Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

При томъ[394 - Зач.: обман? и] насилiи, которому они подвергались, арестанты считали съ своей стороны не только законными, но похвальными всякiе обманы и насилiя. Они знаютъ, что начальники обираютъ деньги, принадлежащiе имъ, отнимаютъ пожертвованное, заставляютъ на себя работать, крадутъ на одежд?, на пищ?, на дровахъ, на лекарствахъ, моря ссылаемыхъ холодомъ, дурной пищей, непосильной работой. Они все это знаютъ и считаютъ, что такъ и должно быть, и потому считаютъ, что имъ должно, по м?р? силъ поступать также. Особенно же жестоки они бываютъ потому, что они постоянно находятся въ опасности жизни. А въ такомъ положенiи люди неизб?жно совершаютъ жестокiе поступки. Челов?къ самый нравственный и деликатный, когда горитъ или тонетъ, наступитъ на горло другому. Арестантъ же всякiй почти всегда на краю смерти. И потому среди арестантовъ по преданiю уже давно установился духъ развратнаго стоицизма и цинизма, вызывающiй ихъ на поступки, для людей, находящихся вн? этой среды, кажущiеся ужасными. Вотъ это началъ понимать Нехлюдовъ, и это открыло ему многое.

ХСІV.

Главное же, что понялъ Нехлюдовъ, было то, что та страшная жестокость, съ которой обращались съ этими людьми, жестокость, вызываемая т?мъ положенiемъ, въ которое поставлены были тюремщики, и выражающаяся, главное, въ лишенiи этихъ людей свободы, не могла проходить даромъ, не оставивъ на подвергшихся ей людяхъ страшнаго нравственнаго сл?да. Это понялъ Нехлюдовъ въ особенности посл? разсказовъ своихъ новыхъ знакомыхъ политическихъ, съ которыми онъ за время пути особенно сблизился. Въ особенности поразилъ его разсказъ одной политической, Ранцевой, 40 л?тней женщины, матери семейства, о томъ, какъ она была взята и посажена въ одиночную тюрьму; какъ вдругъ изъ обычныхъ условiй челов?ческихъ отношенiй съ людьми, посл? сношенiй съ д?тьми, мужемъ, прислугой, знакомыми, лавочниками, извощиками вдругъ она очутилась въ рукахъ существъ въ мундирахъ, вооруженныхъ, им?ющихъ подобiе челов?ческаго образа, но въ отношенiяхъ съ нею не им?вшихъ ничего челов?ческаго: не отв?чавшихъ на ея вопросы, требовавшихъ отъ нея покорности и приведшихъ въ темный вонючiй коридоръ, въ молчаливый каменный гробъ, въ который ее заперли, давая ей пищу, поддерживая для чего то ея ужасную жизнь. Когда она услыхала эти запирающiяся двери, замки и удаляющiеся шаги, и воцарилась тишина, и часовой, челов?къ, лишенный всего челов?ческаго, не отв?чая на ея отчаянныя мольбы, ходилъ съ ружьемъ и молча смотр?лъ на нее, она почувствовала, кром? грусти о лишенiи жизни, кром? горя о разлук? съ д?тьми, про которыхъ ей жутко было вопоминать зд?сь, кром? страха за то, что будетъ, кром? отчаянiя отъ своего безсилiя и безвыходности своего положенiя, она почувствовала еще какой то страшный нравственный ударъ, переворотившiй все ея миросозерцанiе.

– Я не то что возненавид?ла весь мiръ, людей, а стала равнодушна къ нему, перестала в?рить въ добро людей, перестала в?рить въ людей, въ Бога. И не отъ того, что меня оторвали отъ семьи, д?тей, – можетъ быть, кому то нужно было сд?лать это, потому что у меня были прокламацiи, которыя я взяла къ себ?, чтобы спасти друзей, не то, что со мной сд?лали, разув?рило меня въ людяхъ и въ Бог?, а то, что есть такiя учрежденiя, какъ жандармы, полицейскiе, которые могутъ оторвать мать отъ плачущихъ д?тей и, не отв?чая ей, сид?ть съ усами и въ мундир? и съ спокойными лицами везти ее въ тюрьму, что есть тюремщики, спокойно принимающiе ее, записывающiе и отправляющiе ее въ одиночную тюрьму, и что есть эта тюрьма, измазанная, почти разваливающаяся, такъ она стара, и такъ нужна, и такъ много въ ней перебывало народа. Это, главное, сразило меня, – разсказывала она.

