Ледяная стена почернела и стала склизкой. Сквозная розетка между квартирами исчезла, сквозь зияющую дыру впуская в квартиру какой-то чёрно-зелёный, мерцающий туман, который, впрочем, небольшим облачком ложился у дыры, не предпринимая попыток, распространится далее. Из тумана, время от времени, выныривали юркие двухвостки, и, исследовав территорию на пару сантиметров вне странной субстанции, также торопливо удалялись восвояси.
– Ты когда-нибудь читал фантастику, Цырен?
– Это-то сейчас к чему?
– По закону жанра, сюжет должен следовать определённым циклам. В нужный момент он нагнетается, в нужный – расслабляется. Тем самым автор позволяет читателю отдохнуть после серьёзных потрясений.
– И?
– Наш сюжет меня не отпускает. Он словно взял душу в силки и продолжает давить десятками открытий и потрясений.
– Чудной ты доктор. Давай готовиться.
Недра спортивной сумки скрывали не только инструменты, в чём вскоре убедился Евгений Петрович. Из боковых карманов, первым делом Цырен вынул по небольшому бубну, на котором был изначально предусмотрен тонкий, кожаный ремешок для закрепления на поясе.
– И что это за инструмент? – позвякивая металлическими бляшками, Евгений Петрович презрительно разглядывал примитивное кожаное приспособление.
– Ты поуважительнее относись к моим действиям, доктор! Я к твоей науке претензий не имею. Я уважаю труд врачей. Мой труд не менее значим, чем твой.
– Прости, Цырен, не хотел обидеть.
– Меня обидеть почти невозможно. Ты бубен мог обидеть. А он – твой главный щит и путеводитель в аномальных местах. В нужный момент загудит – значит сосредоточь своё внимание. Задрожит, загремит бляшками – опасность рядом или чужое воздействие. Порвётся бубен – значит, принял на себя суровый удар. Погладь его – и он замолчит, успокоившись, чтобы не привлекать лишнего внимания.
– Вот как, – доктору было трудно перестроиться на новую картину мира, поэтому он по-прежнему воспринимал слова Цырена с лёгким скептицизмом, – а для атаки что? Дудочка.
– Чудной ты доктор. Держи, – шаман бросил длинный, изогнутый, костяной кинжал в доктора так, что оружие просвистело в воздухе, едва не пронзив Орлову грудную клетку.
– Ты чего, белены обожрался? – с трудом подавляя гнев, прошипел доктор, который чудом умудрился поймать оружие за кожаную рукоять.
– Нет, реакцию твою проверял, – Цырен улыбался, довольный результатами эксперимента, – в ночную зону просто так не пойдёшь. Тут способности нужны. А они у тебя есть. И немаленькие. Это ещё раз подтверждает мои догадки насчёт планов Ата Улана.
Сам Цырен тоже закрепил похожий кинжал на поясе, добавив к широкому поясу ещё и небольшую сумку, известной фирмы, которую часто любят носить таксисты. В эту сумку шаман последовательно положил странный мешочек, литровую бутылку коричневой жидкости с резким запахом, а также несколько головок чеснока.
– И ты, конечно, не посвятишь меня в свои планы и догадки? – врач внимательно наблюдал за приготовлениями своего товарища.
– Нет, – коротко мотнул головой упрямый шаман.
– Чеснок – тоже оружие?
– Да не особо. Просто его запах неприятен не только прекрасным дамам, но и всякой чертовщине. Если ты хочешь знать, что я взял ещё, то в бутылке керосин, а в мешочке кресало. Спички и зажигалка могут не сработать в ночных землях, а древнее приспособление не подведёт. К тому же, старый, железнодорожный фонарь – это вообще раритет. Я его в музее стащил.
Звякнув железяками Цырен достал из сумки допотопный осветительный агрегат, в центре которого, за чистыми, прямоугольными стёклами, виднелся чёрный фитиль. Чиркнув кресалом, шаман ловко разжёг его и по резкому запаху Евгений понял, что огонь держится благодаря подпитке керосином.
– Оружие то, какое необычное, – Евгений Петрович смирился с особенностями характера и подготовки своего нового напарника, поэтому более внимательно присмотрелся к странному предмету вооружения.
