Мёртвая и Живой

Наставница протянула кувшин со смолой капризной малышке. И слава великим, Ралин перестала плакать. Девочка взяла кувшин, принюхалась к смоле и опрокинула ее над своей головой. Веки ее тут же слиплись. Перья в серых крыльях налились тяжестью. Она пробовала убрать с лица грязные волосы и посмотреть на мальчишку, который должен был получить вскипяченную смоль на себя. Посмотрела и… улыбнулась, что заметила Эрешкигаль, явившаяся на тот урок.

Наставницы Ралин лишились крыльев, а мертвяки – демонстрационный материал с урока – получили глиняные таблички, которые Эрешкигаль, желая порадовать свое дитя, набила в обход очереди, даровав мальчишкам сильные пыльные крылья и обещав перерождение в отпрысков знати всего через полсотни лет.

– Не плач, о смертное дитя, – снизошла милостью Эрешкигаль до девочки в пустыне, – я верну жизнь тому, за кого ты молишься.

Картинка в видении Эрешкигаль сменилась.

Белый беркут выронил из когтистых лап серый комок. Тот рухнул с неба. Удачно получилось, что старик возле девочки сделал шаг, смягчив падение серого… чего-то там, что девочка звала Козлиногом.

Приятно хрустнуло. Сломалась шея старика, зато Козлиног ровно стоял на всех своих четырех ногах совершенно живой и здоровый. Ни переломанной больше ноги, ни единой раны на проткнутых органах.

Дитя с красным пером перестало молиться, а потому Эрешкигаль выглядела удовлетворённой из-за исполненного долга, который подарил ее царству очередную душу старика, а девочке вернуло Козленога.

Но что такое какая-то душонка! Всего одна.

В минувшие тысячелетия бывало, что смертные толпились у Семи врат, убитые мором и войнами. Демоны с болотистых пустошей пировали костным мозгом до пыльной рвоты, пока не прекращалось столпотворение, пока достойные не проходили сквозь оставшиеся врата с единой целью – получить клинописную табличку с именем из рук Эрешкигаль и крылья.

Пока нет таблички и крыльев – нет ни смерти, ни жизни.

Эрешкигаль бродила по дворцу, но ни в одних покоях не могла разыскать свою дочь. Она знала, если Ралин захочет, никто ее не обнаружит, но продолжать оставаться на троне не было никой мочи. Нужно или кого-то убить, или казнить, чтобы успокоиться.

– Моя царица, – поднялся к ней навстречу супруг, когда Эрешкигаль вошла под своды глиняных табличек с переписью военных стратегий, – ты разыскала Ралин? Скажи, что знаешь, где она?

Нет, убить супруга Эрешкигаль бы не осмелилась. Их брак одобрил сам Господин богов, а получить его неодобрение равнялось получить пять сотен врагов, коих у Эрешкигаль и без того хватало еще со времен изгнания ее сестры Иштар.

– Конечно, муж мой, – ответила Эрешкигаль и посмотрела прямо в глаза супруга – бога войны и мора, – Нергал, наша дочь юна. Дворец для нее невыносимо мал и скучен.

– Такая же, как ты, когда нас поженили. Такая же упрямая! – добавил он кряхтя, справляясь с доспехами, – дерзкая и дикая. Ну ничего, скоро этому наступит конец. Очень скоро, любезнейшая супруга!

– Ты отбываешь? – перевела она тему, заметив в зале ближайших стражников царя.

Его прислужники – демоны с головами львов и бычьими хвостами толпились возле ступней в покои. Их лица с выколотыми глазницами покрывали чугунные шлемы, выплавленные на огнищах сожжённых тел, когда марийское сражение унесло в Иркаллу три тысячи душ.

– Меня заждалась месопотамская хворь и падеж скота. Но эти смертные… Они придумали растворы для лечения. Ноги, руки отращивать не научились, а гнойные волдыри им, видите ли, жить мешают! Из-за лекарских растворов у наших врат в Иркаллу нет больше той обожаемой мной кровавой давки, когда мертвяки убивают мертвяков. Пора это исправить, моя царица.

– Как интересно, – равнодушно произнесла Эрешкигаль.

– А по твоему виду я могу сказать, что серый лук тебе во сто крат интересней, чем собственный супруг.

– Голова раскалывается от их визга. Ты устроишь мор, а мне придется выслушивать нытье тысячи серых жуков!