– И если бы это д?лалось все машинами, это не такъ бы под?йствовало на меня, а то живые люди, люди, которые все знаютъ, знаютъ, какъ матери любятъ д?тей, какъ вс? любятъ свободу, солнце, воздухъ. Меня больше всего тогда сразило то, – разсказывала она, – что смотритель, покуда меня записывали въ контор?, предложилъ мн? курить. Стало быть, онъ знаетъ, какъ любятъ люди курить, знаетъ, стало быть, и какъ любятъ матери д?тей и д?ти мать, и всетаки онъ повелъ меня, мать, отъ моихъ д?тей въ свой подвалъ и заперъ подъ замокъ, и хот?лъ чай пить съ своей женой и своими д?тьми. Этого я не могла перенести и свихнулась.

На этой, особенно чуткой и ум?вшей сознавать свои чувства, Нехлюдовъ съ особенной ясностью понялъ то, что происходило во вс?хъ заключенныхъ, наказываемыхъ. Вс? почти разочаровались или, скор?е, теряли в?ру, иногда безсознательную, въ людей и Бога. Люди, в?ровавшiе въ добро людей и въ Бога, переставали в?рить въ нихъ; люди, ни во что не в?ровавшiе, не задававшiе себ? вопроса о людяхъ и Бог?, начинали в?рить въ зло людей и зло, управляющее мiромъ. На политическихъ, которые вс?, хоть н?которое время, содержались въ одиночныхъ тюрьмахъ, это было особенно зам?тно. Вс? они, какъ говорила и Ранцева, или почти вс? были люди свихнувшiеся. Это могло быть незам?тно сначала, но ни для кого не могло пройти безсл?дно, не оставивъ глубокихъ нравственныхъ сл?довъ жестокости заключенiя (въ особенности сильное страданiе производили новыя усовершенствованныя, отвратительныя по своей жестокости тюрьмы). Вс? были подломлены: кто составилъ себ? мистическую свою теорiю, кто усвоилъ чужую, кто составилъ невозможный проэктъ уничтоженiя существующаго строя, кто просто сталъ пить, кто въ большей или меньшей степени подпалъ манiи величiя. Тоже самое происходило и не съ политическими, а съ уголовными (на политическихъ, какъ на людяхъ, привыкшихъ анализировать свои чувства, это было зам?тн?е). Вс? они, побывавши въ острогахъ, были люди надломленные, нравственно погубленные. «И д?йствительно, не могло же пройти безнаказанно такое нарушенiе вс?хъ законовъ божескихъ и челов?ческихъ, которое совершалось надъ людьми, называемыми преступниками», думалъ Нехлюдовъ.

XCV.

