Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг.

То обстоятельство, что въ разумномъ сознанiи являются перерывы и прекращенiя, происходящiя отъ вн?шнихъ причинъ, столь же мало доказываетъ то, что она есть произведете вн?шнихъ причинъ, какъ и то, что груша, выросшая на дерев?, есть произведете земли подъ ея кореньями.

И чтобы вывести понятiе груши изъ земли, необходимо надо придумать сложную ми?ологiю происхожденiя органическаго изъ неорганическаго, въ которомъ ничего не будетъ реальнаго, то самое, что д?лаетъ наука, стараясь показать возможность происхожденiя органическаго изъ неорганическаго и разумнаго изъ животнаго.

Разсужденiе о томъ, что нарушенiе законовъ животнаго существованiя нарушаетъ и жизнь, доказываетъ только то, что существованiе животнаго можетъ продолжаться безъ жизни, такъ же какъ и существованiе вещества можетъ продолжаться безъ существованiя животнаго и что мы разсматриваемъ не жизнь, а сопутствующiя ей обстоятельства. Точно такъ же какъ, разсуждая о томъ, что перенесете земли изъ подъ корней груши въ другое м?сто нарушило бы ростъ груши, доказываетъ только, что земля можетъ быть и безъ груши, и что мы разсматриваемъ не грушу, а землю.

Грушу мы разум?ли какъ растенiе, плодъ, произрастающiй при изв?стныхъ условiяхъ; такъ же и жизнь мы разсматриваемъ какъ разумное сознанiе, являющееся при изв?стныхъ условiяхъ, и груша остается груша, и разумная жизнь остается жизнью, несмотря на ложныя разсужденiя людей, толкующихъ объ земл? для опред?ленiя груши и о существованiи животнаго для опред?ленiя жизни. Жизнь ни своя, ни чужая, никакая жизнь не мыслима безъ разумнаго сознанiя, управляющаго матерiяльными условiями, т?ми самыми условiями, которымъ подчинено животное существованiе. Такъ какъ же можетъ опред?ленiе условiй животнаго существованiя опред?лять жизнь, которая состоитъ въ управленiи ими?

И въ себ? и въ другихъ существахъ мы понимаемъ жизнь только какъ подчиненiе закону, который находится въ насъ и составляетъ нашу жизнь.

Не только въ людяхъ, но даже животныхъ мы такъ понимаемъ жизнь. Въ себ? мы признаемъ жизнь только до т?хъ поръ, пока въ насъ есть возможность управлять своимъ животнымъ: какъ только мы въ бреду или спимъ, мы не сознаемъ себя живыми, и н?тъ для насъ никакой жизни и вн? насъ. Точно также жизнь въ другихъ людяхъ мы признали только до т?хъ поръ, пока признаемъ за ними возможность подчиненiя животнаго разумному сознанiю.

Если лишенный д?йствiя вс?хъ своихъ членовъ челов?къ въ состоянiи подчинить свое животное своему разуму, мы признаемъ челов?ка вполн? живымъ и относимся къ нему какъ къ живому; но если челов?къ находится въ простомъ или гюпнотическомъ сн?, въ бреду, въ агонiи, въ б?шенств? и д?лаетъ самыя сильныя и быстрыя движенiя, мы не относимся къ нему, какъ къ живому. Признаемъ живымъ только потому, что предполагаемъ невозможность того подчиненiя, которое въ себ? сознали признакомъ нашей жизни.

«Въ животномъ, а не въ разумномъ сознанiи, отв?чаютъ люди нашего времени. То въ чемъ одномъ мы въ себ? знаемъ жизнь, то, въ чемъ мы въ другихъ знаемъ жизнь, тотъ единственный признакъ, по которому мы признаемъ жизнь не въ себ? и въ другихъ, то, что властвуетъ надъ животною личностью, все это иллюзiя, a д?йствительно есть то, чего мы не могли бы знать, если бы у насъ не было этой иллюзiи. – Того мы не видимъ, а это видимъ», говорятъ они. В?дь это все равно, что если бы челов?къ признавалъ иллюзiей самаго себя, а только т?нъ, которую онъ можетъ вид?ть, признавалъ бы действительно существующей.

Онъ бы не говорилъ, что на т?ни повторяются т? движенiя, которыя я д?лаю, а говорилъ бы, что я повторяю т? движенiя, которыя д?лаетъ т?нь и то сознанiе д?лаемыхъ ими движенiй называлъ бы иллюзiей.

Заблужденiе это удивительно, т?мъ бол?е, что оно касается самаго важнаго для челов?ка предмета, его жизни; но оно и происходитъ только отъ того, что оно касается этаго самаго важнаго предмета. Заблужденiе это въ той же своей сложной, квази-научной форм?, въ которой оно представляется намъ, в?дь есть ничто иное, какъ посл?днiй, отчаянный и безумный крикъ животной личности, побораемой выросшимъ въ немъ разумнымъ сознанiемъ. Это муки родовъ и безумное сопротивленiе тому, что должно совершиться. Разсужденiе это безумно, но оно не можетъ быть инымъ, потому что это есть только крики отчаянiя погибающей въ борьб? животной личности.

