Джейкоб подозрительно посмотрел на своего странного коллегу, хотел было уже вернуться за свой стол, но задержался, не сводя с Гаррета встревоженного взгляда.
– Гарри, ты ни с кем не разговаривал, поскольку к тебе никто сегодня не приходил. Ты, войдя в офис, сразу же сел за свой компьютер и с полчаса смотрел в него, что-то обдумывая, а потом немигающими глазами уставился на дверь и застыл. Вот я и окликнул тебя, чтобы вывести из транса.
Гаррет непроизвольно вздрогнул, растерянно посмотрев на коллегу.
– Ты уверен? – прерывающимся от волнения голосом спросил он.
Джейкоб потер переносицу, а затем задумчиво посмотрел на Гаррета.
– Я пока еще в своем уме, – сказал он, не скрывая досады, и не спеша вернулся на свое рабочее место.
Гаррет, охваченный отчаянием, пытался успокоить себя, но галлюцинация, связанная с Саймоном, уже свидетельствовала не о депрессии, в которую, как ему казалось, он погрузился, а о явном симптоме шизофрении. Но он не хотел признавать этого. Что угодно, только не психическое заболевание, которое меняет мышление и поведение. С ним ему прямая дорога в психиатрическую лечебницу.
Кое-как доработав до обеда, Гаррет направился в кафе, где в последнее время проводил обеденный перерыв. Съев привычный гамбургер и выпив две чашки кофе, он, переступив через себя, решил позвонить своему брату, который, в отличие от него, остался жить в Криксайде и после скоропостижной смерти отца от инфаркта сердца переехал с семьей в родительский дом, поскольку за оставшейся в одиночестве матерью требовался уход.
Он не общался с Кайлом с тех пор, как покинул Криксайд. Даже на похороны отца не приехал. Не смог пересилить себя.
Гаррет смотрел на экран телефона, и воспоминания, словно прорвав плотину времени, нахлынули на него. Они были яркими и тревожными и, возвратив его в прошлое, восстановили картины жизни в родительском доме после необъяснимого исчезновения друга.
После того, как пропал Итан, отношения в его семье между ним и родителями сильно изменились. Отец и мать, напуганные произошедшим, старались делать вид, что всё в порядке, но тревога за него, младшего сына, терзала их, проявляясь в как в словах, так и действиях.
Он в то время болезненно переживал, что его друг бесследно пропал, и никто не мог объяснить, куда он делся. Следователь высказал удобное для него предположение, что Итан просто сбежал из дома, как это свойственно подросткам в его возрасте: на приключения, мол, потянуло. Но ни он, Гаррет, ни родители Итана не верили в это. Однако их возражения услышаны не были, и вскоре дело Итана Уилсона было переведено в категорию «холодных дел», по которому, как объяснил следователь, расследование может быть возобновлено в любой момент, если появятся новые свидетельства или информация. Но в течение трех лет, последовавших за исчезновением, они так не появились.
Однако жизнь самого Гаррета сильно изменилась. Его родители, обеспокоенные произошедшим событием, начали сверх всякой меры заботиться о нем. И эта чрезмерная забота стала для него настоящей удавкой, ограничением свободы, к которой он привык ранее.
Отец стал чаще ему звонить, даже если в этом не было никакой причины или особой необходимости. Просто, чтобы услышать его голос и убедиться, что с ним всё в порядке. Мать каждый раз, когда он приходил домой, пыталась скрыть свою тревогу излишним вниманием.
Он на каждом шагу чувствовал, что его родители постоянно настороже, и это вызывало у него смешанные чувства: с одной стороны, он был благодарен им за заботу, с другой – было тяжело от осознания того, что исчезновение друга так сильно повлияло на их жизнь. Он повсеместно ощущал давление и контроль их стороны, которые мешали ему жить своей жизнью. Каждый его шаг теперь был под их под пристальным наблюдением, и это вызывало у него чувство удушья и желание вырваться из-под этой невыносимой опеки.