Но и кром? уясненiя причинъ нравственнаго состоянiя преступниковъ, общенiе во время пути съ политическими, вм?ст? съ которыми шла Маслова, открыло Нехлюдову очень многое. Прежде всего онъ, узнавъ ихъ ближе, совершенно освободился отъ того чувства брезгливаго недоброжелательства, которое им?лъ къ нимъ, научился уважать высокiя свойства и полюбилъ многихъ изъ нихъ. Общей имъ вс?мъ чертой было, кром? той надломленности, которая зам?тна во вс?хъ, большое самомн?нiе, и не то чтобы они каждый себ? приписывали особенное значенiе (и это было, но въ обыкновенныхъ разм?рахъ), но они страшно, въ 1000 разъ, преувеличивали значенiе своихъ д?лъ и самихъ себя какъ членовъ партiи. Они приписывали себ?, своему д?лу то самое значенiе, которое, – они чувствовали по т?мъ м?рамъ, которыя принимались противъ нихъ, – приписывало имъ правительство. Имъ казалось, что вс? подразд?ленiя ихъ взглядовъ и ученiй им?ютъ большое значенiе для судьбы всего народа. Они употребляли наименованiя: Народовольцы, черный перед?лъ, учредительный комитетъ, дезорганизацiонная группа, секцiя и подсекцiя такая то, съ полной ув?ренностью, что вс? знаютъ, а если не знаютъ, то должны знать все, что означалось этими словами. Имъ казалось, что, несмотря на то, что сидятъ теперь въ тюрьм?, д?ло идетъ и будетъ итти въ томъ самомъ направленiи, въ которое они его поставили. Другая, общая имъ вс?мъ черта было – высокiя, предъявляемыя къ себ? требованiя нравственности, согласiя жизни съ уб?жденiями, безкорыстiя, правдивости, воздержности и готовности къ самопожертвованiю. Въ особенности въ этомъ отношенiи поражали его женщины. Такова была и В?ра Ефремовна, и Ранцева, и Марья Павловна, и хорошенькая, называвшаяся «птичкой», шедшая съ ними Богомилова. Кром? того, женщины поразили[395 - Зачеркнуто: Нехлюдова н?которые своей распущенностью, a н?которые, напротивъ, своей] его еще, не смотря на свою вольность, обыкновенной, естественной, простой ц?ломудренностью, прим?ровъ которой онъ не вид?лъ и которая поэтому особенно поражала его.

Маслова съ начала пути по этапу жила съ ними, и они полюбили ее.

И Нехлюдову казалось, что и въ ней происходила большая перем?на подъ влiянiемъ общенiя съ этими совершенно новыми для нея людьми.

Нехлюдовъ видался теперь съ нею вм?ст? съ другими и зам?чалъ, что въ ней перестало быть прежнее враждебное отношенiе къ нему и что она была проста и часто весела и особенно привязалась къ Марь? Павловн?, во всемъ подчиняясь ей.

Изъ мущинъ Нехлюдовъ сблизился особенно съ Набатовымъ, всегда бодрымъ, веселымъ, твердымъ и самоотверженнымъ челов?комъ, проведшимъ половину взрослой жизни въ тюрьм?, очень уважалъ твердаго, умнаго и мрачного Еврея Вильгельсмона и жал?лъ всей душой милаго умирающаго чахоткой

Страница рукописи третьей редакции „Воскресения“.

Размер подлинника

юношу Семенова.[396 - Зачеркнуто: Были еще три челов?ка мущинъ въ ихъ компанiи: Башмаковъ, Крузе и Ивановъ. Этихъ Нехлюдовъ не любилъ.] Былъ еще красивый Линдеманъ, про котораго никакъ нельзя было понять, зач?мъ онъ попалъ къ революцiонерамъ, – такой онъ былъ легкомысленный, мелочно тщеславный и недалекiй челов?къ. Былъ еще рабочiй Кондрашевъ, зам?чательно умный, съ широко разставлениыми, всегда внимательными глазами, и[397 - Зач.: два брата маленькiе Новодворовы,] маленькiй силачъ Новодворовъ, самый образованный изъ вс?хъ, естественникъ и философъ.

Такъ что вс?хъ ихъ въ этой партiи было политическихъ 4 женщины, 5-я Маслова, и 5 мущинъ. Полная «кадриль», какъ всегда шутя говорилъ Набатовъ.

Какъ и везд?, гд? вм?ст? живутъ женщины и мущины, а т?мъ бол?е, когда они живутъ такъ т?сно между собою, какъ живутъ заключенные, и въ особенности посл? того, какъ большинство изъ нихъ только что вырвалось изъ одиночнаго заключенiя, между этими людьми происходили сложные романы.