Но мало этаго: челов?къ убиваетъ себя. Люди, непризнающiе жизнь разумнаго сознанiя, а въ животной личности, какъ н?что вполне понятное, говорятъ: челов?къ убилъ себя. Если бы они д?йствительно признавали разумное сознанiе челов?ка иллюзiей, они бы никогда не решились сказать такiя безсмысленныя, по ихъ взгляду на человека слова. Сказать, челов?къ, животная личность убилъ себя, все равно, что сказать: стаканъ самъ разбилъ себя. Животное не можетъ убить себя, какъ стаканъ не можетъ себя разбить. Т? животныя, которыя убиваютъ себя въ борьбе съ другими, только погибаютъ въ борьб?, при чемъ смерть происходить безсознательно, отъ неправильнаго д?йствiя ихъ органа, противъ самихъ себя. И убиваютъ себя не они сами, a т? очевидныя, матерiальныя условiя, въ которыя они поставлены.

Но челов?къ безъ всякой борьбы съ вн?шнимъ мiромъ, безъ всякихъ видимыхъ матерiальныхъ причинъ убиваетъ себя только всл?дствiи внутренней, известной каждому челов?ку неудовлетворенности разумнаго я. Я – животное, хочетъ жить, но разумное я не удовлетворено, и разумное я велитъ животному я, полному жизни и требованiй личности, убить самаго себя. И животное я покоряется и со страхомъ, и съ ужасомъ беретъ ножъ, пистолетъ, петлю, и д?лаетъ то, что прямо противоречить его закону жизни животной личности – убиваетъ себя.

Самоубiйство и сознанiе возможности самоубiйства самымъ грубымъ, но очевиднымъ образомъ, исключающимъ всякое сомн?нiе, показываетъ челов?ку, въ какомъ изъ двухъ я животнаго или разумнаго – истинная жизнь челов?ка. Тогда какъ разумное я можетъ вел?ть животной личности убить себя, животная личность, какъ бы сильно она ни заявляла въ человеке свои права, ничего не можетъ противъ разумнаго я. Она не можетъ не только заставить разумное я уничтожить себя, какъ заставляетъ это делать разумное я съ животнымъ; но не можетъ ни на мгновенiе изменить, остановить деятельность разумнаго я. Разумное я можетъ все сделать надъ животнымъ: можетъ заставить его не есть, не спать, не дышать даже, и делаетъ это.

Животное я не можетъ надъ разумнымъ ничего. Все усилiя животнаго я противъ разумнаго обращаются только на себя, на животное я, и не затрогиваютъ даже разумнаго я. Животное я хочеть заставить разумное я забыть, не думать. И все, что оно делаетъ для этой ц?ли: и вино, и суета и опiумъ, все губитъ только животное я, а разумное я все помнитъ, все думаетъ. Въ чемъ же жизнь человека? Въ животномъ или разумномъ сознанiи?

В?дь разсужденiя эти импозируютъ людямъ только потому, что много людей сошлись въ нихъ и выработали ц?лый научный жаргонъ для отстаиванья ихъ, но разсужденiя эти такъ же жалки, нелепы и понятны, какъ и то, что мы безпрестанно слышимъ, отъ одного человека, находящагося въ процессе борьбы животнаго и разумнаго сознанiя: несомненно одно то, что передо мной яблоко, а во рту слюни отъ желанiя его съесть, остальное все мое знанiе о томъ, отчего произошло это яблоко и что мое отношенiе къ нему, это все иллюзiя.

Но что бы не говорили люди, возведшiе въ теорiю борьбу разумнаго сознанiя, какъ бы ни старались они своими софизмами остановить ростъ этаго разумнаго сознанiя и доказать людямъ, что его не существуетъ, а существуетъ одно животное, челов?къ съ проснувшимся разумнымъ сознанiемъ не понималъ и не можетъ понимать жизнь иначе какъ подчиненiе животной личности разумному сознанiю: н?тъ этаго подчиненiя и челов?кь ничего не знаетъ о жизни: какъ только начинается жизнь, такъ челов?къ ее понимаетъ и не можетъ понимать иначе, какъ подчиненiе животной личности разумному сознанiю.

* № 9.[458 - Первый черновик главы о страданиях, написанный в виде вставки в третью редакцию книги (см. Описание, рукописи №№ 68 и 69).]

Но если даже одни изъ людей, не им?ющихъ истиннаго пониманiя жизни, т?мъ или другимъ способомъ ув?рили себя, что ихъ ожидаетъ личное безсмертiе, или другiе, которыхъ очень много, успокоили себя, часто безсознательно, разсужденiемъ Эпикура о томъ, что смерти я не увижу, такъ какъ меня не будетъ, т? и другiе люди, удаливъ отъ себя представленiе о неизб?жности смерти, никогда не въ состоянiи, если они не им?ютъ истиннаго пониманiя жизни, помириться съ представленiемъ объ ожидающихъ ихъ, угрожающихъ имъ со вс?хъ сторонъ неизб?жныхъ страданiй.

Смерть еще ничего, мы научились жить безъ страха смерти, но страданiя? Страданiя вотъ что ужасно! – говорятъ они обыкновенно, подъ этимъ общимъ словомъ страданiй см?шивая три разные понятiя о страданiяхъ: страданiя свои т?лесныя личныя, которыя собственно и составляютъ для нихъ главный ужасъ, потомъ видъ страданiй другихъ людей, потомъ свои нравственныя страданiя.