Единый костяной массив кинжала представлял собой большой клык. При этом на своеобразном, белом клинке были вырезаны интереснейшие сюжеты, повествующие о событиях, которые происходили тысячелетия назад. В этих сюжетах люди (обычные люди, такие как мы, с вами), целыми толпами наваливались на Древних людей, погружая в их плоть изогнутые клинки, пронзая их копьями и уничтожая дубинками. И всё это на фоне хорошо знакомых пирамид.
Рукоять – тонкая, удобная кожа на деревянной основке, перетянутая тонким жгутом. Обух ножа – большой, хорошо выделанный, кровавый рубин, мерцающий гранями при тусклом свете старой лампы.
– Клык саблезубого тигра. Страшный был хищник. Сильный от природы. Поэтому и оружие стало особенным, заговорённым.
– Хочешь сказать, что на протяжении десятков тысяч лет, клык отлично сохранился, не распавшись на части?
– Да. Если знаешь, как хранить. В светлых, дневных зонах, что мы бережём и охраняем, как Ата-Улан сумеречный переход и мамонтятины по-прежнему можно отведать.
– Брешешь! – не удержался Евгений Петрович, – хочешь сказать, что они там спокойно пасутся, когда весь мир считает их вымершими?
– Нет. Мы никого не сохраняем и никуда не вмешиваемся в физическом мире. Просто в наших землях продукты не портятся от слова совсем. Особый временной поток. Мамонтятины осталось у нас мало. Это деликатес для самых дорогих гостей.
– Насколько дорогих?
– Рокфеллеры, Ротшильды – все, чьё состояние давно перевалило за миллиард.
– А вы весьма алчны, дорогой мой шаман.
– Так время сейчас такое. Чтобы оставаться в тени, нужны миллиарды. Чтобы быть незаметным – десятки миллиардов. И шаманы Хана-Хурмаса и другие шаманы, время от времени оказывают особые, точечные услуги разным обеспеченным людям. Это XXI век, Евгений Петрович.
– И шаманы Ата-Улана тоже?
– Они мертвы, доктор. Давно. Мы их победили в войне. По крайней мере, мы так считали до недавнего времени.
– Больше оружия нет?
– А больше и не нужно. Не с людьми ведь бьёмся. Пошли?
– Пошли.
Тихий смех подростковой компании всё ещё слышался в общем тамбуре, когда Евгений и Цырен вышли из квартиры. К счастью или к худу (этого Евгений Петрович ещё не знал) дверь к соседям взламывать не пришлось – она была гостеприимно распахнута, являя перед взорами тёмный, затхлый, но, в общем-то, чистый коридор.
Небольшая, бордовая дорожка, была расстелена до небольшой арки, за которой начинался второй, более мелкий коридор, построенный по тому же принципу, что и в новой квартире Орлова. Вот только внутренний проём мерцал космической чернотой, словно за ним начиналась беспросветная ночь, а не пространство кухни, туалета и ванной комнаты.
– После вас, – Цырен нашёл в себе силы пошутить, галантно отступая в сторону и карикатурно протягивая руку в пригласительном жесте, – что, нет желания? Ну, тогда я первый.
Шаман шагнул за порог, ожидая всего чего угодно, но ночная зона не стала показывать свою агрессивность и напористость, предпочитая оставаться таинственной и безмолвной. Вслед за шаманом, в полумрак соседской квартиры шагнул и доктор.
– Тут ещё холоднее, – зябко поёжился он.
Как оказалось – квартира была двухкомнатной. Растворив двери в спальню и зал, исследователи ночной территории столкнулись с девственной пустотой помещений, за исключением плотных, бордовых штор, закрывающих окна.
– Ну, что ж… – Евгений Петрович был одновременно заинтересован и раздосадован, – никаких следов семьи. Квартира пуста.
От отчаяния возникло почти непреодолимое желание сесть на бордовую дорожку прямо в коридоре и вскрыть себе вены магическим клинком.
– Эээ, – протянул Цырен, заприметив состояние своего напарника, – не раскисай, доктор. Ночные земли – земли тоски, депрессии и страха. Они очень сильно влияют на душу человека. Знал бы я, что ты такой слабохарактерный, не стал бы брать с собой.
– Я не слабохарактерный, – несогласно помотал головой Орлов, – я в хосписе такого навидался, что слабохарактерный человек волком бы завыл.
– Так ты в месте смерти работал? Я и не знал.