– Женя! Женя, родной! Лежи не шевелись! – тёплые руки легли на щёки, – всё будет хорошо, слышишь? Всё будет хорошо! Да где этот чёртов старый телефон? Мне нужно позвонить Пелевину…
– Сама… земля… стала…адом… после… войны… Последнее… сражение… породило… фундаментальные… аномалии,… разбив… реальность… Мне пришлось… выживать,… придавая телу… форму… доступных… существ… Оно сильно,… но не совершенно… Ты нужен… мне… Евгений…
«Значит, меня зовут Женя?» – подумал Орлов, порываясь встать.
– Лежите больной, – грозно приказал незнакомый женский голос, – Лежите! Володя, сделай ему ещё укол! Вот же сильный мужик!
Голая, мёртвая земля ещё дымилась после волн огня, прошедших по её поверхности и именно в этот момент Орлов, не чувствуя ни боли ни жара, оказался у алтаря. Израненный и безмолвный, Евгений Петрович стоял на коленях перед древним доктором, который, представ перед ним в обличье представителя древней расы, закинув ногу на ногу и небрежно откинувшись назад, сидел на алтаре и внимательно рассматривал гостя из иного мира своими рубиновыми, блестящими глазами.
Алтарь изменился. Теперь, вместо одного из столпов, вытянувшись во всю длину тела, напряжённо стоял на цыпочках и потел лицом, уже известный Евгению Петровичу сосед из соседней квартиры. Лимановичу явно было дурно. Он закатил свои глаза вверх и дрожал. Изо рта стекала слюна, и слышался сдавленный хрип.
Ата-Улан заметил, куда было направлено внимание Орлова:
– Страдает… – медленно закивал головой древний доктор, – ему… трудно… заменять… столб… Это расплата… за… оплошность…
– Что я здесь делаю? – слабо, сдавленно спросил Евгений Петрович своего коллегу из иного мира.
– Я показываю… тебе… до чего… дошёл мой… народ… в попытках… доказать превосходство… одного государства… над другим…
– Зачем?
– Твоя земля… ещё практически чиста… я не хочу… чтобы человек… вновь разбил… пространство… породив измерение… аномалий… грехов… и смерти… Наше оружие… было столь сильно… что раскололо… мироздание… выбив нас из тканей… общего мира… Я должен… вернуться… и отомстить… Хан-Хурмас – мой личный… враг… Его представители… сейчас… правят миром… под вашим… Солнцем… И это не есть…хорошо…
– И ты хочешь вновь породить войну на планете ради своих амбиций?
– Нет… Сейчас мои враги… как никогда…слабы… Войны не надо… Надо вернуться…
– При чём тут я?
– Поймёшь… земной доктор… Ты избран… Раз сам… приходишь… сюда… Смерть видела тебя… и дала… дорогу…
Прерывая случайный разговор, Ата-Улан взмахнул рукой и с его пальцев сорвались уже знакомые, бордовые печати, холодными, склизкими блямбами ложась на всё тело Орлова. Вид мёртвых земель померк, стал чёрно-белым и вновь растворился в безбрежном океане космической ночи.
Темнота. Космическая, страшная темнота была ледяной и наполненной звуками. Выныривал Евгений Петрович из неё с трудом, по кусочкам собирая собственное сознание. В момент пробуждения чудилось разное. Хирургическая палата – это то место, которое может собрать воедино многих людей: существующих и несуществующих, мёртвых и живых.
Первое пробуждение было отвратительным. Вокруг кровати собрались дети из хосписа. Все те дети, которых он не мог спасти, будучи молодым врачом в областной больнице, ещё до работы в частной клинике:
– Как ты себя чувствуешь, Ванечка? – позабыв обо всём на свете, вновь Орлов гладил по забинтованной голове своего маленького, мёртвого пациента.
– Хорошо, Евгений Петрович, – Ваня улыбался, – лучше, чем в больнице. Как мама?
– Жива и здорова, Ваня. Братика тебе родила.
– Хорошо, – ребёнок посмотрел на израненного врача своими голубыми, глубокими глазами, – новая жизнь – это хорошо. Я следующим вернусь.
– Конечно Ванюша, конечно! Ты ещё покатаешься на своём скейте. Я тебе обещаю!