Зам?чательное явленiе: утвержденiе о томъ, что утверждали стоики, что страданiй нетъ, что страданiя это суев?рiе, произведете нашего воображенiя, утвержденiе это изъ себя выводить людей, боящихся страданiй и утверждающихъ то, что это есть главное бедствiе жизни. Люди защищаютъ действительность страданiй какъ какую-то драгоценность, какъ опору моего мiросозерцанiя, которую они [ни] за что не хотятъ и не могутъ уступить. И защищая свое представленiе о страданiяхъ, всегда <нарочно> смешиваютъ все три рода страданiй: личныя животныя, страданiя другихъ и нравственныя страданiя, умышленно подменяя одно другимъ. Человекъ былъ богатъ, знатенъ и обеднелъ и попалъ въ такое положенiе, что 30 л?тъ кормился въ проголодь, мерзъ, былъ унижаемъ и заболелъ и померъ подъ кучей камня.

Человека посадили въ тюрьму, и онъ пробылъ тамъ 30 летъ. Вагонъ въ 6 тысячъ пудовъ, упавъ, навалился на человека и придавилъ ему половину т?ла. Онъ лежитъ подъ 6 т. пудами и молитъ о томъ, чтобы его убили скорее. Другой кондукторъ въ столкновенiи поездовъ прижатъ къ паровику и паръ выжигаетъ ему внутренности. На пытк? выворачиваютъ ногти и сдираютъ кожу. Вотъ первый видъ страданiй. И все это можетъ быть со мною. Разв? это не ужасно?

Ужасно, и не можетъ быть не ужасно для челов?ка, понимающаго свою жизнь какъ плотское существованiе. Вся жизнь такого челов?ка проходила только въ томъ, чтобы увеличить свои наслажденiя. Наслажденiя же ничто иное, какъ противоположная сторона страданiй.[459 - Зачеркнуто: Розовая постель Сибарита была его наслажденiе.] Завернувшiйся листокъ въ постели Сибарита было его страданiе, постель, какой ему хот?лось,было его наслажденiе. Голодъ страданiе, обжорство наслажденiе. Середины н?тъ для челов?ка, полагающаго съою жизнь въ плотскомъ существованiи. Вс? его состоянiя – наслажденiя или страданiя. И для такого челов?ка и нищета, и тюрьма, и вагонъ, и паръ, и пытка – страданiя. Но какже это можетъ быть страданiемъ для челов?ка, понимающаго свою жизнь въ подчиненiи личности разуму? Ни въ одномъ изъ этихъ прим?ровъ страданiя не случилось ничего такого, что препятствовало бы теченiю жизни, какъ ее понимаетъ челов?къ. Ни въ одномь изъ этихъ случаевъ н?тъ ничего даже такого, чтобы нарушало теченiе свободной разумной жизни, какъ ее понимаетъ такой челов?къ. То, что онъ прежде богатый, лишенъ возможности ?сть много и гр?ться, когда хочется т?лу, и состар?лся, и забол?лъ, все это для него только условiя, облегчающiя для него д?ло его жизни – подчиненiе личности закону разума. Тоже и съ заключеннымъ. Страданiя его вытекаютъ изъ представленiя о томъ, что ему надобно бы и можно бы быть свободными Но разв? не тоже самое будетъ съ его т?ломъ при паралич?, старости? 6000 пудовъ лежитъ на живот?. Какъ это ужасно! Но что же тутъ бол?е ужаснаго, ч?мъ то, чему мы, какъ говорятъ, подлежимъ и подвергаемся каждую секунду – залетитъ одна изъ билiоновъ летающихъ бактерiй, и я безъ 6000 пудовъ буду точно также лежать и также умру. Тоже съ кранами пара, прожигающими мн? животъ. Довольно защелкнуться кишк?, и будетъ хуже и больн?е пара. Ужасно, какъ говоритъ Эпиктетъ, погибнуть въ этомъ бушующемъ бездонномъ океан?. Нов?дь довольно ведра воды, чтобы захлебнуться, вся вода океана, за исключенiемъ ведра, лишняя. – Страданiе тутъ кажется только ужаснымъ. Тутъ ясно, что ужасъ не въ д?л?, а въ воображенiи. A воображенiе можетъ сд?лать и то, что укусъ блохи для однаго будетъ мучительн?е крановъ для другаго. Но н?тъ, больно, просто больно, ужасно больно, не можетъ быть не мучительно, ужасно больно, когда отдираютъ ногти или съ живого сдираютъ кожу. Разум?ется больно, никто и не споритъ противъ этаго; но если бы тотъ, кто сд?лалъ боль, отв?чалъ бы намъ, онъ отв?тилъ бы, нав?рно, такъ, какъ къ великой досад? моей всегда отв?чалъ мн? мой забiяка товарищъ д?тства. Бывало, ударить меня. Я разсержусь и скажу: «да в?дь это больно». «Я зат?мъ и ударилъ, чтобъ было больно», отв?чаетъ онъ мн?. Также бы и намъ отв?тили: боль зат?мъ и сд?лана, чтобъ было больно. А больно зат?мъ, что это намъ нетолько нужно, но что намъ нельзя бы жить безъ того, чтобы намъ не бывало больно. Но тотъ, кто сд?лалъ это больно, сд?лалъ такъ мало больно, какъ только было можно, а благо отъ этаго больно сд?лалъ такъ велико, какъ только было можно. В?дь кто знаетъ, что самое первое ощущенiе нашей боли есть первое и главное средство сохраненiя нашего т?ла, что если бы этаго не было, то мы вс? д?тьми давно бы на св?чк? и въ печкахъ сожгли для забавы все свое т?ло. Боль сохраняетъ существование челов?ка, пока растетъ эта личность, и тоже самое боль разрушаетъ эту личность, когда личность по закону жизни должна быть уничтожаема. Боль т?лесная оберегаетъ личность, пока въ ней зр?етъ разумное сознанiе и сопутствуетъ уничтоженiю личности, помогаетъ разумному сознанiю въ подчиненiи себ? личности. Пока боль служить обереганiемъ личности, какъ это происходитъ въ ребенк?, боль эта не можетъ быть тою ужасающею мукой, какой мы знаемъ боль въ т? времена, когда мы страдаемъ отъ ней, находясь въ полной сил? разумнаго сознанiя. Пусть каждый постарается вспомнить свои д?тскiя бол?зни, страданiя, и онъ видитъ, что объ нихъ н?тъ и воспоминанiя. Впечатл?нiе же наше о страданiяхъ д?тей есть больше наше, ч?мъ ихъ страданiе и относится къ другому ряду страданiй, происходящихъ отъ вида страданiй другихъ. Вн?шнее выраженiе страданiй неразумныхъ существъ неизм?римо больше самаго страданiя и потому, въ неизм?римо большей степени вызываетъ наше состраданiе, какъ это можно зам?тить при бол?зняхъ мозга, горячкахъ, тифахъ и всякихъ агонiяхъ.