Едва собираясь выйти из дома, мать неизменно спрашивала: «Ты куда?», и, получив ответ, тут же требовательно уточняла: «Когда вернёшься?» Он чувствовал, как внутри него поднимается протест. Но тогда и представить не мог, что это было лишь начало.
Ему было сложно привыкнуть к тому, что родители теперь воспринимали каждый его выход на улицу как потенциальный риск. Раньше он мог часами играть с Итаном и одноклассниками там, где им вздумается, спокойно задерживаться после школы, летом уходить из дома и возвращаться в любое время, но после исчезновения друга это стало невозможно. Мать и отец установили для него невидимые границы, боясь, что с ним может случиться то же, что и с Итаном. Если он не возвращался домой к указанному времени, всегда заставал мать в слезах, а отца недовольно нахмуренным и с осуждением смотрящего на него.
С каждым днем он все больше ощущал, что его жизнь превращается в череду ограничений, постоянного наблюдения и беспокойства, которые пробуждали в нем неистребимую жажду свободы и мечту вырваться из этих нестерпимых оков. И хотя они убеждали, что ведут себя так из любви и желания оградить его от опасностей, его отношение к родительскому контролю с каждым днем становилось все более сложным и противоречивым.
Ему казалось, что стены родного дома сжимаются вокруг него, не позволяя полноценно дышать. Родители, казалось, видели в каждом его шаге потенциальную угрозу для него, и это вызывало в его душе чувство безысходности. Он мечтал о днях, когда мог свободно гулять с Итаном, когда его жизнь не была под микроскопом родительского внимания, вызванного тревогой за его безопасность. Мать несколько раз за ночь заглядывала к нему в комнату, на окна и входные двери были установлены дополнительные замки, которые закрывались изнутри. Вскоре дом стал походить на либеральную тюрьму, а он на заключенного, который постоянно находился под камерой наблюдения.
Однажды, когда он сидел в своей комнате, глядя на фотографию Итана, слёзы заполнили глаза, скатываясь по щекам. Он не вытирал их, позволяя себе эту немужскую слабость. Разве мог он спокойно вспоминать их смех, игры, приключения, задушевные разговоры и мечты? И в этот момент он понял, что должен найти способ жить дальше, несмотря на все ограничения и страхи. Он должен был найти способ сохранить память о Итане и одновременно обрести свою свободу.
И тогда в нем начал нарастать неконтролируемый протест. Чем сильнее становились попытки родителей удерживать его под контролем, тем больше ему хотелось вырваться на свободу.
– Вы пытаетесь меня запереть! – кричал он им, не владея собой. – Вы достали меня своим контролем и заботой! Или думаете, что сможете вот так держать меня на поводке вечно?
На свой вопрос он ответа не получил, но увидел, как побледнела мать, и, ничего не сказав, просто отвернулась и занялась, всхлипывая, домашними делами. Отец, осуждающе покачал головой и, окинув его тяжелым и суровым взглядом, ушел. С той поры его отношения с родителями вконец испортились. Они считали себя незаслуженно оскорбленными, а он себя – без вины виноватым.
Три года пробыв в этом напряжении, которое с каждым днём становилось все более невыносимым, он понял, что дом больше не будет ему «домом». Проигнорировав колледж, который находился в Криксайде, он послал свои документы в учебное заведение подальше от дома – в Стормвейл во Флориде, в котором готовили IT специалистов. К удивлению, его приняли, и он стал собираться в дорогу.
Отец, чтобы его остановить, пригрозил, что не станет оплачивать учебу, но это не возымело желаемого действия. Затем последовало предупреждение, что, если он не одумается, может не возвращаться в родительский дом. Несмотря на это, он все равно уехал, учился и работал одновременно и получил диплом. Однако с родителями связь окончательно прервалась. Гордость не позволила и ему, и им примириться друг с другом. Старший брат в угоду отцу тоже прекратил с ним всякое общение. Так он потерял свою семью, а жизнь загнала его в угол.
