тяжело это для меня будетъ, я исполню ваше желанiе, т?мъ бол?е что т?, которые говорили мн? теперь объ этомъ предмет?, выставляли причину, вполн? заслуживающую вниманiя, – именно то, что будущiе д?ти ваши при настоящемъ порядк? вещей должны незаконно носить мое имя или быть лишены имени. Какъ ни мало я им?ю надежды на то, чтобы вы обратили вниманiе на т? слова, которыми я нам?ренъ заключить это письмо, я считаю своимъ долгомъ сказать вамъ ихъ и прошу васъ в?рить, что они сказаны искренно и вызваны[1766 - Зач.: той любовью] воспоминанiемъ т?хъ чувствъ, которыя я им?лъ къ вамъ. Никогда не бываетъ поздно для раскаянiя. Если бы, что весьма возможно съ вашей любовью къ правд? и природной честностью, чтобы вы уб?дились, что жизнь, которую вы избрали, не удовлетворяетъ и не можетъ удовлетворить васъ, и вы почему нибудь захот?ли вернуться ко мн?, къ прежней жизни, похоронивъ все прошедшее, я приму васъ съ ребенкомъ вашимъ, котораго я люблю, и никогда, ни однимъ словомъ не напомню вамъ прошлаго и буду д?лать все отъ меня зависящее, чтобы сд?лать ваше счастье. Прощенiе, которое я отъ всей души далъ вамъ во время вашей бол?зни, я никогда не бралъ и не беру назадъ. Я считаю своимъ долгомъ написать это теперь, такъ какъ отъ вашего отв?та будетъ завис?ть разводъ и вступленiе ваше въ новый, по моему мн?нiю, незаконный бракъ, и тогда ужъ соединенiе ваше со мною было бы невозможно. Въ ожиданiи вашего отв?та остаюсь Вашъ покорный слуга А. Каренинъ».

Читая это письмо, съ Анной случилось странное: она читала письмо и понимала его, но въ голов? сд?лался туманъ. Она чувствовала, что толпится рой мыслей, но ни одну она не могла сознать ясно. Въ сердц? же была тревога тоже неопред?ленная. И то и другое было страшно и требовало отъ нея движенья. Она пошла, посп?шно переод?лась и, когда ей сказали, что лошади поданы, посп?шно с?ла и вел?ла ?хать къ Облонскимъ. Но только что она с?ла въ коляску и по?хала, въ голов? ея вдругъ стало все такъ ясно, какъ никогда не было. Она вновь въ воображенiи читала письмо, понимая не только каждое написанное слово, но понимая вс? т? слова, изъ которыхъ выбиралъ Алекс?й Александровичъ, когда писалъ письмо, понимая весь ходъ его мыслей, такъ, какъ никогда не понимала, какъ будто она сама писала это письмо, какъ будто душа его была обнажена передъ нею, и ей даже страшно д?лалось.[1767 - Зачеркнуто: И вм?ст? съ т?мъ она не переставая думала о Вронскомъ, перебирая въ своемъ воображенiи вс? сказанныя имъ слова, значенiе каждаго слова, и душа Вронскаго была также обнажена передъ нею, и при этомъ холодномъ, пронзительномъ св?т? она вид?ла и въ его душ? и въ своей по отношенiю къ нему теперь въ первый разъ то, что она никогда не видала прежде.] Она понимала, что онъ над?ется на ея возвращенiе и желаетъ его потому, что она физически нужна для него, но что вм?ст? съ т?мъ онъ это свое чувство од?валъ въ христiанское прощенiе, и она понимала, что онъ былъ не виноватъ и что физическое чувство привычки и христiанское прощенiе были искренни. Она понимала и то, что онъ д?йствительно любилъ не свою дочь Лили именно потому, что ея рожденiе было связано съ счастливымъ и высокимъ для него чувствомъ умиленiя и что онъ любилъ Лили потому самому, почему она не любила ее: ея рожденiе было связано для нея самой съ воспоминанiемъ зла, которое она сд?лала ему. Она все понимала это теперь, вс? закоулки его и своей души, и это пониманiе не размягчило ее: напротивъ, она вид?ла все это и многое другое въ холодномъ и жестокомъ, пронзительномъ св?т?. Мысли ея, какъ будто пользуясь этимъ вдругъ сд?лавшимся св?томъ, съ необычайной быстротой переносились съ одного предмета на другой.[1768 - Зач.: Вошелъ лакей и доложилъ, что кучеръ Филиппъ сказалъ, что с?рые не устали и что если прикажутъ подавать, то лошади не отложены еще.– Хорошо, вели подавать.– Кушать дома изволите?– Н?тъ, – сказала Анна.] Она взглянула на лошадей, и, зам?тивъ, что кучеръ не переложилъ разгонныхъ, она перенесла ту же проницающую ясность мысли на мгновенiе на Филиппа, лошадей и лакея. «Филиппу не хот?лось трудиться закладывать, а онъ знаетъ, какъ и вс? въ дом?, что у ней несогласiе, и отъ этаго онъ позволяетъ себ?. Онъ знаетъ, какъ Алекс?й Кириллычъ жал?етъ с?рыхъ. А потомъ онъ скажетъ, что я вел?ла. Ну, да теперь все равно. И Петръ лакей пришелъ самъ доложить, чтобы посмотр?ть, что я д?лаю. Онъ видитъ по своему, что я въ гор?.[1769 - Зачеркнуто: Онъ радъ этому, потому что воскресенье нынче, и они пойдутъ въ гости.] И разум?ется, ему не объ чемъ печалиться. Всякiй д?лаетъ свою постель. И моя жестка. И точно также не виноватъ Вронской».[1770 - Зач.: Она пошла къ себ? въ комнату перем?нить воротнички и бантики и не переставая думала. Она думала теперь о Вронскомъ, о главномъ] И точно также душа Вронского теперь была совершенно обнажена передъ нею, и при этомъ холодномъ, пронзительномъ св?т? она въ его душ? и въ своей въ отношенiи къ нему въ первый разъ [видала] то, чего она никогда не видала прежде: «честолюбiе, сказалъ Грабе. Разум?ется, blood will tell.[1771 - [у него это в крови.]] Какъ его отецъ, какъ его братъ, это главная его длинная, не короткая, вспыхивающая и потухающая, но на всю жизнь страсть. Она лежала въ немъ, готовая распуститься, когда мы встр?тились».

