– Алло? – произнёс он, и в ответ услышал почти забытый, но все же знакомый голос.
– Кайл, это… я…
Он замер, не веря своим ушам. На долю секунды даже не смог вымолвить ни слова, и в этой тишине будто снова вернулся в те годы, когда брат уехал из дома, оставив зияющую рану в сердцах родителей, которую никто так и не смог залечить. Глубокая обида на младшего брата, которой он позволил притупиться за прошедшие годы, неожиданно всколыхнулась, смешанная с облегчением и смутной тревогой.
– Гарри, – наконец выдохнул он, стараясь скрыть потрясение. – Не думал, что… не думал, что когда-нибудь снова услышу тебя.
В трубке повисла тяжёлая тишина, напряжённая, как натянутая струна. Гаррет, казалось, медлил, не зная, что ответить. За эти годы оба привыкли к молчанию, но теперь оно весомо давило на них, как напоминание о давно потерянной связи.
– Я долго собирался… позвонить, – наконец выдавил Гаррет, и голос его прозвучал напряжённо, с нотками извинения.
Кайл почувствовал, как в груди медленно закипает раздражение, но всё-таки сдержал себя.
– Собирался… – медленно повторил он. – Столько лет, Гарри. И вдруг решился? Почему сейчас?
– Не знаю, как объяснить, – голос Гаррета звучал тихо, почти устало. – Просто… мне нужно было приехать. В Криксайд.
Слова звучали странно, как будто за ними пряталось что-то большее. Кайл на мгновение замолчал, обдумывая услышанное.
– Я думал, ты никогда не вернёшься сюда, – произнёс он наконец, скрывая под несколько резким тоном щемящее чувство облегчения, которое возникло помимо воли. – Так что изменилось?
– Это не телефонный разговор, – ответил Гаррет с напряжённой сдержанностью. – Просто… я не мог больше избегать этого места.
Кайл нахмурился, обдумывая ответ брата. Он почувствовал, что за его словами кроется что-то глубокое, возможно, болезненное, но старая обида всё ещё пульсировала у него в висках.
– Мы так надеялись, что ты одумаешься, Гарри, – сказал он, не скрывая горечи. – Мама всё ждала, хотя и понимала, что ты не вернёшься.
Опять между ними повисло тяжёлое молчание. Наконец Гаррет ответил, и голос его прозвучал резко, почти срываясь:
– Я знаю, что вам было больно. Но, Кайл, я позвонил, потому что мне… мне нужно поговорить. Может быть, ты просто согласишься встретиться? Я не прошу о многом.
Кайл ничего не ответил, обдумывая его просьбу. Внутри него боролись чувства – старое раздражение, обида и одновременно смутная готовность пойти брату навстречу.
– Ладно, – наконец сказал он, вздохнув. – Приезжай. Но, Гарри, – он замялся, – это не будет лёгкой встречей, понял?
– Я понял, – ответил Гаррет тихо. – И… спасибо.
Они оба замолчали, чувствуя тяжесть слов, которые ещё не были сказаны.
– Но, – выдавил он из себя через паузу, – давай встретимся не у вас дома, а где-то в другом месте.
– Ты уже не считаешь дом своим несмотря на то, что родился в нем и прожил восемнадцать лет? – спросил Кайл.
– Он давно уже не мой, – тихо ответил Гаррет. – Извини, но я прожил в нем меньше, чем без него. Но не в этом суть. Просто мне трудно возвращаться туда, где от меня отказались. Впрочем, не хочу ворошить прошлое.
– Может, ты и прав-по своему, – с трудом согласился с братом Кайл. – Что ж, давай встретимся у тебя в гостинице. Ты это хотел мне предложить?
– Да, – подтвердил Гаррет. – В моем номере мы сможем поговорить без оглядки на чужие уши. И не говори маме, что я в городе. Я пока не готов с ней встретиться. Не хочу, чтобы ей было больно.
– Ты вообще не желаешь с ней увидеться? – изумился Кайл.
– Я такого не сказал, – ответил Гаррет неопределенно. – Всему свое время. Я остановился в гостинице «Приют и очаг», номер 24. Жду тебя через час.
– Окей, буду, – коротко ответил Кайл и отключился.
Гаррет вернулся в свой номер и, едва переступив порог, ощутил, как внутри его сковало напряжение. Комната показалась темнее и теснее, чем утром. Он нервно огляделся, осязаемо чувствуя тишину. В номере было прохладно, и он поежился. Взгляд упал на камин, где уже были сложены дрова. Взяв спички, он поджег их и сел в стоящее рядом кресло. Но сразу же встал и начал ходить из угла в угол, не находя себе места от волнения.
Снова и снова он поглядывал на часы, злясь на то, как медленно ползут минуты. Он знал, что Кайл скоро придёт, но чем ближе было время встречи, тем сильнее росло гнетущее ощущение вины.
