Соседи. Мир за стеной

– Больно, – Евгений Петрович стоял на коленях, медленно приходя в себя.

Поверженные тени, разбросанные внутри дворовой арки, лежали вокруг, медленно перетекая у самой земли.

– Что, доктор. Чужие грехи излечил?

– Это так называется?

– Конечно. Я же говорил – глушим ножами. Коснуться тени неподготовленному человеку – это заведомо поставить свой разум на грань безумия.

– А сразу предупредить нельзя?

– Тебе было интересно другое. Я не хотел много говорить. Боялся спугнуть.

– И теперь, чтобы скормить тень, мне надо заново пережить всё это непотребство?

– Нет. Теперь ты можешь касаться своей новой тени безопасно, если, конечно, живой подросток за это время не совершил новых грехов. Я возьму другую. А эти, – Цырен кивнул в сторону ещё трёх поверженных теней, – пусть так и плавают здесь, пока не очухаются.

– Интересно, что сейчас чувствовали живые подростки?

– Если описать в дух словах, то им стало очень совестно за содеянное ранее. Возможно, даже поревели.

– А скормим грехи? Что будет?

– Точно поревут.

Тень оказалась практически невесомой. Осторожно коснувшись тёмной субстанции и тем самым убедившись, что среди всех павших существ, данной тени он уже касался, Евгений Петрович взял её подмышку и бодро зашагал в сторону стражника подъезда, вслед за Цыреном. Шаман, на всякий случай сжимал в каждой руке по обитателю Ночных Земель, перенося их наподобие двух кулей. Двухвостка у подъезда, расслабленно лежащая под козырьком, резко вскочила на лапы и снова приняла боевую стойку, изогнув хвост. Страшные клешни несколько раз щелкнули в воздухе, но ловкое, бросковое движение сильно руки Цырена, и почти невесомая тень поплыла по воздуху, вскоре попав в смертельный захват насекомого. Такая же участь ждала и вторую тень. Стражник довольно заурчал, по кускам поглощая долгожданную пищу. Было видно, что насекомое было голодно очень давно:

– Не очень забоится Ата-Улан о своих защитниках, – Евгений Петрович, бочком, осторожно обогнул трапезничающую двухвостку, с облегчением ныряя под защиту дверного проёма.

– Ему ничего не стоит завести новое существо. Да и со стороны Ночных Земель будет нападать только безумец.

– Они мне не показались настолько опасными!

Цырен, присев на первую ступеньку и щёлкнув кресалом, зажёг керосиновый фонарь:

– Они не столь опасны, сколь депрессивны. У тебя есть благая цель – спасти семью. У меня – избавить человечество от давнего врага. Сильная мотивация прогоняет тоску и меланхолию. Будь она меньшего размера – мы бы просто остановились, отказываясь сопротивляться, так же, как он.

Неровный свет фонаря выхватил из темноты сухое, худое тело неведомого путешественника, который сидел на самой верхней ступени, облокотившись о стену. Он не был не жив, не мёртв. Тело его больше напоминало заплесневелую мумию, однако серые глаза, всё ещё блестели в темноте, с застывшим выражением глубочайшей грусти. Глаза чуть дёрнулись, среагировав на свет фонаря.

– Ты ему не поможешь, – Цырен остановил за плечо врача, который дёрнулся навстречу неизвестному.

– Но он жив и страдает.

– Лучше бы он был мёртв. Сосредоточься. Такие тела – тоже ловушка Ночных Земель. Желание помочь – естественное желание человека. Неудача в помощи – и ты сядешь рядом в неконтролируемом порыве тоски. Мы рядом. Соберись.

Эпилог. Древний доктор

Два человека осторожно вошли в общий тамбур между квартирами, вновь входя в зелёную дверь, но с другого конца мироздания. Они не таились и не прятались – не было смысла. Как оказалось, не нужен был и свет фонаря. Совершенно неожиданно, за металлическим порогом, пространство стало тёплым и хорошо освещённым.

Закрытые помещения решили осмотреть одновременно. Цырен направился в спальню, а Евгений Петрович, избрал местом своего визита соседний зал.

