Властитель груш

Хотелось прочихаться и впустить воздуха в грудь. Но в этой заднице не продохнёшь. Пора, пора как можно скорее со всем кончать и бежать прочь, наверх… Умывать рожу, смотреть на солнце, сушить исподнее.

– Согласен. Мы вас выпустим без шмона. Отойдём на лужайку, а ты можешь топать, куда вздумается. Только Старика я тебе не отдам.

– На кой он мне теперь нужен?

Размежив веки, Гёц покосился на барона. Никогда ещё его глазищи так широко не раскрывались. Но толку от этого действительно мало.

– Дай слово, что нас не перебьют, как только выйдем! Громко, чтоб эти наверху тоже слышали!

Делец прочистил горло.

– Даю слово, что Стефан и его ребята из подвала могут валить, куда им вздумается, а мы их не грохнем! Достаточно слов?

Стефан мотнул головой и исчез. Снизу донёсся смутный гул облегчения.

– Ну? Наболтались?! – рядом с Носатым на площадке стоял фонарь, освещавший заострённое лицо цвета лучшего белёного полотна.

– Сюда, вниз, живо!

Раскуроченное плечо не могло не притягивать взгляд – помимо всякой воли. Двое уже помогали Колуму встать на ноги, но тут он вскрикнул и взорвался бранью на головы неуклюжих помощников:

– Арргх, за живое зацепил же! Растудыть твою!

Матерный вопль очень скоро сорвался до стона.

– Оттащите его к Кранту, – бросил Гёц и тут же поспешил отвести глаза, чтобы подавить приступ тошноты.

«Сможет не хуже работать и с одной рукой, если что», – рассудил он; утешение, правда, выходило паршивое. Доктор Крант – большой искусник, особенно когда платят как следует, но точно не чудотворец. А без чуда хоть с одной рукой, хоть с обеими Носатый выпадет из строя надолго.

Чем дольше продолжался сраный праздничный день, тем меньше карт оставалось в колоде. Не придётся ли королю последний кон вывозить в одиночку?

***

Герр Дитмар подставил под свежий ветерок красное лицо и длинные волосы, слипшиеся от пота. Без шлема, без окровавленного меча, переданного пажу, этот человек выглядел совершенно умиротворённым.

Как-то раз он рассказывал о штурме, который продолжался целый день: с рассветом герцог поднял войско на первый приступ, а на закате, с четвёртым приступом, они только-только вышибли защитников с первого обвода стен. Должно быть, сегодняшняя бойня для него всё равно что разминка, не говоря уж о Зельмаре.

Гёц же чувствовал себя так, словно на нём воду возили. А после топтались ногами в тяжёлых деревянных башмаках – как раз после того, как он третий раз шлёпнулся опухшей мордой в грязь.

Согласно уговору, Трефы, ткачи и арлонцы отступили в восточную часть двора. Ковыляя мимо них со своей чёрной от усталости и следов пороха рожей, со своей знаменитой правой, ныне беспомощно болтающейся на привязи, делец прекрасно понимал их чувства и вполне разделял желание прилечь на траву и вытянуться.

– Мы победили, парни! Только не бросать железки! – крикнул он, надеясь, что звучит пока достаточно бодро для оглушённых битвой. – Сперва проводим ребят Стефана из подвала… Почётная, мать их, капитуляция!

Зельмар громко захохотал; его лицо, втиснутое в шлем и затенённое поднятым забралом, прямо-таки сочилось удовольствием.

С десяток окружавших его людей поддержали нерешительными смешками.

– После развесим вокруг фонарики, заложим ворота, распределим порядок дежурства…

Покосившись на стремительно скучнеющего ткача перед собой, Гёц замер, развернулся в противоположную сторону и добавил с нажимом:

– Ну, знаете, позаботимся о том, чтобы нас не осадили и не подожгли в середине ночи. А после – посмотрим, что ещё не успела сожрать и выпить эта саранча!

– Е-ей! – утомлённый хор грянул не очень-то громко, но в этот раз вполне дружно.

