Предел погружения

Саша потянулась к тумбочке, тихонько опустила листки.

Странно: в коричневатом свете лампы скуластое, резко очерченное лицо, совсем мальчишеское, не выглядело измотанным. В уголку рта едва обозначилась ямочка – губы, казалось, вот-вот тронет насмешливая улыбка.

Он дышал неслышно, под синей сморщенной тканью робы едва заметно приподнимались и опадали лопатки. Саша невольно наклонилась к нему, вслушиваясь, ловя слабый звук дыхания.

Только бы опять не зазвонили тревогу. Пусть будет тихо – хоть пару часов, пока ему не придётся вставать на вахту.

А ей надо возвращаться. Главное – ни на что не наткнуться случайно, выходя, и дверь закрыть без стука.

Она повернулась, бочком направилась к двери. Помедлила ещё чуть-чуть, собираясь толкнуть дверь, и до неё донёсся шорох простыни. Пальцы Артура беспокойно шарили в складках, пытаясь зацепить край сбившегося на бок одеяла. Он что-то глухо, жалобно промычал в подушку.

Саша шагнула назад, к его койке, нагнулась и потянула одеяло вверх, на себя, выдёргивая плотную ткань из-под колена Артура. Легонько встряхнула, накинула ему на плечи, разгладила складки ладонями, укутывая его. Артур шумно выдохнул, поворачиваясь на бок, наконец-то забираясь под одеяло целиком, с пятками и подбородком. Тёмные губы шевельнулись:

– Маам…

Сашина рука потянулась коснуться растрёпанных чёрных прядей на лбу. Чуть-чуть дотронулась, ладони стало мягко, щекотно, и Саша отдёрнула её: не разбудить бы.

Она вышла на цыпочках.

Глава 22

– Товарищ командир!

– А? – Кочетов рывком сел на койке, придвинул к себе ПДА. Глазам всё ещё было сонно и горячо, тяжёлая голова гудела. Наконец он нашёл взглядом розовое улыбающееся лицо замполита.

– Роман Кирилыч, да не волнуйтесь вы так, – добродушно брякнул тот. – Что ж вы как на пожар подорвались. Я всего лишь зашёл поговорить.

Кочетов сглотнул кислый привкус во рту.

– Надо полагать, я подорвался именно потому, что я не вижу веской причины будить командира корабля во время отдыха, кроме пожара, затопления или ещё какой-либо нештатной ситуации, угрожающей нашим жизням.

Он покосился на часы, лежащие на тумбочки. Двадцать семь минут. Он спал двадцать семь минут из отмеренного на отдых часа.

– А вы что, зашли ко мне поговорить о морально-волевых качествах экипажа?

Замполит переступил с ноги на ногу, опустил взгляд на синюю папку в руках.

– Не совсем, Роман Кириллович, – смущённо произнёс он. – Я просто подумал, что у нас на корабле в последние дни ничего не происходит. Люди начинают скучать.

Кочетов хватанул воздух прямо ртом. Выдохнул. Поднялся, глядя в довольные жизнью глаза замполита.

– Константин Иванович, – тихо сказал он.

Замполит опустил голову. Полные руки дрогнули, задвинули папку за спину.

– Виноват, товарищ командир, – пробормотал он. – Я не хотел сказать… Конечно, я вижу, люди тяжело работают.

– Большинство людей, – впечатал Кочетов. Круглое лицо замполита начало краснеть, как наливающееся яблоко.

– Товарищ командир, – просительно сказал он. – Я только хотел предложить, узнать ваше мнение… когда мы придём на полюс – у нас ведь будет несколько дней отдыха перед возвращением. Может, устроим праздник, раз уж День Нептуна у нас сорвался?

Кочетов потёр лоб, провёл ладонью выше, приглаживая вихры на затылке.

– Праздник – это неплохо. Накроем стол, попросим кока приготовить нам что-нибудь особенное, – он слабо улыбнулся. – Гитару достанем. Можно даже мяч погонять на свежем воздухе, по снежку. Есть у нас мяч, Константин Иванович?

– Кажется, был, – замполит нахмурился. – У боцмана.

– Вот и хорошо. Если ребята захотят, сыграем в футбол. Но, Константин Иванович, – Кочетов снова опустился на койку, – пожалуйста, никаких сценок, ролей и строевых песен. Люди устали. Сначала – выспаться, потом всё остальное.

– Слушаюсь, товарищ командир.

– Ну а плакаты, рисунки, конфетти и прочая мишура – это уж на ваше усмотрение. Можете попросить Александру Дмитриевну помочь вам с организацией. Если у вас всё… – он выразительно поднял брови, и замполит выпрямился:

– Разрешите идти?

– Идите.

Дверь тихонько прикрылась. Кочетов растянулся на койке, подложив ладонь под голову – так меньше ныло в затылке.

Он прикрыл глаза, и в тот же момент над головой зашипел «Каштан».

Ещё одна идея по поднятию морального духа экипажа? Ну, лучше уж пусть будет так, чем авария.

– Командир слушает.

– Говорит старпом, – голос Палыча: замотан вусмерть, но держится. – Докладываю: матрос Ольховский обнаружил в третьем отсеке неисправность распределительного щита. Из-под крышки шёл дымок, плавилась изоляция. Неисправность своевременно устранена, щит функционирует в штатном режиме.

– Принято, – Кочетов кивнул.

Дымок из-под крышки – слабый, тоненькой струйкой. Едва уловимый запах гари в пропахшем маслом и железом отсеке. Одна-две минуты – обесточил щит, снял крышку, накрыл плавящиеся провода, перекрывая доступ воздуха, и готово. Три минуты – искрит, трещит, хватай баллон, пускай пену. Пять минут – горит отсек, горят люди, и некуда всплывать. Сверху лёд.

– Заметь – не на вахте, не у себя на посту. Он просто шёл из медчасти в кубрик. А вахтенный так и прощёлкал клювом пожар в собственном отсеке.

Кочетов хмыкнул себе под нос.

– Ольховского – поощрить… у него ведь было два взыскания?

– Уточню, Роман Кирилыч.

– Короче, сними все.

– Объяви ему благодарность от моего имени… нет, я сам объявлю. Вахтенному – взыскание и…

И внеочередная вахта? Чтобы у него была лишняя возможность угробить корабль?

Кочетов скривил рот, зло усмехнулся. Что тут можно придумать? Как, ну вот как вбить в голову молодому долбоёбу, что на вахте всё как будто понарошку, но умрут они по-настоящему?

– И пусть следующим чистит дерьмо в ЦГВ. Сними его с вахты и позови ко мне, я с ним поговорю.