Мысли путались, возвращая его в прошлое – к обрывкам детских воспоминаний, к жизни в отчем доме, к брату, которого не видел так много лет. За прошедшие годы их разрыв лишь усилился, и теперь, находясь в их родном городе, он ощущал эту пропасть значительно сильнее. Бессознательно подошёл к окну и уставился на улицу, чувствуя себя так, словно в любую секунду может сорваться в пустоту, которую сам же и создал, покинув всех, кто-то был ему дорог.
Гаррет попытался представить, как начнётся их разговор. Он вспоминал обиды, затаённые слова, которые так и не были произнесены, моменты, когда семья окончательно отдалилась от него. А может, он от неё? Прошло уже двадцать два года – и вот сейчас ему предстояло увидеть Кайла. Узнает ли он его? Их жизни разошлись, и каждый пытался забыть о существовании другого, но теперь, здесь, Гаррет чувствовал непривычную связь с братом. Он снова сел, ощущая, как внутри всё дрожит.
Время тянулось мучительно медленно. Гаррет слышал каждый звук в гостинице – отдалённые шаги то в коридоре, то по лестнице, приглушённые голоса постояльцев… Каждый звук отзывался на нервах, заставляя его напрягаться. Иногда ему казалось, что Кайл подошел к двери, и на миг его дыхание замирало, но потом он вновь переходил в режим ожидания.
Наконец, когда оно стало почти невыносимым, он услышал в коридоре уверенные шаги, которые вскоре остановились. Его сердце заколотилось так, что казалось, еще чуть-чуть – и оно вырвется из груди. Слабый стук в дверь, показавшийся ему оглушительным, заставил Гаррета вздрогнуть.
Дверь открылась, и Гаррету показалось, что время на мгновение застыло. В дверном проёме стоял Кайл, слегка затемненный полумраком коридора, но достаточно видимый, чтобы он смог разглядеть его. Кайл выглядел суровее, чем раньше, с жёстким взглядом и чертами, обострившимися от времени и, возможно, от тягот жизни.
Первым порывом Гаррета было обнять брата, но его сковало чувство неуверенности. В глазах обоих застыла настороженность. Затем они обменялись неловкими взглядами, словно незнакомцы, вынужденные встретиться друг с другом.
Кайл медленно шагнул внутрь, и дверь тихо закрылась за ним. Вблизи стало ясно, что он изменился значительно больше, чем показалось сначала: его плечи, всегда крепкие и прямые, теперь слегка сутулились, а вокруг глаз пролегли глубокие морщины. Виски посеребрились сединой, и фигура не была такой худощавой, как раньше. Гаррет про себя с горечью отметил, что они оба успели постареть, и вдруг ощутил угрызения совести за то, что все прошедшие годы воспроизводил в своем сознании образ брата, исходя из юношеских воспоминаний.
– Гарри, – наконец проговорил брат, и его голос прозвучал непривычно грубее, но в нём ещё сохранялась та едва уловимая интонация, которую Гаррет помнил с детства.
– Кайл, – ответил он, стараясь выдержать взгляд брата, хотя это далось ему с трудом.
Молчание снова повисло между ними, как густая завеса, сотканная из старых обид и неразрешенных вопросов. Они стояли, изучая друг друга и сопоставляя внешние изменения, произошедшие с ними, с теми образами, которые сохранились в их памяти. Гаррет понимал, что видит перед собой человека, чей жизненный путь был весьма тяжёлым.
– Ты… изменился… очень, – наконец сказал Кайл с оттенком грусти в голосе. – Не знаю… наверное, я ожидал, что ты будешь…
Он не договорил и отвел глаза. Гаррет с горечью усмехнулся, чувствуя, как в его сердце снова поднимается старая обида.
– Удивительно, правда? Мы оба изменились, Кайл, – ответил он. – Слишком много времени прошло. Я, наверное, тоже не ожидал увидеть тебя таким.
Кайл не сумел скрыть, что слова младшего брата задели его, но быстро взял себя в руки. Он сел на край стула у окна и, не глядя на Гаррета, устало произнёс:
– Мама часто вспоминала о тебе… особенно после того, как отец покинул нас…
– Мне жаль, – прервал его Гаррет, пытаясь пробудить в душе чувство вины. – Правда, жаль, но…
Он остановился, не находя для оправдания подходящего слова, и вдруг осознал, что оно ему и не нужно. Ведь не он объявил войну и решил больше не переступать порог родительского дома.
– Я не мог вернуться… из-за отца, – наконец выдавил он из себя.
Кайл медленно повернулся к нему, не скрывая во взгляде огорчения.
– Я пытался быть с ними, знаешь? Пытался заполнить пустоту, которую ты оставил. И я ждал, что ты вернёшься хотя бы на один день… что это важно и для тебя.