Романы, происходившiе тутъ, были сл?дующiе; Новодворовъ, пользовавшiйся всеобщимъ уваженiемъ, былъ мужемъ В?ры Ефремовны, но потомъ, какъ это среди нихъ считалось позволеннымъ и естественнымъ, будучи сосланъ врозь отъ нея въ Архангельскiй край, сошелся тамъ съ д?вушкой, которая стала его другой женой. В?ра Ефремовна осталась безъ мужа и сошлась съ Набатовымъ. Теперь же вс? мущины, кром? Вильгельмсона и Кондрашева, были влюблены въ «птичку». Семеновъ считался ея признаннымъ любовникомъ. Любовь эта была платоническая, но Набатовъ также былъ зад?тъ прелестью птички, и В?ра Ефремовна страшно ревновала, хотя вс?ми силами скрывала свою ревность, потому что ревность признавалась низкой страстью. Новодворовъ же, любимый и всегда усп?вающiй у женщинъ, былъ любимъ Богомиловой, но старался не выказать этого, чтобы не огорчить вс?ми любимаго и больнаго Семенова.

Марья Павловна, несмотря на свою красоту и привлекательность, была такъ неприступна, что, несмотря на то, что вс? мущины любили ее, даже и рабочiй Кондрашевъ, немножко больше и иначе, ч?мъ они любили другъ друга, вс? ожидали отъ нея украшенiя общей ихъ жизни, но никто не ожидалъ отъ нея любви. Ранцева, несмотря на то, что была еще привлекательна какъ женщина, думала только о своемъ муж?, который долженъ былъ прi?хать къ ней, и была также свободна отъ любви, какъ и Марья Павловна. Въ это общество попала и Маслова. Сначала ее дичились, въ особенности изъ за Нехлюдова, который во вс?хъ возбуждалъ недов?рiе, но скоро полюбили ее и его. По отношенiю къ ней, именно потому что знали ея прошедшее, вс? мущины держались особенно осторожно, чтобы не оскорбить ее, и первое время она не вызвала новыхъ романическихъ осложнений, но на вторую нед?лю обозначилось особенное отношенiе Вильгельмсона къ Масловой, которое вс?хъ удивило сначала, но потомъ не могло не быть принято какъ совершившiйся фактъ. Вильгельмсонъ, д?вственникъ, врагъ женщинъ, былъ влюбленъ и не скрывалъ этого.

Примирило его съ этими людьми въ особенности то, что онъ не нашелъ въ нихъ ничего того кровожаднаго, жестокаго, которое онъ предполагалъ въ нихъ посл? вс?хъ убiйствъ, предшествовавшихъ 1-му Марта и посл? самаго 1-го Марта.

Правда, въ теорiи среди нихъ было признано, что иногда можетъ встр?титься необходимость убiйства, но вс? они,[398 - Зачеркнуто: большинство, по крайней [м?р?],] зa исключенiемъ добродушн?йшаго Новодворова и В?ры Ефремовны, считали это ужасной необходимостью и говорили, что ни за что не примутъ участiя въ такомъ д?л?. Такъ что въ общемъ они не только не были кровожадны, но, напротивъ, очень кроткiе люди. Упрекъ самоув?ренности, желанiя перестроить по своему общество, который Нехлюдовъ прежде д?лалъ имъ, тоже, онъ призналъ теперь, былъ несправедливъ. Лучшiе изъ нихъ, большинство ихъ, особенно женщины, такова была Марья Павловна, были движимы не желанiемъ что либо изм?нить и устроить, но только однимъ сознанiемъ несправедливости, жестокости правительства, мучающаго, запирающаго, в?шающаго, и желанiемъ стать на сторону страдающихъ, помогать имъ и, если нельзя, то по крайней м?р? страдать вм?ст? съ ними. Это былъ главный мотивъ, и Нехлюдовъ не могъ не сочувствовать ему. Онъ самъ хот?лъ теперь того же. Особенно памятенъ былъ Нехлюдову одинъ вечеръ на этап?, который онъ весь провелъ, благодаря разр?шенiю офицера, съ политическими и на которомъ онъ, во 1-хъ, понялъ вполн? жестокость политическихъ и, во 2-хъ, уб?дился, что въ Масловой произошелъ тотъ переворотъ, котораго онъ желалъ и на который не см?лъ над?яться.