За эти прегрешения или за другие она превратилась в кошмар, спутавший между собой реальность и иллюзии. И вот сейчас Гаррет сидел в кафе и не мог для себя определить, посещение Саймона Вейла было явью или порождением его больного разума. Он и думать о нем забыл – и вдруг тот появился со своими намеками и недосказанностями. Тем не менее, Джей заявил, что его не было. И чему верить?
Гаррет знал, что Саймон живет в Криксайде, где у него был гостиничный бизнес. Он хотел о нем узнать у Кайла, но после неприятных воспоминаний о семье, передумал. Найдя в интернете номер телефона одной из гостиниц, он позвонил по нему. Ему ответил приятный женский голос. На вопрос: «Как можно связаться с Саймоном Вейлом?» он ответа сразу не получил, поскольку в телефоне воцарилась тишина. Он было подумал, что возникли неполадки с соединением, как всё тот женский голос сказал: «Мистер Вейл погиб четыре года назад в автокатастрофе. Соединить с его женой? Она теперь управляет бизнесом».
Гаррет от неожиданности вздрогнул и сжал зубы, приходя в себя. «Так соединить вас с миссис Вейл?» – вопрос в телефоне привел его в чувство, и он поспешил ответить: «Спасибо, не нужно». И дал отбой.
Новость о том, что Саймона нет в живых уже четыре года, потрясла его настолько, что неконтролируемая дрожь завладела его телом. Зубы стучали, руки тряслись, а в голове – ни одной мысли. Но ведь он наяву видел Саймона, слышал его голос, даже ощущал запах его парфюма…
Гаррет никак не мог прийти в себя. Он не понимал, что происходит в его жизни, с его психикой и сознанием.
– Неужели и в самом деле у меня развивается шизофрения? – спрашивал он себя, но не находил ответа. Звонок телефона привел его в чувство.
– Ты куда запропастился? – пробасил Джейкоб возмущенно. – Тебя здесь разыскивает секретарь шефа. Обеденный перерыв закончился уже сорок минут назад.
– Сейчас зайду к ней, – на удивление спокойно отреагировал Гаррет. – Спасибо, что предупредил.
Услышав короткие гудки, он отключил телефон и, расплатившись за обед, направился в офис.
Шефа на месте не оказалось, но от секретаря он узнал, что тот его работой недоволен. Гаррет вышел в коридор и стал у окна, пробегая отвлеченным взглядом по серым улицам за стеклом. Слова секретаря не выходили из головы. Похоже, его ждут серьезные проблемы. И хотя он понимал, что сам довел себя до этого состояния, отвлечься от тревожных мыслей не удалось. Бесконечные усилия, сосредоточенные на выполнение рабочих задач, превратились в мучительный процесс, на который невидимой тенью вновь и вновь влияли образы из ночных кошмаров. Шепоты из прошлого, каждая новая вспышка воспоминаний, казалось, теперь были связаны с ним навсегда.
Гаррет медленно направился в свой кабинет, по пути машинально здороваясь с коллегами, но по их реакции понял, что его поведение давно обсуждается. От осознания этого стало только тяжелее – чужое внимание лишь усилило его неустойчивое внутреннее состояние, создав удушливое чувство близкой катастрофы.
Гаррет сел за компьютер и, стиснув зубы, приступил к работе, решив отложить мысли о Саймоне до вечера. Но даже этот простой выбор давался ему с трудом. Они то и дело возвращались к тому, что того вот уже четыре года нет в живых. Тогда с кем он разговаривал совсем недавно?
Он потер пальцами глаза, чтобы отвлечься, но вдруг взгляд упал на маленький сверток, который лежал на том краю стола, возле которого стоял его бывший одноклассник. Или, точнее, его необъяснимое видение. Он был завернут в бумагу, потемневшую от времени. Рука, машинально потянувшаяся к свертку, вздрогнула и замерла, не прикоснувшись к нему. Голос внутри предостерегал, что лучше не знать о том, что в нём находится.