Возможность отложить клинки, вытянуть ноги и что-нибудь схарчить для них сейчас даже не законная прихоть, а острая нужда. Может, в войне Король Треф и мало смыслит, зато с кормёжкой хорошо знаком.

Вернер Фёрц стоял на краю дорожки, скрестив руки на груди; с подозрением он щурился на зияющий проход внутрь дома. Зелёный колет на его груди прорезали в трёх новых местах, а под прорехами блестела сталь.

Виммер по правую руку опирался на сплошь исцарапанный отцовский щит и постоянно вертел головой. Маленькие глазки дико горели на его узком лице.

Готфрид остановился с другой стороны, настороженно взглянул на союзника, затем тоже обратился к раздолбанным дверям. В боевом облачении, с мечом на боку и короткой палицей с чьими-то мозгами на перьях – таким грозным и настолько высоким командир цехового ополчения даже на «суде» не выглядел.

– Наверное, я должен сказать «спасибо», – сипло заметил делец.

Фёрц молчал некоторое время. Впрочем, вскоре его веки судорожно затрепетали; он быстро стянул с руки перчатку, бросил её сынишке и приложил пальцы к закрытым глазам. Лишь затем он словно бы в темноту задумчиво произнёс:

– Я защищал наше вложение. Много проку от этого бардака, если бы Даголо просто открутил тебе башку?

Стефан первым вышел из-за истерзанных «тараном» створок. За ним переставляли ноги недостающие шестнадцать. Четверо поддерживали троих с белыми лицами и багровыми пятнами на спешно наложенных повязках, остальные сжимали в руках оружие.

Отряды перекинулись сумрачными взглядами.

– Лучше убить их сейчас, – холодно заметил цеховик, снова открыв глаза.

– Все до одного слышали, что я обещал Стефану проход. Хочешь, чтобы я подтёрся своим словом, хотя ещё даже не барон?

– Он же первый человек Карла, верно? Хочешь, чтобы он весь Сад поджёг, пока будет мстить?

Гёц обратил лицо к союзнику. Вот теперь Фёрц и впрямь больше смахивал на счетовода, чем военного вождя. В Кальваре, впрочем, одно без другого приводит к засилью самодуров в шикарных шляпах, а там и до погоста недалеко.

– Открыть ворота! – крикнул делец, не отводя глаз. – И посторонитесь! Стефан и его бледные друзья спешат!

Цеховик пожал плечами; лицо его осталось равнодушным.

– Если думаешь, что я поднасрать пытаюсь, то это зря. Как я и сказал, мутить воду у нас под боком мне не интересно. Мне нужно, чтобы дела тут тихо шли. И чтобы квартал прядильщиков перешёл к нам быстро, гладко и без нытья.

– Полквартала, – машинально поправил его Шульц, провожая взглядом остатки армии Даголо.

Через каждые десять шагов Стефан оглядывался, точно пытаясь что-то сказать. Может, у них с Карлом и был в ходу какой-нибудь хитровымудренный валонский язык взглядов, но Готфрид этих гляделок не понимал. Пара ребятишек с подмётными записками обходятся дешевле, а работают много проще и надёжнее.

Спустя минуту он вдруг осознал, что всё это время цеховик снисходительно помалкивал вместо того, чтобы сконфузиться, извиниться и поправить самого себя: «Ох, да, в самом деле, дорогой – к нам действительно отходит только половина тех убогих домиков!»

– Боюсь, условия сделки изменились, – подтвердил Фёрц, качая головой, в ответ на немой вопрос. – Все прядильщики теперь наши. Я пришлю людей, как только наведёшь тут хоть какой-то порядок. А после переговорим насчёт лодок твоего отца.

Гёц почувствовал, как закипает в животе поспешный завтрак. Стиснув зубы, он резко повернулся лицом к командиру ополчения, упрямо расправил плечи и задрал голову, устремляя колючий взгляд под забрало. Не такой уж этот типчик огромный и свирепый, если подумать.

– Какого х…