Властитель груш

«Минута!» – прикинул Карл, метнув взгляд на ткачей, и решительно стряхнул руку.

«Помоги ему!» – нужно было добавить, указав на Сика, но ноги сами несли вперёд, к пытавшемуся отползти прочь коротышке. На миг он почувствовал укол досады, что не успеет откромсать поганую башку – оставалось только выплюнуть напоследок:

– Сдохни!

«Бах!» – возразил пистолет.

***

Щёголь бессильно опустил руку и молча рухнул навзничь. Впрочем, на уши Гёц не слишком полагался: гром, лязг, звон и чей-то кулак так прошлись по ним, что он бы, пожалуй, и самый жуткий вопль не различил.

Выпустив дымящий ствол, он тут же потянул следующий, сверля взглядом Угольщика, но тот уже сделал первый шаг назад. За ним второй, третий – едва-едва приготовленный пистолет увидел только спину.

Делец проводил взглядом последнего врага – тот улепётывал со всех ног к заросшему углу крепости, где махал руками раскрасневшийся старик.

С другой стороны плёлся отряд ткачей. Союзнички, чтоб их.

Лишь теперь он позволил себе рухнуть на спину, вытянуться, закрыть глаза, чтобы не так щипало от дыма. Рука гудела, как сраный колокол – обе руки. Правую по меньшей мере раз пятьдесят стукнули, дёрнули, прижали.

За каждое беспокойство левая отвесила удар по чьей-то тыкве.

Увидев воздетый вверх пистолет, один человек отделился от наступающего отряда и дважды споткнулся по пути к капитану. Лицо его наполовину залила кровь из рассечённого лба.

– Щит просрал, – буркнул Вольф, помогая встать на ноги.

Как приятно, что хоть кто-то хватает за ту руку.

– А это…

Рукавом Готфрид смахнул с лица пот, прищурился, приглядываясь к пёстрому телу.

Карл смотрел прямо на них, но взгляд этот был не гневным, а пустым. Ненависть – удовольствие затратное, с пулей в груди – непозволительно дорогое. Одна рука франта цеплялась за траву, пока пальцы другой бессильно скребли дублет из роскошного бархата – по восемь гульденов за локоть.

Продырявленный и залитый кровью, он, конечно, стоил много меньше, как и цветастый шарфик с кровавой дырой на месте очередной звериной вышивки.

– Да. Это Карл, – сухо подтвердил Гёц.

Только теперь он запихнул последний пистолет на место: не в кого больше целиться.

– Похоже, я сэкономил пять марок.

– Кажись, он сказать что-то хочет?..

Окровавленные губы младшего Даголо и впрямь шевелились. Но делец не видел нужды склоняться и прислушиваться ни из сострадания, ни ради издёвки.

Предоставив им шевелиться и дальше, он повернулся к Сухому и скорчил вопросительную гримасу.

– Пришлось драпать, когда они пошли на вылазку, – тут же выпалил ткач.

Двое цеховиков с топорами решительно шагали к кухне – продолжать с того же места, на котором порешили их товарищей.

– Этого кончай.

Сухой медленно осмотрел Карла с головы до пят.

«Матерь Бёльсова, что там Дирк наговорил этим парням?» – Готфрид слишком устал, чтобы паниковать, но раздражение зажглось мгновенно:

– Ждёшь, когда он согласится?

– Да уж нет, – ткач усмехнулся и поднял глаза от подстреленного к однорукому: – Просто… Ну… Ты не хочешь оставить его на развод? Устроить представление, как вче…

– Нет.

– Ну, воля твоя.

– Угх! – Карл дёрнулся, когда стальное перо вошло под рёбра, вытянулся, как струна, и наконец замер.

Вот и всё. Один готов.

Странно. Такое зрелище должно бы вызвать какой-то отклик?..

Впрочем, с чего бы? С наследником барона его связывали исключительно деловые отношения – и они только что подошли к логическому завершению. И всё же противник только что лишился одной из двух голов. Это ли не повод для радости?

Наверное, он просто чересчур устал.

Дверь посыпалась под ударами топоров. Привалившись к стене, Гёц сделал Вольфу знак не торопиться: пускай знатные вояки из цехового ополчения прут на штурм. Иначе кто останется делать деньги, когда пыль уляжется?

***

Через одно тело Готфрид перешагнул на кухне – ошалевший боец встал между ткачами и огромным, живописнейшим праздничным пирогом, да там и лёг, угощённый булавой в висок. С вершины баронского лакомства на пришельцев надменно взирал рыцарь в доспехах из белой глазури, опиравшийся на меч-леденец. «Не стоит пули», – заключил Гёц, измерив шестидюймового стража взглядом, и прошёл мимо.

Ещё четверо защитников остались в саду, хотя двое оказались просто вооружёнными слугами. Пятый, трясущийся парнишка с копьецом, ухитрился сдаться прежде, чем Дитмар выпустил ему кишки.

Словом, препятствий на обходном пути почти не оказалось – а те, что всё же попались, рыцарь с дюжиной «кушаков» смели, даже не почесавшись.

Только в холле и трапезном зале Палаццо стало ясно, куда всё это время люди девались. Здесь, конечно, не валялись вперемешку сотни людей и лошадей, поломанные пики, перевёрнутые орудия и изодранное знамя, что ненароком заблевал переутомившийся знаменосец. Но тут и не поле боя великого кайзера с воинством неверных.

Больше всего делец опасался момента, когда ему придётся подсчитать потери среди своих людей и придумать, как распределить дела по оставшимся.

Вернер Фёрц с поднятым забралом сидел на чудом уцелевшем стуле подле остатков импровизированного заслона из лавок, столов и пары кроватей – им защитники отгородили холл от большого зала.

Теперь, когда ткачи развалили и перемахнули его, попытка казалась просто жалкой.

Вооружённые люди гурьбой окружили выход в коридор, ведущий к подвалам. Путь позора, коим ещё вчера Короля Треф вывели из клетки на суд, а после вернули на место до заката.

Неужели только вчера?

– Ты жив! – по-прежнему невозмутимый Фёрц прищурился, словно не верил глазам. – Рад, что тебя не шлёпнули.