Въ т? времена, когда не проснулось разумное сознанiе, боль служить огражденiемъ личности, она не мучительна, въ т? времена, когда въ челов?к? есть возможность разумнаго сознанiя, она, боль есть помогающее средство отреченiя отъ личности, и по м?р? пробужденiя этаго сознанiя становится все мен?е и мен?е мучительной.

Въ сущности только находясь въ этомъ состоянiи, мы можемъ и говорить о боли, п[отому] ч[то] только съ этаго состоянiя и начинается жизнь. И въ этомъ состоянiи разумнаго сознанiя – пред?лы боли, представляющiеся столь неизм?римо растянутыми для людей, полагающихъ жизнь въ животномъ существовали, въ состоянiи истинной жизни; пред?лы боли съуживаются до без конечно малаго, до того только необходимаго остатка, который облегчаетъ, помогаетъ движенiю жизни подчиненiя личности разуму. Въ самомъ д?л?, кто не знаетъ безъ изученiя физiологiи того, что чувствительность боли им?етъ пред?лы, что при усиленiи боли до изв?стнаго пред?ла или прекращается чувствительность – обморокъ, отуп?нiе, или смерть. Увеличенiе боли, стало быть, безпред?льная величина. Ощущенiе же боли, мы тоже вс? знаемъ, можетъ увеличиваться отъ нашего воображенiя до безконечности. Можно довести себя до положенiя Сибарита, до того чтобы чувствовать ужасъ боли отъ укола булавкой; можетъ увеличиваться безъ пред?ловъ, но также и можетъ уменьшаться. Мы вс? тоже знаемъ, какъ можетъ челов?къ, покоряясь боли, впередъ предполагая ее больше, ч?мъ она есть, покоряясь ей, свести ее до нечувствительности, до испытанiя н?котораго самоудовлетворенiя въ мужественномъ перенесенiи ея. Не говоря уже о людяхъ, какъ Гусъ, мученики, даже политическiе мученики, которые подъ влiянiемъ духовнаго подъема не ощущали боли, простые солдаты только изъ мужества переносили безъ крика и дерганiя считающiеся мучительными операцiи. Пред?лы боли есть и очень недалеки, пред?лъ подчиненiя личности разуму есть полное отреченiе отъ личности, т. е. полное отсутствiе ощущенiя боли. Мученiя боли д?йствительно ужасны для людей, положившихъ свою жизнь въ плотскомъ существованiи. Да какже имъ и не быть ужасными, когда та сила разума, данная челов?ку для уничтоженiя сознанiя страданiй, направлена только на то, чтобы увеличивать ихъ. Боль ощущается челов?комъ и въ предшествующемъ его жизни существованiи и въ жизни его только для его блага. Какъ у Платона есть ми?ъ о томъ, что Богъ опред?лилъ сперва людямъ срокъ жизни 70 л?тъ, но потомъ, увидавъ, что людямъ хуже отъ этаго, перем?нилъ на то, что есть, и сд?лалъ то, что теперь, что люди не знаютъ часа своей смерти, такъ такимъ же можно представить ми?ъ о боли, показывающiй смыслъ ея. Да если бы люди сотворили людей безъ ощущенiя боли, очень скоро, если бы сами люди не догадались дать имъ эту боль, люди бы стали просить о ней, п[отому] ч[то] немыслима бы была безъ нея счастливая радостная и свободная жизнь людей. Для челов?ка, понимающаго жизнь какъ подчиненiе своей личности закону разума, страданiя личной боли[460 - в подлиннике: боль.] не только не есть зло и пугало, но есть такая же пособница, охранительница его жизни истинной, какою она представляется по отношенiю личности. Не будь боли, ребята сожгли бы себ? пальцы, не будь боли бол?зни, старости, страданiй для т?ла, съ которымъ связано разумное сознанiе, оно бы не могло такъ легко и свободно подчинять личность закону разума. Для челов?ка, им?ющаго разум?нiе жизни, страданiе т?ла, боль не зло, но благо.