Она безжалостно вспоминала его слова, выраженiе лица въ первое время ихъ связи. «Да, въ немъ было торжество честолюбиваго усп?ха. Разум?ется, была любовь, – больше, ч?мъ тщеславiе усп?ха, но большая доля была гордость усп?ха. Теперь это прошло. Гордиться неч?мъ. Не гордиться, а стыдиться. Онъ что то считаетъ себя осрамленнымъ своимъ отказомъ отъ по?здки въ Ташкентъ. Онъ хмурится и красн?етъ и никогда не говоритъ про это. Чтожъ ему осталось? Не быть безчестнымъ въ отношенiи меня. Онъ и старается. Онъ проговорился третьяго дня – онъ хочетъ развода и женитьбы, чтобъ сжечь свои корабли. Онъ любитъ меня; это неправда, что онъ разлюбилъ. Но the zest of the thing is gone.[1772 - [острота миновала.]] Я дразню себя, выдумываю Машу (воспитанницу), Кити. Онъ былъ вчера и не усп?лъ сказать мн?. В?рно, такъ. Мн? и спрашивать нечего. Онъ честный, онъ хорошiй челов?къ, и онъ любитъ. Но какъ?[1773 - Зачеркнуто: – А, готово? Ну, такъ дай зонтикъ и перчатки. Об?дать не буду.Она направилась къ двери, продолжая думать. Встр?тивъ гувернантку, она зам?тила ея новое платье и зеленый бантикъ и поняла, что она вчера шила, и подумала о томъ, зач?мъ некрасивы д?вушки, и что Богъ, видно, за т?мъ ихъ сд?лалъ, чтобы они помогали красивымъ, и, взглянувъ на Лили, поняла, какой она должна представляться ей, – такой же, какъ ей самой въ д?тств? представлялась мать въ кружевной косынк? на конц? большого стола въ именины. Она с?ла въ коляску и вел?ла ?хать къ Облонскимъ и подняла опущенную нить своихъ мыслей о своихъ отношенiяхъ съ Вронскимъ.] Это ?детъ женихъ съ нев?стой – купцы, – подумала она, встр?тивъ карету. – Да, онъ любитъ, но какъ? Такъ, какъ я люблю Лили. Она дочь, надо любить, я знаю, но я не люблю ее. Если бы она умерла, мн? было бы все равно. А если бы я умерла, все равно ли ему было бы? Н?тъ, онъ бы былъ въ отчаянiи, но черезъ 3 дня былъ бы радъ, не признаваясь себ?».