** № 109 (кор. № 27).

Странно сказать, самые тяжело наказанные изъ нихъ ничего другаго не им?ли въ виду, какъ только распространенiе въ народ? ясныхъ и здоровыхъ понятiй объ его, народа, положенiи. Мечта ихъ, и то самыхъ опасныхъ по понятiю правительства – Новодворова и Кондрашева, состояла въ томъ, чтобы составить народную партiю. О томъ же, какъ эта народная партiя изм?нитъ существующiй порядокъ, постоянно происходили споры. Одни утверждали, что это сд?лается черезъ представительство – это были самые ум?ренные, другiе, что это сд?лается само собой, вс?мъ народомъ, когда онъ будетъ просв?щенъ и освобожденъ, третьи, какъ Набатовъ и В?ра Ефремовна, утверждали, что для этаго, главное, нужно разрушить теперешнее устройство, а для того есть только средство: терроръ, т. е. убiйство самыхъ вредныхъ правительственныхъ лицъ. Хотя н?которые и не согласились съ т?мъ, что разрушенiе существующаго порядка можетъ быть достигнуто убiйствами, какъ 1-ое Марта, вс?, кром? одной Марьи Павловны и Вильгельмсона, отрицавшихъ всякое убiйство, признавали убiйство шефовъ жандармовъ, царей, генераловъ, губернаторовъ необходимымъ и законнымъ, точно также, какъ признавалось правительственными лицами необходимымъ и законнымъ не только убiйство на войн?, но и убiйство – пов?шенiе, разстр?лянiе – вс?хъ враговъ правительства. Вс? эти люди находились въ открытой постоянной войн? съ правительствомъ, и не изъ мести, хотя, посл? ужасныхъ жестокостей, производимыхъ надъ ними, въ нихъ могло бы возникнуть чувство мести, но только потому, что, если они убивали, то они д?лали необходимое д?ло, выкупаемое страшной опасностью, которой подвергался д?лающiй, и потому д?ло хорошее, достойное восхваленiя и уваженiя установившимся среди нихъ общественнымъ мн?нiемъ, въ которомъ жестокость убiйства совершенно была скрыта и незам?тна, какъ она была скрыта и незам?тна для солдатъ на войн?, только гораздо бол?е скрыта, потому что мотивы были выше – благо народа, рискъ былъ больше, и лица, подлежащiя убiйству, были нав?рное дурные и д?лали дурное уже по тому м?сту, которое они занимали.

Такъ что въ общемъ это были нетолько не кровожадные, но, напротивъ, очень кроткiе люди. Вс? они были движимы не только не желанiемъ зла кому бы то ни было, но только однимъ желанiемъ служенiя народу и сознанiемъ несправедливости, жестокости правительства къ этому угнетенному народу. Главный мотивъ былъ желанiе перейти на сторону страдающихъ, помогать имъ и, если нельзя, то по крайней м?р? страдать вм?ст? съ ними. Это былъ главный мотивъ и Марьи Павловны, и Набатова, и Семенова, и Нехлюдовъ не могъ не сочувствовать имъ, особенно съ т?хъ поръ, какъ онъ узналъ весь тотъ ужасъ зла, которое совершилось на его глазахъ надъ арестантами, и узналъ внутреннюю жизнь этихъ людей, политическихъ, и все то море страданiй, которое пережили они, ихъ погибшiе друзья, ихъ жены, братья, сестры, матери. По т?мъ политическимъ, которыхъ и про которыхъ онъ узналъ въ этомъ путешествии, онъ понялъ теперь, почему такъ старательно препятствуютъ общенiю людей съ воли съ политическими. Нехлюдовъ уб?дился, что это были несомн?нно лучшiе люди, какъ бы нарочно отбираемые еще со скамей учебныхъ и потомъ на первыхъ шагахъ общественной д?ятельности и отчасти уничтожаемые, отчасти развращаемые, хотя и иначе, ч?мъ уголовные, но развращаемые, загубляемые неволей. Зач?мъ это? Зач?мъ отбирают лучшихъ людей и губятъ и оставляютъ худшихъ? Зач?мъ?

