Предел погружения

– Но тебе же не всё понравилось.

Сашу тут же ужалило: зачем она это брякнула? Напрашивается на комплименты? Капризничает?

– На День ВМФ нас с утра выгоняют на плац, – карие глаза прищурились. – Три часа ждём, иногда – четыре. Адмирал выходит, становится перед строем и читает поздравление. Дождь идёт, снег метёт – все кричат «Ура!». Всем всё нравится.

– Ну, тогда я рада, что в этой обстановке всеобщей любви ты сохранил немного здравого смысла, – усмехнулась она.

Дверь приоткрылась, к ним заглянула вихрастая голова матроса.

– Тащ кап-три, – бодро произнёс он и проглотил остаток слов. – Виноват… Думал, вы спите, – круглые, как у совы, глаза растерянно моргнули. – Меня будить на вахту первую смену послали.

– Раз послали – лети, – Артур пожал плечами.

– Есть!

Дверь со стуком закрылась.

– Чего он дёргается-то, – Саша пожала плечами, улыбнулась. Улыбка вышла натужной. – Как будто за просмотром порнухи тебя застал.

– Порнуху все смотрят, – Артур поднялся, перекинул через плечо ремень ПДА. – Это не серьёзно.

– Не понимаю, – она встала тоже, повернулась, заглядывая в его лицо:

– А что серьёзно?

– А хер его знает, – он засмеялся, но смотрел пристально, внимательно. – Я в центральный. Телефон не забудь.

Щёлкнув кнопкой, Гриша выключил лампу, опустил зеркальце в ящик стола.

– Можно закрыть рот, – легко сказал он.

Старпом, медленно сомкнувший челюсти, смотрел на него снизу вверх запавшими глазами. Матросам от такого взгляда, тяжёлого, давящего, наверняка становилось не по себе.

– Ну? – спросил старпом.

– Дырки нет, все зубы в целости и сохранности, – Гриша принялся стягивать резиновые перчатки. – Никаких повреждений я не вижу. Конечно, не исключено, что воспалительный процесс идёт внутри, в пульпе – без рентгена его невозможно определить.

– Значит, будешь дёргать?

Гриша кинул перчатки в корзину под столом – они тихонько шмякнули. Покосился на старпома, всё ещё лежащего в кресле обмякшим кулем. Увы – Гриша прекрасно представлял себе, как этот куль мгновенно может стать непробиваемой, неумолимой глыбой.

– Дергать, Семён Палыч, пока не будем. Подождём хотя бы сутки, а лучше – пару.

– Пару? – старпом дёрнулся в кресле. – Да я, сука, ёбнусь! Я после вахты два часа заснуть не мог от боли! Хорош, блядь, ломаться, Гиппократ полярный. Доставай свои щипцы или что у тебя там. Выдернем его нахуй, и я пойду, мне ещё отсеки осматривать.

Гриша терпеливо кивнул:

– Мы всплывали со ста восьмидесяти метров, а через полчаса опять погрузились на двести. От таких перепадов глубины может разболеться здоровый зуб. Мне не жалко, Семён Палыч, я вам могу хоть все повыдёргивать. Но боль от этого не пройдёт.

Старпом нахмурился. Морщины на массивном, как гранитная плита, лбу углубились.

– Ты хочешь сказать, что зуб, в котором нет никаких дырок, с какого-то ляда начинает заводить весь этот концерт?

– Так точно.

– Ну и как тогда его угомонить? Какого хуя ему надо?

Гриша придвинул к себе лист в клеточку. Ручка не хотела писать, и он повозил ею, пока на бумаге не остался извилистый синий хвост.

– Попробуйте раствор соды, Семён Иваныч. Полоскать два раза в сутки – можно и чаще, – ручка тихонько скребла по бумаге. Старпом поморщился – может, от этого звука, или зуб вновь напомнил о себе. – Вода обязательно должна быть умеренно тёплой. Вообще, не пейте и не ешьте пока горячего и холодного. Сладкого тоже не советую, зубы иногда дают высокую чувствительность на сахар…

– Разрешите?

В каюту вошла Саша, удивлённо глянула на старпома, распростёртого в кресле. Тот повернул голову, ответил ей неприязненным взглядом.

– Гриш, – она смущённо улыбнулась, – занят? Я могу потом зайти.

– Извини, – он цокнул языком, – совсем из головы вылетело. Давай завтра. К вечеру всё скопирую.

Саша спрашивала его про баротравмы, про случаи из практики, и он обещал ей скинуть на диск всё, что у него есть. Но для этого надо было собрать всё вместе, убрать из историй болезни имена, звания, да и к тому же у него так и не дошли руки перебить в компьютер добрую половину карточек пациентов. Привычнее было заполнять от руки.

И кто его за язык дёрнул пообещать?

– Ладно, – она качнулась с носка на пятку, – извини, что побеспокоила. Увидимся!

Дверь за ней прикрылась.

Гриша вернулся к своим записям: что добавить? Обычный совет при спазматических болях – нервничать поменьше, но для старпома рекомендация невыполнимая.

Надо ухом резко, неодобрительно хмыкнули. Гриша поднял голову.

– И часто Александра Дмитриевна отвлекает вас от работы? – осведомился старпом.

– Вообще не отвлекает, – Гриша пожал плечами. – Я обещал помочь ей, найти узкопрофессиональную информацию. Она ведь моя будущая коллега.

– Коллега, – старпом смачно сплюнул в плевательницу. – Коллеги ваши будущие за партами сидят в институтах, а не виляют жопой по отсекам. Сидела бы у себя в каюте тихонько – так нет же, ей надо, чтобы все слюной давились. А на то, что один еблан на секунду зазевается и мы все на дно пойдём – ей похуй.

Гриша, дописав, подчеркнул «два раза в сутки», сложил лист вдвое и протянул старпому.

– Вот, Семён Палыч. Не знаю… никто вроде особо не давится, – он пожал плечами. – И она ни на ком не виснет, нормальная баба.

– Да уж, нормальная, – буркнул старпом. Узловатые пальцы сунули лист в карман.

– Так-то, если что, у меня бром есть, – осторожно заметил Гриша. – Могу прописать, если кто-то слишком уж перевозбудится.

Старпом промолчал, направился к двери. Повернулся, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и вышел из каюты, едва не столкнувшись с высокой худой фигурой.

– Товарищ старпом, – Артур отступил назад, в коридор, пропуская старшего по званию. Старпом что-то неразборчиво буркнул в ответ, и Артур вошёл, прикрыл за собой дверь.