Это было не предположенiе, но она ясно вид?ла это въ томъ пронзительномъ, безъ р?шетки, св?т?, который открывалъ ей все. Она знала это в?рно, и это не огорчило ее. Она продолжала думать. «Онъ любитъ такъ, что если бы Алекс?й Александровичъ любилъ меня въ половину также, то я никогда бы не изм?нила ему, но тотъ не могъ, не ум?лъ любить; онъ выучился отъ другихъ, по своему высокому образованiю, какъ любить женщинъ. Главное же то, что я не люблю его. A мн? мало любви Вронскаго, такой, какая она теперь, потому что я люблю его. Моя любовь все д?лается страстн?е и себялюбив?е, а его все гаснетъ и гаснетъ, и вотъ отчего мы расходимся. И помочь этому нельзя. У меня все въ немъ одномъ, и я требую, чтобы онъ весь больше и больше отдавался мн?. Мы именно шли на встр?чу до связи, а потомъ неудержимо расходились больше и больше. Изм?нить этаго нельзя. Онъ говоритъ мн?, что я безсмысленно ревнива, и я говорила себ?, что я безсмысленно ревнива. Но это неправда; я чувствую в?рн?е, ч?мъ думаю; я вижу, что мы погибаемъ, и хватаюсь за него. Если бъ онъ могъ быть семьяниномъ; если бы я могла быть ч?мъ нибудь кром? любовницы, страстно любящей одн? его ласки, но я не могу и не хочу быть нич?мъ другимъ. И я возбуждаю въ немъ отвращенiе, а онъ во мн? злобу и б?шенство ревности, и это не можетъ быть иначе. Но… – она открыла ротъ и перем?стилась въ коляск? отъ волненiя, возбужденнаго въ ней пришедшей ей вдругъ мыслью. Отчего же н?тъ? Если съ нимъ жизнь не возможна, отчегожъ мн? не вернуться къ Алекс?ю Александровичу? Счастья. Не то что счастье, но жизнь будетъ несчастная, жалкая, но безъ злобы, безъ этаго яда, который душитъ меня, – сказала она себ?. – Я вхожу въ Петербургскiй домъ на Мойк?, Алекс?й Александровичъ встр?чаетъ меня, – вид?ла она въ воображенiи уже сцену своего возвращенiя. – И онъ, съ ув?реностью, что онъ деликатенъ, что онъ скрылъ весь стыдъ моего униженiя принимаетъ и невольно (жалкiй челов?къ) оскорбляетъ меня каждымъ словомъ, каждымъ движенiемъ. Но я пропала все равно. Отчего жъ мн? не перенести униженья? Я заслужила ихъ. Я перенесу. Это пройдетъ. Но вотъ онъ приходитъ въ халат?, съ своей улыбкой, игнорирующiй все прошедшее, на т? минуты, когда я нужна ему, хрустятъ его пальцы, добротой св?тится искуственный взглядъ голубыхъ глазъ. Н?тъ, это невозможно».

Коляска остановилась у подъ?зда Степана Аркадьича. Лакей позвонилъ, и Анна рада была, узнавъ, что Дарьи Александровны давно н?тъ въ город?, а Степанъ Аркадьичъ вы?хали. Н?тъ, даже и Долли не могла помочь. И ей надо самой д?лать свою постель и спать на ней.