Какъ ни возставай противъ этаго вывода, какъ ни ахай, какъ ни утверждай, что это только слова и сумашествiе, какъ ни старайся люди, не понимающiе жизни, откинуть это разсужденiе и утверждать неизб?жность и подчиненность вс?хъ людей страданiямъ и боли, имъ нельзя этаго сд?лать. Если все предшествующее разсужденiе справедливо, если справедливо, что жизнь есть подчиненiе закону разума, если даже это несправедливо, но если есть возможность для н?которыхъ людей – назовемъ ихъ сумашедшими, и люди такiе были, и есть ученiе такого сумашествiя, – то нельзя отрицать того, что для такихъ людей то, что мiрскiе люди называютъ страданiемъ, зломъ, болью будетъ благомъ. И такимъ людямъ – сумашедшимъ, положимъ, – будетъ легче, радостн?е жить на св?т?, и мало того: съ такими сумашедшими вс?мъ намъ будетъ легче и радостн?е жить, ч?мъ съ несумашедшими. Такъ значитъ хорошо такое ученiе.

«Но вы говорите, скажутъ на это, про страданiя свои личныя, но какже отрицать страданiя другихъ? Видъ этихъ страданiй вотъ что самое ужасное», не совс?мъ искренно скажутъ люди. Страданiя другихъ? Да страданiя другихъ, то, что вы называете страданiями, не прекращались и не прекращается. Весь мiръ стонетъ отъ этихъ страданiй. Неужели мы только сегодня узнали про нихъ? Роды, раны, ув?чья, голодъ, холодъ, бол?зни, старость – в?дь это условiя существованiя. В?дь это то самое, уменьшенiе чего, помощь чему и составляетъ содержанiе моей разумной жизни. То самое, во имя чего я отрекаюсь отъ личности. То самое, для чего дано мн? мое личное существованiе, и потому сочувствiе и пониманiе лишенiй страданiй личности. Я былъ ребенкомъ и помню это, и потому мн? больны страданiя ребенка, и я неудержимо влекомъ къ тому, чтобы свои разумныя силы употребить на служенiе ему. Онъ, ребенокъ, своими страданiями взываетъ ко мн? какъ къ тому, что былъ я, и я безсознательно жал?ю его, хочу помочь, и разумное сознанiе мое говоритъ мн?, что это самое я и долженъ д?лать; это и есть мое д?ло жизни: поддержать, сохранить тоже существованiе, въ которомъ можетъ быть жизнь. Тоже съ старикомъ, съ больнымъ, со вс?ми страданiями плотской жизни. Страданiя эти суть та работа единственная, которая мн? предстоитъ. Какже я матерьялъ своей работы могу понимать, какъ страданiе? Все равно какъ пахарь бы сказалъ, что непаханная земля его страданiе. Непаханная земля можетъ быть страданiемъ только для того, кто хот?лъ бы вид?ть пашню, но не хочетъ или не можетъ пахать. Страданiя другихъ могутъ быть страданiями для т?хъ, которые понимаютъ жизнь въ чемъ нибудь иномъ, ч?мъ въ служенiи людямъ, и потому желали бы вид?ть людей счастливыми, а не желаютъ служить имъ. «Но нравственныя страданiя», говорятъ еще. Нравственныя страданiя самыя ужасныя, и какже отрицать ихъ. И подъ нравственными страданiями очень часто, говоря это, разум?ютъ самыя разнообразныя вещи. Я люблю челов?ка, ребенка, и онъ умираетъ. Это нравственное страданiе. «Богъ далъ, Богъ и взялъ», сказалъ Іовъ. «Не говори: у меня взяли, а говори: я отдалъ и что мн? дали на время», говоритъ Эпиктетъ. Но слова эти намъ кажутся словами, и люди, непонимающiе жизнь, говорятъ, что то, что они не им?ютъ того, чего хотятъ, или лишены того, что ихъ радовало, что это нравственное страданiе. Челов?къ никогда не былъ и не можетъ быть лишенъ того, что дано ему для его блага, возможности подчиненiя своей личности разуму для служенiя мiру. Лишеннымъ онъ себя считаетъ только тогда, когда онъ не себя считаетъ слугой мiра, a мiръ и выбранныя изъ него вещи или лица считаетъ назначенными для того, чтобы служить его счастью. Для челов?ка, им?ющаго разум?нiе жизни, не можетъ быть такъ называемыхъ нравственныхъ страданiй ни въ смертяхъ н?которыхъ людей, ни въ ихъ отдаленiи отъ насъ, ни въ дурной жизни ихъ, ни въ чемъ томъ, что не зависитъ отъ разум?нiя самаго челов?ка. Не можетъ быть, п[отому] ч[то] большее или меньшее благо жизни челов?ка, им?ющаго разум?нiе, состоитъ только въ большемъ или меньшемъ служенiи людямъ, a м?ра этаго служенiя не можетъ завис?ть отъ существованiя и поступков другихъ людей, а только отъ большаго или меньшаго напряженiя служенiя. Нравственное страданiе есть только одно – заблужденiе, уклоненiе отъ пути жизни. И страданiе это еще бол?е благод?тельно ч?мъ т?лесная боль. Страданiе это указываетъ всякiй разъ уклоненiе отъ единаго пути. И избавленiе отъ него тутъ же, рядомъ съ страданiями, и такое, что, каково[461 - в подлиннике: какого] бы ни было уклоненiе, возвращенiе на путь вознаграждаетъ все и даетъ полное удовлетворенiе.