* № 110 (кор. № 27).

ХСVІІІ.

Было 5 часовъ вечера, когда Нехлюдовъ пришелъ въ пом?щенiе политическихъ. Пом?щенiе это состояло изъ двухъ камеръ, одна мужская, другая женская. Об? были открыты, и вс? собрались въ женской.

Въ узкой, аршинъ 8 ширины и 12 длины камер?, съ двумя окнами съ жел?зными р?шетками, были въ два ряда нары и между нарами пустое пространство въ два аршина.[399 - Зачеркнуто: Въ этомъ пустомъ пространств? стоялъ столь, на стол? стояла лампа съ однимъ стекломъ.] Передъ лампой и чашками на ящик? сид?ла Ранцева. Проходить на другую сторону стола можно было только черезъ нары.

На одной сторон? наръ къ углу лежалъ больной Семеновъ на подушк? и прикрытый пледомъ. Нехлюдовъ былъ пораженъ перем?ной къ худшему, происшедшей въ немъ. Въ середин? этой стороны наръ была настлана газетная бумага и на ней чайникъ, чашки, стаканы и ложка. По сю сторону лежала Марья Павловна ничкомъ, вытянувъ ноги съ толстыми икрами въ шерстяныхъ чулкахъ, которые она над?ла сухiе, снявъ размокшiе и сушившiеся и испускавшiе паръ у печки ботинки.

В?ра Ефремовна сид?ла на другой сторон? наръ съ ногами и курила.

Маслова въ б?лой кофт?, простоволосая и вся красная, разв?шивала мокрое платье.[400 - Зач.: Ранцева, какъ старшая, естественно и привычно сидя передъ самоваромъ, перемывала и перетирала чашки.] Вильгельмсонъ раздувалъ печку, сидя на корточкахъ передъ заслонкой.[401 - Зач.: и, какъ только вошелъ Нехлюдовъ, взглянулъ на Маслову, и Маслова отв?тила ему взглядомъ.] Новодворовъ въ красной рубах? сид?лъ противъ В?ры Ефремовны и набивалъ папиросы, безпрестанно взглядывая на красивую молодую фигуру миловидной Богомиловой, разчесывавшей свои до плечъ почти не заплетенные черные вьющiеся волосы. Набатовъ въ короткомъ полушубк? вошелъ всл?дъ за Нехлюдовымъ съ большимъ чайникомъ горячей воды и, такъ какъ проходить на другую сторону можно было только черезъ нары, перел?зъ черезъ ноги Марьи Павловны, лежавшiя на дорог?, и поставилъ чайникъ.

– Ну, заливайте, а я молока добуду. Гд? у насъ бутылки? Здравствуйте, проходите, проходите въ нашъ монплезиръ, – обратился онъ къ Нехлюдову и тотчасъ же опять отворилъ дверь въ камеру къ уголовнымъ.

Комната[402 - Зач.: осв?щалась лампой безъ втораго стекла.] была вся полна парами отъ горячей воды и отъ мокрыхъ вещей и табачнымъ дымомъ. Изъ сос?дней камеры слышались несмолкаемый гулъ арестантовъ съ подъигрыванiемъ ц?пей, разнообразившiеся взрывами крика или хохота.

– Вотъ онъ пришелъ, – сказала В?ра Ефремовна, всегда такъ въ третьемъ лиц? любившая называть Нехлюдова. – Пол?зайте, тутъ у окна просторно.

Новодворовъ и Вильгельмсонъ ласково, какъ съ старымъ знакомымъ, поздоровавшись съ Нехлюдовымъ, продолжали каждый свое занятiе.

– Что вы такая красная? – сказалъ Нехлюдовъ Масловой.

– Да в?дь он? всю дорогу п?шкомъ шли, вотъ еще малаго несли, – сказала В?ра Ефремовна, указывая на сидящаго ребенка въ углу, котораго сначала не зам?тилъ Нехлюдовъ.