Въ тотъ короткiй промежутокъ, который она простояла у подъ?зда, она обдумала всю Долли, со вс?ми подробностями ея характера, и перебрала вс? воспоминанiя съ нею. «Она любитъ теперь немного свое положенiе. То, что ей нужно, у ней есть – д?ти. A положенiе заброшенной, несчастной жены, трудящейся для семьи, есть ореолъ, который она не пром?няетъ даже за то, чтобы не быть несчастной, заброшенной женой. И она и любила меня и завидовала мн?, когда была въ Воздвиженскомъ, и радовалась случаю показать мн? свою благодарность и прочность дружбы. А какая дружба, когда 5 д?тей и свои интересы! Вс? мы заброшены на этотъ св?тъ зач?мъ то, каждый для себя, съ своими страданiями и запутанностью душевной и съ смертью, и вс? мы притворяемся, что мы любимъ, в?римъ».

– Куда? – переспросила она вопросъ лакея. – Да домой.

Анн? теперь ничего и никого не нужно было. Ей хот?лось только, чтобы ее не развлекали, пока не потухъ этотъ пронзительный св?тъ, осв?щавшiй и объяснявшiй ей все, что было такъ запутано прежде. «Потухнетъ, и опять останусь въ темнот?. – Она опять подняла главную уроненную нить мысли. – Но возвратиться къ Алекс?ю Александровичу невозможно; не отъ униженiя, а оттого, что посл? Вронскаго. Я физически ненавижу его. Такъ что же? – И воображенiю ей представилась ея первая жизнь въ Воздвиженскомъ и свиданiя въ Петербург?. – В?дь это было».

На этихъ мысляхъ ее застала остановка у крыльца своего дома. Она вышла. Но какъ только она вошла въ комнату и прекратилось движенiе экипажа, св?тъ потухъ, она не могла ужъ ясно вид?ть всего. Она чувствовала, что не справедливо то, что она думала теперь, но она всетаки думала.

«Да, в?дь это было, – думала она о прошедшемъ съ Вронскимъ. – Отчего этому не быть опять? В?дь Алекс?й Александровичъ пишетъ, что онъ дастъ разводъ. Посл?днее, что мучало Вронскаго, уничтожается. Мы женаты, наши д?ти – Вронскiе. Мы живемъ въ деревн?. Мои оранжереи и акварiумы. Вечеромъ его глаза, его руки… Н?тъ, н?тъ все это безумiе ревности… Я должна опомниться. Я должна примириться. Онъ будетъ счастливъ, узнавъ про это письмо. Мать его желала этаго. И она хорошая женщина. Я ей скажу, я ему скажу».

Св?тъ, проницающiй все, потухъ. Она не вид?ла, не понимала ничего и не думала, а чувствовала только его, того, котораго она любила.[1774 - Зачеркнуто: Коляска подъ?хала къ дому.– Н?тъ, я не выйду. Ты сл?зай, Петръ, – сказала она лакею. – А ты, Филиппъ, по?зжай на Нижегородскую дорогу. В?дь въ 9 часовъ отходитъ по?здъ.– Такъ точно съ.– По?зжай шагомъ, мы усп?емъ.] И опять вм?ст? съ этимъ чувствомъ, поднималось въ ней навожденiе ревности и злобы, и опять захватывало дыханье, и въ голов? толпились не разобранныя, неясныя мысли.

«Да, надобно ?хать скор?е», – сказала она себ?, еще не зная, куда ?хать. Но ей хот?лось опять той ясности мысли, которую вызывали въ ней качка и движенiе экипажа: «Да, надо ?хать къ старой Графин? на дачу. В?дь Алекс?й (Вронской) говорилъ мн?, что она будетъ рада меня вид?ть, только сама не можетъ прi?хать. Да, надо прямо ?хать къ ней».