Гаррет оглянулся на своих коллег. Они были заняты своими делами, не обращая на него внимания. Собравшись с духом, он все же взял сверток и положил перед собой. Затем стал осторожно разворачивать его. То, что он увидел, явилось неожиданностью, которая ввела его в ступор. Он, не мигая, смотрел на медальон, потеряв способность здраво мыслить, поскольку узнал его мгновенно.
Когда-то это была любимая вещь Итана, медальон, который друг носил каждый день. Даже в озере купался, не снимая его. Гаррет вдруг вспомнил, как в детстве Итан, понизив голос, говорил, что внутри него есть секрет, который может раскрыться только в нужное время. И прикладывал палец к губам, призывая к молчанию.
В чрезвычайном волнении он попытался раскрыть его, но пальцы, словно одеревенев, не слушались. Отложив медальон, Гаррет выдохнул, чтобы снять напряжение, которое практически обездвижило его. Несколько минут спустя он снова взял медальон в руку. На этот раз тот поддался его усилиям.
Внутри него находился сложенный вчетверо маленький листочек, на котором дрожащей рукой было выведено: «Время пришло. Дом ждет тебя, Гарри. Только тебя».
Гаррет почувствовал, как внутри него возникло ледяное чувство страха, когда он узнал почерк. Это была записка, написанная рукой Итана – его необъяснимо исчезнувшего друга.
Он уставился на это скупое послание, и его сердце, казалось, остановилось. Перед глазами поплыли темные круги. Записка выглядела воплощением чего-то нереального, невозможного – и, тем не менее, вот она, прямо перед ним. Буквы, неуверенные и немного детские, но узнаваемые до последних завитков, напомнили ему о тех временах, когда они с Итаном общались короткими записками, передавая друг другу на уроках.
Однако эти простые, но пугающе прямолинейные слова отозвались холодом в его душе, как приказ, который нельзя ослушаться. В душе возникло странное чувство, будто кто-то пытался вытащить на поверхность то, что он долго и старательно прятал от себя, и вынуждал его вспомнить. Но что? На этот вопрос у него не было ответа. И это было хуже всего. Даже того сна, который мучил его по ночам.
Гаррет машинально сжал медальон, чувствуя, как от его поверхности исходит холод. И вдруг он вспомнил один из тех далеких дней, когда уже держал его в своей руке. Они тогда играли возле старого дома, представляя себя искателями сокровищ. Итан снял медальон и спрятал его в укромном месте в старом доме, сказав, что он принадлежит древнему рыцарю. «Он хранит в нем магический ключ от тайника, где спрятаны сокровища Мальтийского ордена, – тихо произнес друг, оглядываясь. – Когда наступит время, за ним вернутся».
«Когда наступит время» … Слова болезненной пульсирующей болью отозвались в висках, заставив его откинуться на спинку кресла и закрыть глаза. Гаррет пытался взять себя в руки, но неведомая сила снова и снова повторяла в его сознании эти три слова.
«Дом ждет тебя, Гарри…» – произнес чей-то голос так громко, что, казалось, заполнил своими звуками все помещение. Гаррет открыл глаза и посмотрел вокруг себя. Углубленные в работу, коллеги не замечали его потрясенного состояния. Никому до него не было никакого дела.
Постепенно их фигуры стали размываться, а окружающая реальность – искажаться, словно в кривых зеркалах. На секунду ему даже привиделся старый дом, тянувшийся к нему из прошлого, как длинная тень, которая угрожающе подползала всё ближе.
В какой-то момент Гаррету показалось, что от медальона исходит тихий, почти неразличимый звук – как бы шепот. Он оторопело смотрел на него, не отводя взгляда, но поднявшийся из глубины леденящий душу страх все же не заставил его отбросить медальон в сторону. Наоборот, пальцы еще крепче сжались на холодном металле, и в этот миг из памяти всплыли слова Итана: «Когда тебе станет по-настоящему страшно, ты просто вспомни, что я рядом».