* № 10.[462 - Та же глава в ?І-й редакции (в гранках) (Описание, рукопись № 344).]

Глава XXXIV.[463 - XXXIV исправлено из XXXVI.]

ЖИЗНЬ ИСТИННАЯ НЕ ПОДЛЕЖИТ СТРАДАНIЯМЪ.

Но если бы даже одни люди, т?мъ или другимъ доводомъ ув?рили себя, что ихъ ожидаетъ личное безсмертiе, или другiе, которыхъ очень много, успокоили бы себя часто безсознательно разсужденiемъ Эпикура о томъ, что смерти я не увижу, такъ какъ меня не будетъ, когда будетъ смерть, т? и другiе люди, удаливъ отъ себя представленiе о неизб?жности смерти, никогда не въ состоянiи, если они не им?ютъ истиннаго пониманiя жизни, помириться съ представленiемъ объ ожидающихъ ихъ, угрожающихъ имъ со вс?хъ сторонъ неизб?жныхъ страданiй. Смерть еще ничего, мы научились жить безъ страха смерти; но страданiя? Страданiя, вотъ что ужасно! – говорятъ они. <Обыкновенно подъ этимъ общимъ словомъ страданiй, см?шиваютъ три разныя понятiя о страданiяхъ: страданiя свои т?лесныя, личныя, которыя собственно и составляють главный ужасъ, потомъ видъ страданiй другихъ людей, потомъ свои нравственныя страданiя.>

И удивительное д?ло: утвержденiе о томъ, что утверждали не одни стоики, но и вс? люди, мыслившiе о жизни, что <страданiя суть произведения нашего воображенiя, что> нашъ взглядъ на страданiя можетъ или до безконечно большаго увеличить или до безконечно малаго уменьшить страданiя, это утвержденiе изъ себя выводитъ людей, боящихся страданiй и утверждающихъ <то, что это есть главное б?дствiе жизни> то, что страданiя – положительное зло, нисколько не зависящее отъ нашего взгляда на нихъ. Люди защищаютъ <д?йствительность> неотвратимость и мучительность страданiй, какъ какую то драгоц?нность, какъ опору своего мiросозерцанiя, которую они ни за что не хотятъ и не могутъ уступить. И защищая свое представленiе о страданiяхъ, эти люди всегда см?шиваютъ въ одно разные рода страданiй, умышленно подм?няя одно понятiе другимъ, страхъ передъ возможностью своихъ личныхъ животныхъ страданiй – боли, состраданiе или видъ страданiй другихъ и нравственныя страданiя свои и другихъ людей, вс? эти роды страданiй кажутся имъ несомн?ннымъ нич?мъ не уменьшаемымъ и, главное, нич?мъ не оправдываемымъ зломъ.

«Челов?къ привыкшiй къ роскоши об?дн?лъ, голодаетъ, мерзнетъ и принужденъ жить во вшахъ».

«Челов?къ молодой, живой, полный силы сидитъ въ одиночномъ заключенiи».

«Вагонъ въ 6 тысячъ пудовъ, упавъ, навалился на челов?ка и придавилъ ему половину т?ла. Онъ лежитъ подъ 6-ю тысячами пудами въ страшныхъ мученiяхъ. Вотъ первый видъ страданiй, отравляющiй жизнь людей».

«И все это можетъ быть со мною. Разв? это не ужасно?»

Ужасно; и не можетъ быть не ужасно для челов?ка, понимающаго свою жизнь, какъ плотское существованiе. Вся жизнь такого челов?ка проходила только въ томъ, чтобы увеличивать свои наслажденiя. Наслажденiя же не что иное, какъ противоположная сторона страданiй. Постель изъ розовыхъ листьевъ было наслажденiе сибарита, завернувшiйся листокъ въ постели было его страданiе.

Средины н?тъ для челов?ка, полагающаго свою жизнь въ плотскомъ существованiи. Вс? его состоянiя – суть состоянiя наслажденiя, или страданiя. И для такого челов?ка богатство и здоровье и вытекающая изъ него возможность удовлетворенiя своимъ похотямъ – наслажденiя, нищета и нездоровье, и связанныя съ ними лишенiя – страданiя.

Возможность переходить и пере?зжать съ м?ста на м?сто, вид?ть т?хъ людей, которые ему нравятся – наслажденiе, тюрьма – страданiе. Состоянiе, при которомъ нигд? ничего не болитъ, и челов?къ чувствуетъ незадержанную нич?мъ д?ятельность своего т?ла – наслажденiе. Завалившiйся на животъ вагонъ – страданiе.