Она[1775 - Зачеркнуто: позвонила Аннушку и вел?ла пересмотр?ть] посмотр?ла въ газетахъ росписанiе по?здовъ. Вечернiй отходитъ въ 8 часовъ, 2 минуты. «Да я посп?ю». Она позвонила Аннушку, вел?ла заложить теперь ужъ разгонныхъ. И взяла свой любимый красный м?шочекъ съ бронзовыми пряжками и вм?ст? съ Аннушкой, объяснивъ ей, что она, можетъ быть, останется ночевать у Графини, уложила всю чистую перем?ну б?лья и съ раздраженiемъ, что съ ней р?дко бывало, сд?лала Аннушк? выговоръ за то, что она не положила чистые чулки, и сама съ досадой достала эти чулки и положила и, что было ея самый строгiй выговоръ, сказала: «я сама сд?лаю, если ты не хочешь сд?лать», и сама уложила, застегнула пряжки и сложила пледъ.[1776 - Зач.: Петру она вел?ла оставаться. Черезъ полчаса она вышла и, уложивъ въ ноги м?шочекъ и закрывшись пледомъ,] Об?дъ стоялъ на стол?, но она подошла, понюхала хл?бъ, сыръ и, уб?дившись, что запахъ всего съ?стнаго ей противенъ, она сказала, что не будетъ об?дать, и вел?ла подавать коляску. Домъ уже бросалъ т?нь черезъ всю улицу и былъ ясный, еще жаркiй на солнц? вечеръ. Петръ положилъ м?шочекъ въ ноги, закрылъ ей ноги пледомъ.

– Мн? тебя не нужно, Петръ. Если хочешь, оставайся.

– А какъ же билетъ?

– Ну по?демъ, правда. А то мн? сов?стно, я тебя замучала.

Петръ весело, какъ бы награжденный годовымъ жалованьемъ, вскочилъ на козлы и, подбоченившись, приказалъ ?хать на вокзалъ, какъ любятъ называть лакеи.

«Вотъ онъ опять. Опять все ясно», с улыбкой радости сказала себ? Анна, какъ только коляска тронулась, и направила свой электрическiй св?тъ на то, куда она ?хала и что будетъ тамъ съ матерью и съ нимъ. При яркомъ св?т? она тотчасъ же увидала, что старая Графиня тутъ посторонняя, что про нее и думать нечего, а вопросъ только въ немъ. Возможно ли все изм?нить, выдти за него замужъ и быть ему и ей счастливой? «Н?тъ и н?тъ», отв?тила она себ? спокойно, безъ грусти. Радость вид?ть всю правду заслонила горе того, что она открывала. Н?тъ, невозможно; в?дь это уже р?шено, мы расходимся, и я д?лаю его несчастiе, и перед?лать ни его, ни меня нельзя. Вс? мы брошены на св?тъ зач?мъ то, чтобы мучаться и самимъ д?лать свои мученiя и не въ силахъ быть изм?нить ихъ». И она перебирала всю жизнь, и все ей грубо, просто и ясно было, и, какъ ни мрачно все было, ясность, съ которой она вид?ла свою и вс?хъ людей жизнь, радовала ее. «Такъ и я, и Петръ, соскакивающiй съ козелъ, и этотъ артельщикъ съ бляхой, – думала она, когда уже подъ?хала къ низкому строенiю Нижегородской станцiи. – Зач?мъ они живутъ, о чемъ они стараются? Сами не знаютъ».

– Прикажете до Обираловки? – сказалъ Петръ.

Она хот?ла было сказать, что не нужно. Но если не ?хать на дачу къ Графин?, надо домой ?хать. И также трудно. И потомъ, разв? не все равно?

– Да, – сказала она ему, подавая кошелекъ съ деньгами и м?шочекъ, и, развернувъ пледъ, вышла за нимъ.

Какъ только она ступила на землю, выйдя изъ коляски, эта ясность мысли, осв?щавшая ей все, опять исчезла. Опять она думала о томъ, какъ она прi?детъ къ Графин?, о томъ, что она скажетъ ему и какъ жизнь ихъ еще можетъ хорошо устроиться. Она с?ла на зв?здообразный диванъ по середи комнаты и, опустивъ свое закрытое вуалемъ лицо, ждала. Раздался звонокъ. Какiе то мущины, молодые и шумные, торопливые, развязные и вм?ст? внимательные къ тому впечатл?нiю, которое они производятъ, прошли черезъ залу. Петръ въ пелерин? прошелъ проводить до вагона. Шумные мущины затихли, когда она проходила мимо ихъ по платформ?, и одинъ что то шепнулъ о ней другому. Она поднялась на высокую ступеньку и с?ла одна въ куп? на пружинный грязно б?лый диванъ. М?шокъ, вздрогнувъ на пружинахъ, улегся, и кондукторъ захлопнулъ дверь и щеколду. Дама въ шляпк? и д?вочка см?ясь проб?жали внизу. «У Катерины Андреевны, все у нея», прокричала д?вочка. Потомъ все затихло, и на Анну нашелъ ужасъ. Она вскочила и бросилась къ двери, чтобы выскочить, но кондукторъ отворялъ дверь, впуская мужа съ женой – в?рно, пом?щиковъ.

