Предел погружения

– Дядь Слав? – лёгкие пружинистые шаги. – Ты чего в темноте сидишь?

– Спал я, – он открыл глаза, недовольно поморгал. – С вами же, долбодятлами, только во сне волноваться перестаёшь.

– Дядь Слав, – Сашка обиженно вздохнул.

– Ладно, ладно, – Вершинин покрутил головой, разминая шею, – включай свет. Поздравляю тебя, Шарик: сестру твою всё-таки раскрыли.

Выключатель щёлкнул. Сашка смотрел испуганно, пальцы стиснули ремень сумки:

– И что теперь?

– А ничего, – Вершинин потянулся так, что в плече хрустнуло. – Нашёлся для вас второй приказ: в связи с твоим слабым состоянием здоровья – психического, я бы добавил – и тем, что подводная лодка уже готова к приёму гражданского специалиста, заменить тебя Вершининой Александрой Дмитриевной, студенткой медицинской академии, которая будет собирать на лодке данные по теме своего научного исследования – баротравмам. Удачное совпадение, не так ли? Пришлось бы поломать голову, если бы она занималась каким-нибудь пульпитом или мастопатией.

Сашкины плечи заметно расслабились под кожаной курткой.

– То есть в тюрьму нас не посадят?

– Я бы вас своими руками утопил, не то что в тюрьму, – Вершинин поморщился. – Но куда ж деваться. Будете жить-поживать и, может, наконец научитесь делать так, как вам говорят. Альке, в конце концов, тоже не повредит засунуть своё «хочу» куда подальше – на лодке этому быстро учат.

Встав, Вершинин наконец взял пульт, выключил мельтешащую картинку.

Молодец Кочетов, не стал поднимать шум, сразу с ним связался. Конечно, если бы не Антоныч, уже вовсю бы пахло жареным, в одиночку тут не справишься. Хорошо, что второй приказ подготовили заранее. А теперь – мало ли, почему его в своё время не довели до командования флотилии? Это косяк самого командования, и оно постарается его замолчать.

– Ну, а ты как, боец медицинского фронта? – Вершинин вышел в коридор. За приоткрытой дверью ванной Сашка запихивал в машинку грязную потную зелёную форму.

– Да никак, – буркнул он, – спина разламывается. Восемь часов в процедурной. Дядь, ну какой из меня санитар, а? Давай я уволюсь, лучше уж устроюсь в макдак, если тебе так надо, чтобы я работал.

– Мне надо, чтобы ты написал дипломный репортаж, – Вершинин зашёл на кухню, глотнул компота прямо из банки. – О ежедневном подвиге людей рядом с тобой. Не захотел на лодку – пиши о больнице, погружайся, так сказать в атмосферу.

Утерев рот ладонью, он удовлетворённо крякнул:

– И потом, ты же сам хотел поменяться с Алькой? Вот и наслаждайся: она в море, а ты…

– Я в дерьме, – буркнул Сашка, запуская машинку.

Вершинин тактично сделал вид, что не услышал.

Пол под ногами дыбился, вновь опускался, и Илья уже чувствовал, как липнет к спине под робой майка. К горлу раз за разом подкатывал ком.

В центральном было легче. Боцман твердил, что там меньше всего качает – хотя, возможно, причина заключалась в другом: в центральном у тебя всегда было дел по горло и ты был на виду у командира, у старпома, у вахтенных. Тут уж не до качки – слушай эфир, записывай, докладывай. А теперь вот, после сеанса связи, напряжение отпускало – и накатывала дурнота.

Идти в каюту Илья передумал. До неё было далеко, и потом, пусть уж псевдо-журналист страдает от качки в одиночестве. Женщины не любят, когда их застают в неприглядном виде.

А уж самому перед ней раскиснуть – хуже некуда!

Илья потянул ручку двери, не стучась – штурманёнок Дима повернулся к нему.

– Я уж думал, Лёха что-то забыл, – хмыкнул он. – Ты как, держишься? Я еле дополз из рубки – а мне ещё в отсек, смотреть, как там мои с приборкой справились.

– Для приборки погода самая подходящая, – хмыкнул Илья, усаживаясь. – Смотри, как бы матросики твои головы об стенку не расшибли.

– Да не, не должны. Бля – я, что ли, план по кораблю утверждал? – Дима поморщился и снова беззаботно откинулся на подушку. – Не должны. Хорошие ребята, дело знают. Зря я их дрючил, что ли?

– Дрючить никогда не бывает зря, – Илья слабо рассмеялся. – Вот когда мой отсек горел – две секунды, и все на своих постах, борются за живучесть. Хотя не уверен, что до них даже после этого дошло, зачем я их гоняю.

– Ну они же дети, – фыркнул Дима, потянулся к сумке, висящей над койкой и опасно раскачивающейся. – О чём сейчас мои говорят? О бабе-журналистке и о её сиськах.

Илья озадаченно взглянул на него:

– Каких сиськах?

– Вот и мои в отсеке гадают, где её сиськи. Воробьёв и Кряква из-за неё чуть не посрались: один говорит, красотка, а другой – скелет ходячий.

Сняв сумку, Дима выудил из неё пачку сухариков. Затрещала фольга, и по каюте пополз пряный запах бекона. Илья поморщился:

– Дим! Другого времени не нашёл?

– Угощайся, – Дима, нимало не смущаясь, протянул ему пачку. Койка, стена ухнули влево, и Илья прижал влажную ладонь ко лбу, другой отпихивая пачку.

– Спрячь это дерьмо, или я скажу начхиму, что ты скрываешь у себя оружие массового поражения.

– Ну ладно, ладно, – Дима с недовольным мычанием запихнул пачку обратно под «молнию». – Рассыплются теперь, вся сумка сухариками провоняет.

– Так тебе и надо, – буркнул Илья.

– А ты что, так и будешь жить с ней под одной крышей?

С ней? А, да, с журналисткой. То есть она даже и не журналистка… ну, какая разница.

– Если не прикажут никуда перебираться – буду, – он пожал плечами. – По-моему, я так привык думать о ней как о мужике, что у меня на неё в принципе не встанет.

Если вообще на кого-нибудь встанет с этой собачьей работой. Эх.

– Ну, класс, – Дима развёл руками. – То ты бесился, что тебе соседа-журналиста подселили, а тут он оказался бабой – и хоть бы хрен.

Илья пожал плечами.

– Тогда, наверное, у меня ещё были силы беситься из-за херни.

– А что, нас из-за этой бабы точно не завернут? Я уж надеялся пораньше на берегу оказаться.

– Точно. На наш запрос передали приказ за май месяц – получается так, что её законно к нам назначили. А то, что она за брата себя выдавала, ни в каких бумагах не отражено.

Илья усмехнулся про себя, вспоминая сеанс связи – и обмен радиограммами с адмиралом Вершининым. Ох и рисковый мужик… зато всё верно рассчитал. Хорошим, наверное, командиром лодки был в своё время.

– Так что никакое дерьмо с её стороны нам вроде не грозит, – добавил он вслух. – Если, конечно, наш доблестный личный состав не одуреет от близости женского пола.

– Это вряд ли, – Дима закинул руки за голову, вытягиваясь на койке. – Командир, по-моему, доступно объяснил: за разговоры в духе «хорошо бы присунуть» он сам присунет так, что мама не горюй.