Властитель груш

– Паренёк сообщил, что ещё один шпион пристроился лакеем в доме Манцигенов.

Бургомистр хранил степенное молчание, почти не шевелился и вроде бы даже не слишком глубоко дышал. Эта манера месканских аристократов обычно вызывала недоумение, но следовало признать: когда благородный муж начинал говорить, Карл в самом деле пытался слушать его повнимательнее.

– Понимаю ваше негодование, друзья мои. Однако пока вы не задумали следующее возмездие… Наш друг герр Лодберт допустил серьёзную промашку, когда связался с имперской разведкой. Этим можно воспользоваться, чтобы ослабить позиции Манцигенов в Лиге.

– Каким это, допустим, образом? – осторожно проговорил Карл под внимательным взглядом герра Хайнца.

Идея звучала недурно, но как-то очень уж размыто. Не говоря уж о том, что под «ослаблением» могла подразумеваться какая-то типично аристократская хрень вроде раздевания до исподнего перед уважаемым обществом и позорного побивания подушками по голой заднице.

– Учитывая обстоятельства, допустим, передачей Арсенала под попечение более ответственного члена Лиги. И небольшой встряской среди офицеров Гвардии Кальвара. Они, похоже, стали забывать, что служат городу, а не Лодберту фон Манцигену.

– Было бы чудно продолжить этот разговор завтра, – заметил отец, непринуждённо постукивая носком башмака по медвежьему лбу. – Не угодно ли Вашей милости зайти на наш скромный праздник, когда кончим с помолвкой?

Даголо-младший почувствовал вдруг, что из-под его стоп резко выдернули ковёр, который обещали аккуратненько скатать и на время унести прочь, чтоб как следует почистить.

– Помолвкой? Завтра?

– Чего откладывать? После того-то, как предыдущая помолвка так затянулась. Э-э… – старик хмыкнул, дёрнул ус и немного наклонился вперёд, в сторону патриция. – При всём уважении, герр Хайнц.

Не изменившись в лице, Терлинген кивнул и сдержанно ответил:

– Я тоже заинтересован в скорейшем оформлении нашего… партнёрства.

Похоже, через его благородный рот не смогло протиснуться слово «союз», когда речь шла о Даголо. Даже когда он снова взглянул на младшего из них, всего из себя ухоженного, в высшей мере приличного и с изящно приложенной к сердцу шляпой.

– Герр Карл, Вас это не слишком шокирует?

– Я буду счастлив как можно скорее надеть лучший колет для Вашей дочери, – елейно отозвался жених.

С удовлетворением он отметил лёгкую улыбку на лице бургомистра: тот явно оценил ответ. Вот же змеюка!

– Ступай, – бросил отец.

Только теперь он обратил к Карлу лицо, на котором наконец появилось какое-то подобие обыкновенной жизнерадостности.

– Эрна тебя ждёт. И по дороге дай кому-нибудь пинка – хочу, чтобы немного вина с моей родины и пригоршня с соблазнили герра бургомистра завтра бежать к нам со всех ног.

Неловко Карл поддержал вспышку изрядно наигранного веселья и попятился к двери, по-прежнему держа на груди дурацкую шляпу. А ведь ему ещё предстоит озадачить Эрну и кого-то из ребят… Кажется, в скорейшем времени завязать на себе узы брака не так уж и жутко в сравнении с этим делом.

Меж двух ударов

– Господь Единый, как же я рад наконец заняться чем-то подальше от сраной будки! – жизнерадостно сообщил Дачс, на ходу расправляя руки в стороны.

Целых две вольности, сейчас Готфриду совершенно недоступных.

– Рожи и жопы, жопы и рожи, мелькают мимо целый день. И хоть бы кто в бутылку полез!

– То-то от таких видов ты и себе рожу шире жопы отъел, – мрачно заметила Эрна.

Привратник добродушно хохотнул в ответ и обеими руками потянул за ворот. Братец Крюц одновременно принялся вращать второе колесо на другой стене.

За блестящей деревянной обшивкой слева, справа и сверху зашуршали зубчатые колёса цвергского механизма; стальная плита и решётка в тёмном проходе лязгнули и поползли – одна в сторону, другая вверх.