– Вамъ выйти угодно?

Анна не отв?тила. Кондукторъ и входившiе не зам?тили подъ вуалью ужаса на ея лиц?. Она вернулась въ свой уголокъ и с?ла. Чета с?ла съ противоположной стороны [и] съ трудомъ, изъ учтивости, удерживались отъ желанiя огляд?ть ея кружева и платье и вообще выказывавшее принадлежность къ высшему, что они, св?ту. Мужъ спросилъ, позволитъ ли она курить? Она сказала «да» и рада была, что въ вагон? была не одна. Ужасъ ея прошелъ, но тотъ же туманъ былъ въ голов?, какъ и дома, какъ и при выход? изъ коляски. Мужъ съ женой говорили по французски о томъ, что имъ не нужно было говорить, – для нея. 2-й звонокъ, шумъ, крикъ, см?хъ, продвиженье багажа, 3-й звонокъ, свистокъ, визгъ паровика, рванула ц?пь, и покатился мимо смотритель въ красной шапк?, дама въ лиловой шляпк?, мужикъ въ ситцевой рубах? и уголъ станцiи, и плавно, масляно зазвучали по рельсамъ колеса, и чуть выкатились вагоны на св?тъ, какъ Анна опять почувствовала присутствiе св?та и опять стала думать: «Да, на чемъ я остановилась? Что жизнь наша невозможна, потому что мы идемъ въ разныя стороны, и поправить д?ло не можетъ ничто. Да и поправлять чувство нельзя. Прежде я говорила себ?, что все спасла бы смерть Алекс?я Александровича, потомъ и этаго не нужно стало, и я говорила себ?, да, я помню, когда св?ча потухла, что моя смерть развязала бы все. Но теперь я вижу, что зач?мъ же мн? развязывать ихъ. Ихъ н?тъ для меня. Я одна есть. И я запутана, я гадка, жалка самой себ?».

– Какой ты эгоистъ однако, – сказала по французски дама, особенно грасируя, потому что она думала, что это особенно хорошо. – Ты только для себя, стало быть, хочешь удобства.

И эти слова какъ будто отв?тили на мысль Анны. «Да, только для себя, – сказала она себ?, – потому что я только себя чувствую». И вм?ст? съ т?мъ она, глядя на краснощекаго мужа и жену, поняла, что жена считаетъ себя непонятой женщиной, бол?зненной, а мужъ обманываетъ ее и поддерживаетъ въ ней это мн?нiе о себ?. Она какъ будто вид?ла ихъ исторiю и вс? закоулки ихъ души, перенеся св?тъ на нихъ. «Да, только для себя. Но я, живая и просящая у него, какъ милости, любви, я противна; но я умершая, сама умершая по своей вол?, потому что я поняла ложь своего положенiя и не хочу въ ней быть, я прекрасна, я жалка. И надо умереть по своей вол?, – совершенно спокойно продолжала она думать. – Св?ч? потухнуть, и отчего же ее не потушить, когда смотр?ть больше нечего, когда гадко смотр?ть на все это? Зач?мъ этотъ кондукторъ проб?жалъ по жердочк?? Зач?мъ они кричатъ, эти молодые люди, въ томъ вагон?? Зач?мъ эти все говорятъ? Все неправда, все ложь, все обманъ. Но какъ?»

Когда по?здъ подошелъ къ станцiи, Анна вышла и подошла къ Начальнику станцiи.

– Далеко въ им?нiя Вронской?

– Близко съ. Вамъ туда угодно? Экипажъ есть. Петровъ, посмотри, есть коляска? Графъ Вронской тутъ сейчасъ были; они опоздали на по?здъ въ Москву. Сейчасъ будетъ коляска.

