Властитель груш

«Охотно верю», – механически отметил Гёц, заканчивая подсчёт опоясанных зелёным мертвецов.

– А вы там медведя обложили?

– Можно и так сказать.

Неловкая шутка разбилась о хмурое лицо цеховика и растеклась на полу позорной лужицей.

– Твой Старик говорить хочет. Я не болтать с ним пришёл, но у него там куча стволов и арбалетов в узком проходе. Завалить его трупами меня не устраивает. Разве что ты вот его обдуришь?

– Разве что, – глухо отозвался Шульц, ступая в зал.

Кончиками пальцев он коснулся рукояти последнего пистолета. Для кого-то осталась эта пуля?

– Постарайся это сделать прежде, чем герру Лодберту придётся зайти к нам с вопросами, ладно?

Так же, наверное, спокойно и властно цеховой командир кричит сынишке в спину: «И закуску тоже вели подавать!» Гёц покосился на пару кушаков справа от себя – все ли хорошо всё услышали?

Лица, которые он видел вокруг, казались слишком одуревшими от схватки, чтобы хорошо различать каждый намёк. Но есть люди и покрепче.

Гулкое подобие радости послышалось из-под забрала Зельмара, когда он посторонился от входа в коридор:

– Рад видеть тебя живым, мессер Шульц!

«Верю охотно», – на этот раз восклицание казалось куда как более искренним. Кто же возместит хлопоты почтенных арлонских нобилей, если нанимателя прирежут?

Пол перешёл в ступени, ступени свернули влево, затем свернули снова. Ткачи с оружием и зажжёнными лампами отодвигались к стенам, чтобы их ненароком не задвинуло рыцарское плечо.

– Есть белая тряпка?

– Шутить изволишь?

Рыцарь развёл руки в стороны, как бы демонстрируя все яркие элементы своего костюма. Запоздало пришла в голову мысль, что на такой ткани и впрямь кровища в глаза не бросается.

А он-то, дурак, думал, что красные одёжки – это для форса дворянского, потому как дорого.

– Гёц, это ты?!

Делец остановился перед очередным поворотом. На площадке у его ног вповалку разлеглись расстрелянные мастеровые. Упавший на бок фонарь давал больше жутких теней, чем света. Идти дальше – самую малость опрометчиво.

– Пьетро?

– Он самый, мать твою! – рявкнул барон из глубины прохода.

– Говорят, ты потолковать хотел?

– О-о-ох! Да уж я бы потолковал с твоей предательской жопой, ты-ы…

Готфрид вздохнул и прижался спиной к стене. Что ж, можно и подождать немного, пока этот фонтан не ослабнет.

– По моим подсчётам, у тебя там около двадцати человек, – ровно и громко проговорил он, когда в ругани образовалась пауза. – Пробиться через нас ты не сможешь, а мы тут можем сидеть о-очень долго…

Фёрц застыл на краю предыдущей площадки, скрестив руки на груди. На его лице Шульц прочитал, что он скорее под пули и стрелы шагнёт, чем сядет в осаду, но его губы оставались плотно сжатыми.

– У меня тут внизу столько жратвы и вина припасено, что я тоже могу сидеть хоть до Дня Откровения нашего любимого, едрить его, Пророка! И знаешь, что ещё у меня тут есть?

– Ну?

– Огромная куча пороха! И если вы, ублюдки, только попытаетесь меня по-хитрому выкурить – клянусь Единым и всеми Святыми, я её подорву нахрен! И мы все разом взлетим на воздух вместе со всем сраным Палаццо! Эй, вы там, все меня услышали?!

Ткачи тревожно переглядывались; те, кто стоял ближе, передали наверх по цепочке… Хотя громогласная угроза и сама прекрасно взлетела по узкой каменной кишке.

Гёц медленно выдохнул, сложив губы в трубочку. В сущности, он и так уж слишком устал, чтобы в панике ломануться прочь.

– Так и будем орать из-за угла? Или выйдем на серёдку и поговорим по-мужски?

Повисло молчание. Уж не вздумал ли старый хрыч немедля запалить порох, пока все обидчики не разбежались? Дай-то Единый, чтоб так оно и было. Недолго он будет командовать там внизу, если схватится за фитиль прежде, чем хоть попытается всех вытащить.

– Возьми с собой слепого мудака и кого-то из своих – может, на троих у вас как раз мужчина сложится! – наконец прорезался голос снизу. – Остальных гони наверх! Но пускай они уши развесят и хорошенько нас слушают!

– Даёшь слово, что на меня не выползешь с десятком стволов?

– Да мне впору с тебя это сраное слово требовать, гад ты ползучий!

Судя по рвущемуся голосу, барон только что пересёк черту бития стаканов. Делец прикрыл глаза в ожидании отлива.

– Хрен с тобой, даю слово! А теперь кыш!

– Все наверх! – проревел Фёрц.

Зелёные кушаки медленно поползли по ступеням. Зельмар осторожно кашлянул под шлемом.

– Гони сюда Носатого, – бросил Гёц, поворачивая к нему голову. – Тебя он знать не знает.

На всякий случай он поднялся на один пролёт следом за рыцарем и знаком предложил командиру ткачей зайти за угол. Слово словом, но стоит предусмотреть любой исход.

Пьетро Даголо показался внизу, медленно и тяжело переставляя ноги по ступеням. За ним немногим легче шагали Стефан и Штофельд – их не тяготили парчовый наряд и старинная броня, как хозяина, но путь наверх лёгким не бывает. Особенно с оружием в руках.

Старик прищурился, рассматривая переговорщиков. Свет колумова фонаря отражался в огромных глазах парой злых огоньков.

Постукивая пальцами по заткнутому за пояс топорику, он наконец насмешливо произнёс:

– Носатый, ты? Ну, хоть одна порядочная рожа предо мной! Сколько возьмёшь за то, чтоб укокошить этих двоих?

– Даже для меня чересчур рисковая ставка, герр барон, – усмехнулся Колум.

– Ну, хватит паясничать, – делец сухо прервал пустое воркование. – Поговорим о том, на каких условиях мы тебя выпустим отсюда.

– Вы? Меня? Выпустите?