Коренастый Опарыш первым ступил в темноту с лопатой и фонарём в руках, поворачиваясь чуть бочком, а жилистый Заступ грубо пихнул низложенного Короля в спину. С его ног сняли железо, чтобы он мог топать к могиле шустро и не слишком шумно, так что ему удалось быстро выставить вперёд ногу и не шлёпнуться носом на каменный пол.

Если патриций строит шикарную домину в тогда-ещё-предместьях города с подвалами для хранения провианта, вин и недобровольных гостей, обносит её стеной в два человеческих роста, нанимает холемских мастеров-резчиков по камню и дереву, дерущих гульден в неделю, и даже возводит для жены часовенку в перелёте стрелы к северо-западу – можно быть уверенным, где-то в подвале найдётся и потайной ход.

Дабы не ломать голову, заканчивался он в том самом соседнем доме божием. Хотя, конечно, по нынешним временам там не дом, а скорее шалашик, в который Господь изредка заглядывает, бывая проездом в соборе Святого Дидерика,

Прекрасный был бы путь для проникновения в Палаццо для бойни, если б три года назад Гёц сам не позаботился о замене единственной ржавенькой решётки, поднимавшейся единственным визжащим колесом с цепью. Вскрыть новую дверцу снаружи в принципе невозможно, а взорвать – ну, разве что вместе со всем проходом. Зато цверги сделали ему порядочную скидку на двери, замки и запоры в конторе и Вихре за то, что убедил Даголо раскошелиться.

Впрочем, какая уж теперь разница? Сейчас единственная забота связана с туннелем – не оступиться в тех двух местах, где он вилял вверх-вниз.

Опарыш опустил на пол фонарь и взялся за третий ворот. Мраморная плита впереди поползла в сторону, выпуская на башмаки Шульца полоску розоватого света. С ума сойти, неужто его мурыжили до заката? Когда-то Старик был куда быстрее на расправу. И вообще-то характер его к лучшему не поменялся. Может быть, Фёрц всё же проявил немного сраной благодарности за то, что про ночное свидание на суконном складе никто даже не заикнулся?

– Так вы меня убивать ведёте или исповедоваться? – осторожно произнёс Гёц, поворачивая голову.

К его неудовольствию, свет лампы выхватил только харю Дачса.

– Прости, Гёц, придётся без отпущения помирать. Топай.

Зачем-то его опять ткнули под рёбра, будто это могло заглушить дикую боль в руке, или над глазом, или… Наклонившись, он услышал низкий голос привратника:

– Хотя, из уважения к тебе… Могу выслушать заместо попа. Клянусь, что передам всё первому же монаху, какого увижу после.

«Да подотрись ты своим уважением», – подумал делец, едва-едва задевая притолоку макушкой. Заступу пришлось согнуться сильнее, но его пальцы остались сомкнутыми на поясе пленника. Спасибо хоть, что громила перестал держать его за руки, крепко стянутые верёвкой.

– И где ты меня прикопаешь?

Гёц в упор посмотрел на женщину, выскользнувшую из лаза последней. Эрна прикусила губу, но продолжила смотреть в сторону, на дверь часовни. Её пальцы барабанили по эфесу.

– На пустыре у цвергов.

– О, ну, с коротышками ему точно будет уютно, – ухмыльнулся Дачс, пока его брат ковырялся ключами в замке. – Пойдём сейчас налево, потом мимо Скобяного, потом по краю Пятака?

– А как же ещё? Хочешь патрулю его показать?

Пока Крюц звенел ключами уже снаружи часовенки, Гёц осторожно расправил плечи и глубоко вздохнул. Свежий ветерок набегал прямо со стороны собора. Человека более экзальтированного это могло бы натолкнуть на определённые мысли.

– Эрна, отпусти меня, – ровно проговорил он, переводя взгляд с ключника на мечницу.

– Вот так просто? – фыркнула она.

– Думаю, потом тебе придётся соврать Старику, что я того. Это немного усложняет дело. Но не очень.

Дачс молча стоял рядом со скрещенными на груди руками и таинственно, как ему, видно, казалось, улыбался. Это лучше десяти слов показывало, зачем он тут.

– Не стоило срать в карман Старику, Гёц.