– Измокли. Маша такъ совс?мъ свалилась, – сказала Ранцева, указывая на неподвижныя ноги Марьи Павловны.[403 - Зачеркнуто: Ранцева, перебиваемая В?рой Ефремовной, вставлявшей свои слова, разсказала весь эпизодъ съ Петькой и о томъ, что Марья Павловна и Катя остались съ партiей уголовныхъ, неся всю дорогу мальчика.]

– Да я вид?лъ, какъ обогналъ, что он? шли п?шкомъ. Я думалъ – на время.

– Н?тъ, это ц?лая исторiя. Тотъ былъ скверный офицеръ, а этотъ хуже.

– А я думалъ, что онъ лучше т?хъ, – сказалъ Нехлюдовъ.

– Ахъ, ужасный господинъ. Представьте себ?. Вывели арестантовъ. Мы ничего не знали. Слышимъ крикъ и плачъ. Оказывается, это арестантъ Петръ – знаете, у котораго жена въ Тюмени умерла, – несъ всю дорогу своего мальчишку. Оказывается, вдругъ вздумалось над?ть на вс?хъ наручники. Онъ сталъ просить. Тотъ заоралъ и вел?лъ мальчика взять. Тогда арестанты заступились. Офицеръ взб?сился и началъ колотить ч?мъ попало. Говорятъ, одному ребро сломали, оставили на томъ этап?. Ну, тутъ наша сердобольная Маша явилась на выручку и взяла мальчика, и он? вм?ст? съ Катей несли его все время съ партiей.

– Что же, и вы бы отдохнули, – сказалъ Нехлюдовъ Масловой.

– Н?тъ, мн? не хочется, – сказала она, веселыми глазами глядя на Нехлюдова.

– Не хочется, а сама дрожитъ, – сказала Богомилова, – ступай Катя, гр?йся. Я разв?шу.

Но Катя продолжала свое д?ло, и только, какъ всегда, по лицу ея проб?жало то выраженiе не то недоброжелательства, не то серьезности, которое проявлялось всегда при Нехлюдов?, но и это недоброжелательное выраженiе, какъ будто невольное, тотчасъ же изчезло и зам?нилось ласковой улыбкой, и такой простой и спокойной, какой еще не видалъ Нехлюдовъ. Онъ теперь, посл? нед?ли, въ первый разъ увидалъ ее.[404 - Зач.: Новодворовъ кончилъ набивку папиросъ, сложилъ книгу и подс?лъ къ чаю.]

Вильгельмсонъ[405 - Зачеркнуто: тоже всталъ, чтобы поздороваться, и чуть не опрокинулъ самоваръ.] всталъ отъ печки и пол?зъ черезъ нары за бумагой. Шагая по нарамъ, онъ смахнулъ листъ съ табакомъ и разсыпалъ его и потомъ зац?пился за ноги Марьи Павловны и чуть не упалъ. Вс? расхохотались.

– Экiй неуклюжiй,[406 - Зач.: Всегда что нибудь зад?нетъ.] – сказала Ранцева.[407 - Зач.: И опять Нехлюдовъ зам?тилъ, что Вильгельмсонъ обратился не къ Ранцевой, не къ Нехлюдову, а взглянулъ на Маслову, и Маслова ласково улыбнулась ему.]

– Кто неуклюжiй? А, Женя?[408 - Зач.: Вотъ какъ! Вс? работаютъ, только я сплю.] послышался голосъ Марьи Павловны, и ноги подобрались, и она встала, протирая свои добрые бараньи глаза и добродушно-весело улыбаясь.

– Вот какъ хорошо. И вы тутъ, – обратилась она къ Нехлюдову.[409 - Зач.: – Устроились съ конвойнымъ? – спросила она о Масловой.– Да, устроился.– Ну и прекрасно. Н?тъ, я не хочу, не хочу, – заторопилась она, отказываясь отъ чая, котораго не могло достать на вс?хъ, и не было стакановъ.]