Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3

– Похоже да… Если это не потусторонний мир! – криво улыбается Немцов, приходя в себя, – А то все какое-то нереально насыщенное, острое как клинок обнаженный или как горит все… Аж дух захватывает! У нас не так…

– А тут все потустороннее, – усмехается темный незнакомец, – в этих катакомбах, куда не сверни! Мы давно уже не в нашем мире находимся. А не пойми где…

– Значит, я еще не помер… Голос узнаваемый, свой знакомый! Наших не спутаешь… Выходит из гарнизона ты!

– Ага? Откуда ж еще? А ты кто? Курсант? Из летчиков, что в восточном секторе оборону держат? Слыхал о вас…

– Да… Оттуда. Мы с того участка сейчас и не вылезаем почти. Приросли к камням, как грибы. Но службу несем исправно. Без нареканий и жалоб… Стараемся!

– Это хорошо! Парни молодые, горячие… Так и рветесь в бой, усидеть на месте не можете… Как звать то тебя?

– Коля… Немцов, пулеметчик! А по военной специальности – штурман-бомбардировщик. Вот до сих пор и летаю, в подземной пропасти…

– Летать оно везде достойно. А я Александр Сариков, 83-я бригада морской пехоты, политрук! – протягивает руку собеседник, – Будем знакомы! Здесь у нас в подземелье так – узнал человека, хоть чуть-чуть сошелся – почитай уже как братья… У нас другой отсчет и время иное!

– Ого! Те самые морпехи. Серьезно… Про 83-ю я тоже много слышал. Про участие во всех успешных десантных операциях. Еще с 41 —го года. К тому же политработник!

– Ничего особенного! Есть ребята, посолидней. А так, все как у всех… – скромно отмахивается Сариков, – Мы все тут на одном подземном корабле дрейфуем, можно сказать в одном кубрике… Все в одних обстоятельствах оказались, все равны здесь… Хоть рядовой, хоть полковник. В этом мраке специфических разделений нет.

– Да, пожалуй, ты прав, Тьма тут всех уравняла и даже больше, стирает наши образы, поглощает, тонем в ней, без остатка!

– Не в ней, так в чем-нибудь другом. Человек такое существо, что во что-то обязательно погружается, вплоть до самозабвения…

– Но там-то – Жизнь! А здесь…

Камень кое-где продолжает сыпаться, впереди клубятся вязкие облака пыли, обволакивая изломанные зловеще причудливые руины. Просевшие от взрывов катакомбы кряхтят и покачиваются…

– Не слабо пиздануло… – сплевывает известковую крошку Сариков, – Взрывная сила такая, аж издалека до печенок пробивает. Как будто в тебе все подбросило и перемешало все внутри. Кровлю рядом с нами снесло, как не бывало! Это ж сколько они закладывают этой тротиловой дряни чтоб так вековой камень рвало…

– Что-то из области невозможного! Землетрясение по сравнению с этими взрывами – просто нервная дрожь… Просто Апокалипсис какой-то!

Солдаты сидят, прислонившись к покосившейся стене, в нише, вслушиваясь в каждый звук… Оба обильно усыпаны бело-серой известковым песком. Глаза блестят в свете лучины пронзительными острыми звездочками. Кажется это единственная маленькая случайная жизнь в громадном мертвом необъятном каменном царстве…

– Да, жизнь совсем невыносимая стала… Живем как на вулкане! Все рушится… Это все закладки авиабомб! – сообщает Сариков, – Разведка вычислила. Фашист гад, звереет окончательно… От бессилия своего! Не знает уже, что придумать!

– Надо осмотреться… – пытается встать Немцов, – И наших поискать, кто под завал попал! Может помощь требуется…

– Удар пришелся мимо жилых объектов, в стороне… Я думаю больших жертв нет, если кто и попался, то такие же случайные путники как мы, в переходах между участками батальонов. А откапывать кого-либо после таких взрывов и обвалов бесполезно, уже проверено. Верная Смерть! Попытаемся, конечно, пройдемся…

– Тогда чего ждем? Идти нужно…

– Нет, переждем… Нам сейчас высовываться нельзя!

– Почему? Тут каждая минута дорога…

– Вот именно! Рано! Сейчас опять серия подрывов прокатится, как гром по небу… Это тоже игра! Хитрая, с саперами, с псами этими инквизиторскими! Я их уже выучил. Как, когда и сколько они обычно закладывают и рвут… Они не сразу все подрывают. Ждут… Когда все угомонится, потом опять, следующая волна. Бывает закладывают в шахматном в порядке, чтоб сбить с толку… И время разное до нескольких часов тянуть могут со следующими взрывами. Изоляются, твари!

– А вдруг нет? Да и сидеть на одном месте тоже опасно. Надо двигаться!

– Наоборот! Здесь сейчас зона тихая и мертвая, уже все разворочено. Взрывы дальше пойдут. Они выделили квадрат и будут его обрабатывать! А нам повезло… Мы почти в эпицентр попали, еще немного бы и все! Бог подземелья нас хранит…

– Бог? Ты же политрук, Александр? – смеется Немцов, – Не порядок…

– Все нормально, – улыбается Сариков, – это типа наш божок, социалистический, не поповский, а античный, из племени древнегреческих титанов. Сложенный из духа непокорных! И из нашего тоже… Смекаешь, курсант?