Но такъ же, какъ для челов?ка, понимающаго свою жизнь въ подчиненiи личности разуму, не можетъ быть наслажденiемъ его богатство, т. е. средство потворствовать своей личности и утверждать ее, какъ не можетъ быть наслажденiемъ свобода передвиженiя и видъ т?хъ или другихъ людей, какъ не можетъ быть наслажденiемъ сознанiе жизненности своего т?ла, такъ не можетъ быть и страданiемъ состоянiе противуположное этимъ наслажденiямъ. Ни въ одномъ изъ этихъ случаевъ н?тъ ничего такого, чтобы препятствовало теченiю разумной и любовной жизни, какъ ее понимаетъ такой челов?къ или хоть сколько-нибудь нарушало ее. То, что онъ, прежде богатый, лишенъ возможности ?сть много и гр?ться, когда хочется т?лу, и состар?лся и забол?лъ, все это для него только условiя, давнымъ давно изв?стныя и ожидаемыя и прив?тствуемыя имъ, какъ облегчающiя для него д?ло его жизни – подчиненiе личности закону разума. То же и съ заключеннымъ. Страданiя его вытекаютъ изъ представленiя о томъ, что его т?лу надобно бы и можно бы быть свободнымъ. Но для челов?ка, полагающаго жизнь въ подчиненiи закону разума, нисколько не важна вн?шняя свобода или несвобода его т?ла. Для него важно подчиненiе его т?ла закону разума, a подчиненiе точно такъ же иногда еще и бол?е возможно въ тюрьм?, ч?мъ на свобод?. 6000 пудовъ лежитъ на живот? челов?ка, раздавивъ его, какъ это ужасно? Но что же тутъ бол?е ужаснаго, ч?мъ то, чему мы, какъ говорятъ, подлежимъ и подвергаемся каждую секунду – залетитъ одна изъ биллiоновъ летающихъ бактерiй, и я безъ 6000 пудовъ буду точно также лежать и также умру. Но вотъ> Кондукторъ въ столкновенiи по?здовъ прижатъ къ паровику и паръ выжигаетъ ему внутренности. На корабл? люди по?даютъ другъ друга и медленно умираютъ отъ голода. На пытк? выворачиваютъ ногти и сдираютъ кожу, челов?къ похороненъ живой и просыпается въ гробу.

Разв? это не положительное зло и такое несомн?нное, что никакiя разсужденiя не могутъ уменьшить его? Вотъ это то ужасно, говорятъ люди, точно какъ будто прямо изъ рая, изъ того м?ста, гд? они никогда не видали и не производили страданiй. Точно страданiя, которыя они сами производятъ и сами испытываютъ и воображаютъ великая не только новость, но и неожиданность. Когда они съ такимъ ужасомъ разсказываютъ про того челов?ка, который подвергся ужаснымъ страданiямъ, они какъ будто подразум?ваютъ то, что самое ужасное въ этомъ д?л? то, что съ челов?комъ этимъ, попавшимъ въ тюрьму или подъ вагонъ, или умирающимъ отъ голода или рака случилось что то такое, чего никакъ не должно было случиться, какъ будто челов?къ всякiй предназначенъ только для того, чтобы пить, ?сть, курить папироски и веселиться, и вдругъ такая непрiятная неожиданность. Точно какъ д?ти, которые перебили другъ другу носы и потомъ удивляются, что это больно. В?дь хорошо бы было челов?ку возмущаться противъ страданiй своихъ и людскихъ, если бы онъ самъ не производилъ ихъ. А то вся наша жизнь проходитъ въ томъ, что производимъ свои и чужiя страданiя, и потомъ удивляемся на нихъ, возмущаемся и готовы обвинять въ этихъ страданiяхъ вс?хъ, только не себя: т. е. т?хъ, которые производятъ ихъ. У челов?ка ракъ, и мы ужасаемся на его страданiя, да посмотрите на прошедшую жизнь его, и вы увидите, что не смотря на вс? предостереженiя, которыя давалъ ему законъ жизни, онъ старательно д?лалъ себ? его. Люд[и] умираютъ безъ помощи въ страшныхъ мученiяхъ на жел?зныхъ дорогахъ, на поляхъ сраженiй, на корабляхъ, въ тюрьмахъ. Да кто же сд?лалъ эти войны, дороги, корабли, тюрьмы, и кто гналъ этихъ людей туда? Но н?тъ, отв?чаютъ на это, есть люди, которые насл?довали страшныя мучительныя бол?зни отъ предковъ, есть люди, которые никакъ уже сами ни въ чемъ не виноватые, что попали подъ вагоны и въ тюрьмы, на войну. Но д?ло не въ виноватости, а въ причин? страданiй, и причину эту намъ нельзя не вид?ть. Если бы люди любили другъ друга – не могли бы одни изъ нихъ умирать съ голода, не было бы войнъ, тюремъ, не было бы возможности про?зжающимъ задавить челов?ка. А если я участвую въ порядкахъ, мучающихъ людей бол?знями, голодомъ, тюрьмами, ранами, крушенiями, то причины страданiй, которымъ подверженъ и я, очевидны, они во мн?, въ моей жизни.