– До свидания Евгений Петрович!
В момент второго короткого пробуждения к Орлову приходил усопший отец:
– Торопись, Женя! – кричал он отчаянно из пульсирующего, белого света, – торопись, а не то будет слишком поздно!
– Удивительно! – перебивая отца, прозвучал голос хорошо знакомого хирурга – коллеги и начальника Евгения Петровича по частной клинике, – при таком количестве переломов восстановление проходит феноменально быстро. Что это? Аномалия? И это в его то почтенном возрасте.
– Владимир Иванович, мне кажется, у Евгения дрогнули веки.
– Рано ему ещё выходить из сна. Сделайте укол. Пусть спит.
– Мне нельзя, – сглотнув слюну, прошептал Евгений Петрович, – мне надо… вставать…
– Больной бредит! Инна! Скорее.
Орлов почувствовал, как игла погружается руку и снова погрузился во тьму.
– Торопись Женя! – голос отца звучал всё настойчивее, – Оксана в опасности, как и твои сыновья! Они могут перейти во власть зверя. Зверь захватил старый телефон! Цырен не успел перехватить его! Торопись! Вставай же! – после этих слов, из уст интеллигентного отца посыпался столь отборный мат, что Евгений Петрович распахнул глаза, предельным удивлением разрывая давящую на сознание, красную печать.
Больничная палата социального медицинского учреждения, разительно отличалась от белоснежных и чистых помещений частной клиники и напомнила палату хосписа, в котором работал Орлов. Стены, выкрашенные зелёной краской до середины, вверху были покрыты жёлтой известкой, в которой кое-где угадывался былой, белый цвет. Потолок – несколько неровных, железобетонных плит, мог похвастать осыпающейся штукатуркой, особенно в том месте, где сквозь него, неровно запененные, ввысь уходили трубы системы отопления.
Тошнотворно пахло медикаментами и кашей.
Быстрый анализ телесного состояния не выявил критических повреждений костных и мышечных тканей. Осторожно Евгений Петрович пошевелил загипсованной, правой рукой, понимая, что если переломы и были, то сейчас они полностью заросли. Вот только когда собственно было это сейчас? Орлов не мог сориентироваться во времени.
Фрукты рядом, на тумбочке, верно, подсказали ему, что жена приходила к нему в палату. Но когда? Китайские яблоки начали гнить, а бананы практически прорвали кожуру расширяющейся плотью. В довершении ко всему, задрав голову, Евгений Петрович понял, что за окном вовсю валит снег.
Чувство тревоги, как медицинская игла, кольнула душу и заныла зубной болью внутри него. Не в силах совладать с собственной иррациональной обеспокоенностью, Орлов, свободной рукой нанёс несколько слабых ударов по загипсованной конечности, с каждым разом наращивая их мощь.
– Ты это! Ты тише будь, – забормотал испуганный старик, сосед по палате, сев на своей койке, наблюдая за странными действиями своего тяжелораненого и беспокойного сожителя.
На протяжении недели, что Евгений Петрович был в коме, он постоянно мешал ему спать, стеная во сне и на все голоса костеря печать Ата-Улана. А ещё ему мешало отходить от аппендицита постоянные визиты коллегий врачей, в плату. Все они, почему то считали соседа каким-то феноменом и дико раздражали старика своим присутствием.
Феномен, между тем, бушевал. Расколов гипс правой руки, Орлов стал с нарастающим энтузиазмом освобождать загипсованные ноги и вскоре, подавляя тошнотворное головокружение, абсолютно голый доктор, сел на край кровати, глаза, в глаза сталкиваясь с медсестрой, которая замерла на пороге палаты с металлическим разносом в руках.
– Евгений Петрович, ложитесь обратно! – забормотала она, разглядывая куски гипса на коричневом линолеуме, – я позову дежурного хирурга.
– Дата. Какой день? – говорить получалось с трудом, так как горло было полностью пересохшим, – сколько я здесь?
– Полторы недели.
– Чёрт! – Евгений Петрович решительно встал, вырывая из тела иглы нескольких капельниц, – где одежда?
– На складе, – медсестра осторожно отступила назад, тем самым высвобождая проход в пустой коридор.
– Халат.
– Что?
– Давай сюда свой халат.