– Вроде того… Только все это не наше…

Несколько мощнейших взрывов, почти сливаясь в одну адскую какофонию, сотрясают тело каменоломен. Но уже немного в отдалении от того, где сидят красноармейцы. Тем не менее страшный грохот разрушения гуляет в замкнутом лабиринте, как разъяренный дракон, выжигая все живое…

– Вот тебе и результат, и доказательства… – горько усмехается Сариков, – Война суеты не любит, запомни, Коля! Тут как на охоте… Кто дольше выждал, у кого нервы стальные, тот, считай и победил! Такая брат, наука!

– Ясно. Тут чему только не научишься! Такому, чего раньше и помыслить не мог…

Гул гибели, рвущийся из черноты коридоров, не стихает, а почему-то наоборот нарастает, прокатывается неистовой бурей, кажется, что сейчас рухнет все, и то, что сверху, и любая поверхность, основание снизу… Окружающее превращается в ожившую бешено пляшущую Пропасть. Где теряется абсолютно все, что было прежде.

– Ну и свистопляска! – выдыхает Немцов, вжимаясь в стену, – Конец света, не иначе… Все разлетается на куски! Адская сила беснуется… Ни хрена не видно! Как мы еще тут в норке своей держимся…

– Ничего! Любой ураган, любой ветер всегда стихает! – стряхивает с себя известковую крошку Сариков, – Всякая ночь не длится вечно!

– Кроме нашей подземной… Тут вообще все остановилось! И жизнь, и время, и все процессы и законы.

– Это так кажется… Жизнь здесь тоже идет. Только по-другому! Возможно даже интенсивней, чем где-либо.

– Не знаю… Мы летчики, к небу привыкли! К широте горизонта, а тут…

– На то она и жизнь, и судьба, чтобы преподносить сюрпризы и выковывать из нас нечто большее, чем мы есть…

Летчики говоришь? А как вы здесь оказались, в подземелье, также как и все, по особому приказу о создании арьергарда?

– Нет, Александр, мы здесь были гораздо раньше… С начала мая! И охраняли штаб Крымского фронта, базировавшийся здесь в Аджимушкайских каменоломнях, не много, не мало… Из нас сформировали два взвода пулеметный и минометный. Вот мы и несли службу. А по ходу дела, все эти штольни излазили, изучили, что где… Очень пригодилось потом. Знали, и где лучше устроится для боя, и где противнику сюрприз преподнести. Но сейчас положение изменилось, от постоянных бомбардировок минеров сверху смешалось все, порода рушится, знакомые коридоры заваливает, даже целые участки. Но в целом схема в голове сохраняется… Хотя порой кажется, что эти катакомбы живые, и меняются прямо на глазах! Просто какое-то сумасшествие…

– Есть такое! Или наше сознание шалит, или сами эти камни древние… Тут, в этих местах, раньше разные древние религиозные культы справляли. Может земля и зарядилась, и теперь до нас эхо долетает…

– Здесь конечно много чего происходит, поди тут разбери что-нибудь во мраке этом! Себя то, и то теряешь…

– Тьма – это другое измерение, здесь особые усилия требуются. И что дальше с вами было, почему на переправу не ушли со всеми?

– Да нас бросили просто! Мы все на постах были, а когда первые залпы немецкие загремели, драпанул наш штаб, тихо и незаметно… Как крысы с тонущего корабля, да так быстро, что даже нам ничего не успели сказать! Мы утром глаза протерли, а вокруг нас пусто! Давай думать, что делать… Огляделись вроде армия отступает, движется к проливу. Ну мы туда тоже, со всеми. А потом дошли почти до порта, увидели, что там творится, и как-то мерзко и тоскливо на душе стало. Что ж мы, как последние трусливые твари бежать будем, когда фриц во всеоружии на город прет? Остановились мы, развернулись и пошли назад, на свою позицию, в родные каменоломни, так как еще слушок прошел, что не все бегут, а кое-кто оказывает сильное и успешное сопротивление. Вот так и засели в скалах! Такая вот история.

– Наши штабисты Крымфронта то еще подлое племя… Тоже много о них слышал нелицеприятного, – кивает головой Сариков, – единственный кто там достоин уважения и восхищения, это товарищ Мехлис, он говорят, до последнего здесь на Керченском берегу стоял, под пулями на передовой, делал, что мог… Война как волна, смывает грязь, оставляет только то, что достойно Жизни. Кто на дно идет, как последний подлец, кто пламенем вверх к звездам возносится.

– Может и так, только наши генералы и их прислужники ближайшие сейчас на Тамани сидят, в теплых домах, и мягких койках, под солнцем греются, а мы сырой утробе земли как черви ползаем… В черном Лабиринте, где и выхода, порой, кажется нет. Какая уж тут Жизнь? Мрак могильный один…

– Это она и есть… В своем незамутненном виде. Жизнь это не только пение жаворонка поутру, но и каменные бездны. Все это одна пьеса. Только что-то мы привыкли считать благом, что-то злом. А по сути все есть единый процесс…

– Да как так? Мы ж гибнем здесь! – восклицает Немцов, – Пропадаем в мраке этом адском!

– Мы везде гибнем! – горько улыбается Сариков, – На воде, в поле, в лесу, где угодно в самой обычной жизни, ее банальной суете… Рано или поздно мы все, персонажи этого мирского театра – умираем! Хоть один человек выжил после рождения? То-то же. От этого никто не уходит. И мы не знаем, как с этим справляться, в глобальном масштабе. Смерть – это неумолимый закон. Увы… С этим ничего не попишешь… И нам здесь надо просто шагнуть вперед, взглянуть в глаза этому призраку и победить!