[464 - Зачеркнуто: А и страдаетъ челов?къ отъ заблужденiй другихъ людей, и заблужденiя каждого челов?ка заставляютъ страдать другихъ.]Въ томъ то и д?ло, что челов?къ не можетъ жить для себя однаго, не можетъ спастись одинъ, что н?тъ для челов?ка однаго его личнаго блага. Въ томъ то и д?ло, что заблужденiе челов?ка производитъ страданiе челов?ка, страданiе челов?ка есть посл?дствiе заблужденiя челов?ка. Челов?къ же, заблуждающiйся и страдающiй, не есть одинъ личный челов?къ, я, Л. H., a челов?къ это вс? люди и теперь живущiе и прежде жившiе и т?, которые будутъ жить. – Это сынъ челов?ческiй, какъ называетъ это Евангелiе. И жилъ, и живетъ, и можетъ жить въ насъ только онъ, этотъ Сынъ Челов?ческiй, тотъ, который не только связанъ, но есть одно со вс?ми людьми, который своими страданiями выкупаетъ и свои и чужiе гр?хи, своими заблужденiями производитъ свои и чужiя страданiя и своими избавленiями отъ заблужденiй избавляетъ себя и другихъ отъ страданiй. Ничто не доказываетъ съ такой очевидностью, какъ страданiя, невозможность челов?ку отд?лить себя отъ другихъ людей и жить для своего личнаго блага.

* № 11.[465 - Копия с предшествующего текста, сильно измененная Толстым и совсем отложенная (см. Описание, рукопись № 345).]

Глава XXXIV.

ЗАЧ?МЪ CТРАДАНІЕ?

Но если бы даже и удалось людямъ ложными разсужденiями или суетой и возбужденiемъ страстей скрыть отъ себя ужасъ смерти, челов?къ, не им?ющiй истиннаго пониманiя жизни, никогда не помирится съ представленiемъ объ ожидающихъ его, отчасти испытываемыхъ имъ, угрожающихъ ему со вс?хъ сторонъ неизб?жныхъ страданiй. Смерть еще ничего, мы научились жить безъ страха смерти, но страданiя? Зач?мъ страданiя? говорятъ люди. Зач?мъ эти нич?мъ необъяснимыя и неоправдываемыя, глупыя и жестокiя страданiя? Зач?мъ то, чего не должно быть, спрашиваетъ челов?къ.

Кондукторъ при столкновенiи по?здовъ прижатъ къ паровику, и паръ выжигаетъ его внутренности. На пол? сраженiя раненные безъ помощи ползаютъ, корчась отъ боли. На корабл? люди по?даютъ другъ друга и медленно умираютъ отъ голода. Башибузуки выворачиваютъ ногти и сдираютъ кожу съ живаго, челов?къ похороненъ живой и просыпается въ гробу. Зач?мъ это? Этаго не должно быть. Страданiя всегда представляются челов?ку ч?мъ то такимъ, чего не должно быть…[466 - Далее идет текст варианта № 10 (стр. 619), начиная со слов: Когда они съ такимъ ужасомъ разсказываютъ про того челов?ка»… и до конца.]

Для жизни зд?сь въ пространственныхъ и временныхъ условiяхъ; для жизни личности объясненiя страданiй н?тъ и не можетъ быть: <причины страданiй и потому объяснение ихъ выходитъ за пред?лы личности и въ пространств? и во времени. Они находятся въ той истинной жизни, сознанiе которой дано челов?ку.>

Страданiе есть неразумное необъяснимое зло. Смыслъ, сила жизни только въ стремленiи къ благу. И вдругъ является какая то таинственная сила, нарушающая это благо и производящая зло. Зач?мъ она? Или зач?мъ моя жизнь, какъ стремленiе къ благу? Еще, положимъ, если я пью, объ?даюсь, развратничаю, страданiя бол?зней, которыя я наживаю, могутъ быть объяснены. Страданiя эти указываютъ мн? пред?лъ наслажденiй, необходимость ум?ренности въ нихъ. Положимъ даже, что и страданiя въ тюрьмахъ, на поляхъ сраженiй, при крушенiяхъ показываютъ мн?, что не надо д?лать тюрьмы, сажать въ нихъ, не надо воевать. Но уже это объясненiе представляется сомнительнымъ для мiросозерцанiя личной жизни. Положимъ, что я буду вс? силы употреблять на то, чтобы уничтожить тюрьмы, войны, крушенiя, я не исполню этаго въ своей жизни и самъ подвергнусь этимъ страданiямъ, такъ изъ чего же я хлопоталъ? Но еще непонятн?е страданiя насл?дственныя: отецъ мой или д?дъ пилъ или былъ сифилитикомъ, и я родился уродомъ и страдаю всю жизнь. Зач?мъ? За что? Разсужденiе о томъ, что потомство казнится за гр?хи родителей, и я своими страданiями служу иллюстрацiей этой истины, не объясняетъ ничего. Я хочу блага для себя, а не быть иллюстрацiей чего то для другихъ. Зач?мъ мн? эти страданiя и за что? И еще непонятн?е, такъ непонятно для личнаго мiросозерцанiя, что ничего даже и придумать нельзя: страданiя людей, съ бухта барахта зарытыхъ живыми подъ землею въ Лисабон? или въ В?рномъ, или просто случайно заражающихся жестокой бол?знью и страдающихъ мучительными страданiями годами. Тутъ уже н?тъ никакого подобiя объясненiя, а такъ просто ходитъ по св?ту какая то злоба, называемая то Богомъ, то дьяволомъ, то случаемъ, ходитъ и бьетъ и мучаетъ людей, т?хъ, кого вздумается, не давая никому никакого ни отчета, ни объясненiя.

* № 12.[467 - Шесть последовательных автографических, заново сделанных набросков Толстого той же главы XXXIV. Написаны вместо отложенных гранок.]

Глава XXXIV.