– Таков твой долг, Эрешкигаль. Выслушивать людей и даровать блага тем, кто доказал свою преданность усердием. А мой долг – людей убивать и стравливать.

– Мой долг, Нергал, воспитывать дочь.

– Но ни с первым, ни со вторым долгом ты не преуспела, моя любезнейшая! Ты не родила наследника. Теперь мы прокляты богами дочерью. И если Ралин не будет править, то ее супруг этим займётся.

– Супруг? Она совсем девчонка!

– Иштар была моложе, когда ты ее отослала.

– Моя сестра? Ты произносишь имя предательницы в царских покоях? Вон! – гаркнула она на стражников с бычьим хвостами и головами львов, – пошли все вон!

Демоны издали львиный рык, хвосты их заходили во все стороны, но пока Нергал не махнул рукой, выпроваживая, ни один не шевельнулся.

– Эти твари осмелились на меня рычать? Мой муж, – взяла себя в руки Эрешкигаль помня – боги не гневаются, они мстят. С холодной маской равнодушия. – Ты не забыл, что это ты при мне царь, но не я царица при тебе. Таким же будет и супруг Ралин. Она наследная царица. Он всего лишь муж для продолжения рода.

– Она царица, которая не желает служить Иркалле. Никого не напоминает? – поднял Нергал двухглавый топор, закидывая его за спину. – Ты ненавидишь лук, не отвечаешь на молитвы, а дочери нет дела до покойников. Живых ей подавай.

– Пусть тренируется с живыми.

– Она не жизни их лишает! Она… читает, как их исцелить! Как вернуть мертвяков в людское царство. Думаешь, откуда у людей то снадобье? Это всё Ралин. Она им преподнесла состав.

– Ты обвиняешь нашу дочь… в измене?

– Уж лучше я, чем твоя сестрица. Если ее обвинит Иштар… она потребует у Господина богов венуть ей всё отобранное. А тебя в лучшем случае обернёт лысой курицей перед лисьем патрулём из Эблы.

Эрешкегаль поёжилась. Еще никогда ее супруг не выражался столь образно. Никогда прежде его не заботили проделки Ралин. Но, кажется, дочь зашла слишком далеко. Если они дискредитирует собственную мать, они потеряют всё. И царство. И, возможно, жизни.

В тысячный раз Эрешкигаль пожалела, что у нее не поднялась рука убить сестру.

– Как она… – недоумевала Эрешкигаль, – как Ралин смогла покинуть Иркаллу? Добраться до людей и еще это снадобье…. Нет, Нергал. Твои доносчики ошиблись. Это сделала не Раллин. Никто не способен покинуть Иркаллу кроме меня. Никто!

– Я уже справился у Нисабу. И путь такой имеется.

– Имеется? О чем ты? Как она сбегает?

– Сложно, – ухмыльнулся Нергал, – радует, что наша дочь не глупа, раз строит столь сложный мост для побега. Додумалась же! – восторженно рявкнул Нергал.

– Ты абсолютно уверен?

– К несчастью, да. Сначала я избавлю Морию от снадобья против чумы, а после напущу ее с тройной силой. Жди новых мертвяков у врат, Эрешкегаль. Готовься выбивать их имена из глины.

– Нет. Я должна встретиться с Нисабу и узнать все про этот мост. Как она не рассказал мне?

– Я приказал. Сначала надобно исправить ошибки Ралин, а потом захлопывать калитку из Иркаллы.

Взбешённая словами мужа, Эрешкигаль расправила крылья, и стены храма оказались проткнуты полусотней остекленевших изумрудных перьев.

Нергал выдернул парочку из своего плеча и одно над бровью:

– Тревожься сколь тебе угодно. Но я волнуюсь, что при Ралин в Иркале не останется ни одной души. Она, – поймал он за крылья восьмикрылого лука, но услышал только писк, а не слова, – не будет разводить вокруг своей башки рой мух. Ралин ответит на молитвы, – отшвырнул он пальцами лука, размазывая его об стену, – она дарует жизни. Всем.

– Она не посмеет, – налились перья Эрешкигаль красным.

– Уже посмела. Вразуми наследницу чтить свой долг. Или я сделаю все сам, когда вернусь.

Эрешкигаль задели упреки супруга в том, что дочь непокорная бунтарка. Возраст в три тысячи лет всего лишь переходный. Будучи юной, Эрешкигаль сама проверяла мир на прочность, но дочь ее опередила.