В зале, который стал необычайно просторным, мирно горел камин, возле которого, свернулось калачиками сразу несколько кошек и собак. Читая книги и поглаживая мягких животных, у камина, на тёплом, белом, шерстистом ковре, уютно расположилась вся семья Евгения Петровича, члены которой мирно переговаривались между собой.

Со спины казалось, что домочадцы изменились. Саша стал шире в плечах и оброс красивой, элегантной мускулатурой. Костя вырос ещё больше и не нуждался в очках при чтении. Но и со спины Орлов оценил те изменения, что произошли с Оксаной Богдановной. Она помолодела, постройнела и приобрела формы, близкие к стандартам современного, модельного бизнеса.

– Ничего не понимаю, – прошептал Орлов и его шёпот, слышимый даже сквозь треск дров, привлёк внимание семьи.

– Папа! – закричали дети, срываясь со своих мест и кидаясь навстречу, в объятия растроганного отца – ты очнулся!

– Конечно, очнулся, – движения Оксаны стали плавными и лёгкими, – он же у нас боец.

Оксана Богдановна была также прекрасна, как десять лет назад. Она взвилась на ноги также легко, как в девичестве и также горячо, бросилась на шею своему мужу, сливаясь с ним в долгом поцелуе, нисколько не смущаясь собственных детей.

– Стой Оксана, – Орлов стал смутно подозревать, что это ловушка, поэтому более внимательно присмотрелся к своей женщине.

– Боишься? – лукаво улыбнулась жена, – правильно, значит уважаешь. Я не знаю, чем забил тебе голову Цырен, но Ата-Улан – джентльмен, который дарует благо тем людям, которые сами идут к нему навстречу. Все самые глубинные желания, все деньги этого мира может подарить Ата-Улан своим верным последователям.

– Ты говоришь заучено! Это трудно не заметить.

– Это ты не можешь осознать, что перед тобой лучшее предложение в твоей жизни.

– За моё тело?

– Но не за душу, дорогой. Пойдём в коридор. Я тебе кое-что покажу.

Рукой, Оксана Богдановна провела по груди своего мужчины и, взяв за руку, увела его в коридор. Зрелище, открывшееся перед Евгением Петровичем, поразило его до глубины души. Всегда спокойный, самоуверенный Цырен, стоял на коленях, на пороге спальни и умывался горючими слезами, сотрясаясь в рыданиях. Дверь в спальню была распахнута настежь. Обстановка в комнате не могла принадлежать современности, но точно воспроизводила убранство старорусской избы – лавки вдоль стен, красный угол с иконами, белая печь, в которой трещал огонь и гремели крышками чугунные котелки.

Красивая, русская женщина сидела на кровати, застеленной белым, расшитым покрывалом и расчёсывала длинные волосы, улыбаясь Цырену. В люльке, мирно шевелил ножками и ручками ребёнок, и даже отсюда было видно, что малое дитя – плод любви представителей разных народов.

И вот именно тут Евгений Петрович всё понял. Логика всегда являлась его сильнейшей стороной.

Повернувшись к жене, он горячо обнял супругу и, делая вид, что полностью очарован происходящим, приблизил свои губы к её уху и нежно шепнул:

– Сдохни, проклятая тварь.

Клинок вонзился женщине в живот и Евгений Петрович ожидал всего, что угодно, но только не тёплой, красной крови, которая обагрила рукоять древнего ножа и обожгла кожу промороженной руки.

Лицо женщины исказилось гримасой боли:

– Что ты сделал? – на глаза Оксаны навернулись слёзы.

– Оксана, я…

– Ты никогда не мог принять реальность, – женщина медленно обмякала в объятиях мужа, опускаясь на пол и истекая кровью, – береги детей…

– Оксана я… На помощь! Кто-нибудь! Цырен! – голос доктора сорвался на крик.

– Отец! Этого не может быть, – Саша бросился к раненой матери, отталкивая Орлова, прочь, – что с тобой? Костя! Останься в зале, не выходи!