– Благодарю васъ.

Анна вышла на платформу въ то время, какъ по?здъ отходилъ дальше. Опять у ней все спуталось въ голов?, и она смутно помнила посл?днюю мысль, на которой она остановилась: «Какъ?» Она, къ удивленiю сторожа, прошла платформу впередъ и стала возвращаться. Вдругъ затряслась платформа. Анн? показалось, что она ?детъ опять. Опять все осв?тилось; подходилъ товарный по?здъ. Она быстрымъ, легкимъ шагомъ подошла къ краю платформы, прошла локомотивъ. Машинистъ въ куртк? посмотр?лъ на нее. Большое колесо ворочало рычагомъ. Она вспомнила первую встр?чу съ Вронскимъ и смерть раздавленнаго челов?ка. Она смотр?ла подъ рельсы. «Туда, и св?ча потухнетъ, и я прекрасна и жалка».

Первый вагонъ прошелъ, второй только сталъ подходить. Она перекрестилась, нагнулась и упала на кол?ни и поперекъ рельсовъ. Мужичекъ что то д?лалъ въ жел?з?, приговаривая. Она хот?ла вскочить, но св?ча, при которой она читала книгу, исполненную тревогъ, счастья, горя, св?ча затрещала, стемн?ла, стала меркнуть, вспыхнула, но темно, и потухла.

* № 186 (рук. № 100).

«Н?тъ, я безсмысленно раздражительна, – сказала она себ?. – Этаго не будетъ больше. Сейчасъ же я примирюсь съ нимъ». Она над?ла халатъ и хот?ла идти къ нему, когда услыхала его приближающiеся шаги. Но какъ только она услыхала его шаги, она уже почувствовала торжество поб?ды и удержала свое чувство. Когда же она увидала его искательный взглядъ, она объяснила себ? это т?мъ, что онъ былъ виноватъ, а виноватъ онъ могъ быть только т?мъ, что онъ не любилъ уже ее, а любилъ другую. И, опять похолод?въ къ нему сердцемъ, она с?ла у туалета, какъ бы занятая укладыванiемъ своихъ колецъ и какъ бы не желая зам?тить его.

Вронской, уйдя отъ Анны, ходилъ взадъ и впередъ по своей комнат?, стараясь утишить свой гн?въ на нее. Жизнь съ ней становилась адомъ. Она д?лала все, чтобы отравить его жизнь. Она злоупотребляла силою своей слабости. Она знала, что онъ, лишившiй ее общественнаго положенiя, не броситъ ее, но она злоупотребляла этимъ. Уже давно онъ понялъ все то, что онъ потерялъ этою связью, и готовъ былъ перенести многое; но отдать всю свою свободу, покориться женщин? онъ не могъ. Она злоупотребляла той властью, которую она въ минуты н?жности им?ла надъ нимъ. Но она не довольствовалась этимъ. Въ посл?днее время она стала угрожать ч?мъ то. Вчера она сказала, что раздоръ между ними страшенъ для меня. Эта неопред?ленная угроза была такое орудiе, которымъ она могла взять его въ рабство, если онъ только поддастся ему. «Но я не поддамся этой угроз?, – думалъ онъ, – я сд?лаю все для нея, потому что я чувствую, что я обязанъ не оставить ее, и потому что я люблю ее. Разум?ется, я люблю ее. Она не можетъ понять того различiя любви, когда она была ц?ль моей жизни, и теперь, когда она соединена со мною, и ц?ли у меня другiя. Ей тяжело, она одинока, она больна. И о чемъ мы спорили? Ну, я готовъ ?хать посл? завтра. Покорюсь, она оц?нитъ это». И въ этомъ расположенiи онъ вошелъ къ ней.

Она сид?ла, перебирая кольца, и не оглянулась на него, но по лицу ея онъ вид?лъ, что она страдаетъ, и былъ радъ тому, что она чувствуетъ свою вину.

* № 187 (рук. № 100).

Вронской стоялъ у коляски, въ которой сид?ла св?женькая, вся въ веснушкахъ миловидная д?вушка, передававшая ему свертокъ чего то (это была воспитанница Графини Вронской), и, улыбаясь, говорилъ съ ней что то.