Властитель груш

– Старик зовёт.

– Уже летим, – проворчала она; Стефан почёл за благо молча кивнуть и отчалить обратно. Эрна собиралась последовать за ним, когда валон осторожно ухватил её за локоть.

– Если всё-таки узнаешь что-нибудь о планах нашего маленького друга… – Он сделал маленькую паузу, покусывая нижнюю губу, словно хотел подобрать слово получше. – Ты тогда… ну, скажи сперва мне, а не отцу, ладненько?

Мечница ухмыльнулась, обнажая острые зубы.

– Только не говори, что у тебя родилась ещё одна гнусная идея!

Карл невинно улыбнулся в ответ, но её лицо почти сразу же разгладилось и вытянулось. Лёгким движением руки она стряхнула хватку.

– Я подумаю о том, в каком порядке долги гасить.

***

Лучший зубмахер ближайшей части империи сидел на высоченном стуле и болтал коротенькими ножками. На носу каждого башмака качался в такт блестящий кругляшок вроде монеты с дыркой. Одна рука цверга перелистывала большую книгу на специальном пюпитре, который скрывал его заострённое лицо до макушки; в то же время другая ладонь, с тремя драгоценными перстнями на тонких пальчиках, почтенно возлежала на длинной, до самого пояса, ортодоксально вычесанной и заплетённой бороде.

Насколько Штифт понимал, лекарское ремесло у короткого народца считалось делом не слишком почётным, хотя идея драть зубы у одних длинных и вставлять другим казалась чрезвычайно цвергской по сути своей. Но раз угораздило родиться у папаши, что всю жизнь зубной фее прислуживал, а до того фамильные клещи и зубило у своего отца воспринял – деваться некуда, будешь и дальше этот камень нести.

Видимо, в таких обстоятельствах оставалось только внешне демонстрировать достоинство и правильность, и вот тут уж мэтр Дворбак Вуленбольг развернулся на самую широкую ногу. Он не выходил из дома раньше и позже определённого часа, каждый вечер он гасил свет в одно и то же время, он открывал двери только правой рукой, а деньги подавал исключительно левой; словом, каждый его шаг, жест и вздох были настолько предусмотренными, церемонными и хитровымудренными, что не могли быть почерпнуты ниоткуда, кроме как из древних свитков по цвергскому этикету.

Оных свитков, равно как и иных книжек и брошюрок, в его доме хранилось превеликое множество. Даже в гостиной, где они сидели, исподтишка рассматривая книгочейский разгул.

– Я столько бумаги и в скриптории не видел, – тихо проговорил Паренёк, склонившись к уху Штифта. – Зачем ему «Фортификация» Альденбюхера? Или вообще «Семь откровений» Святого Дидерика?

Цверг непринуждённо качал башмаком, из-под его носа звучал монотонный гул – не иначе некий цвергский псалом. Штифт пришёл к выводу, что тот не собирается гневно комментировать наблюдательность гостей, а посему так же тихо ответил:

– Раз это написано, значит священно. Больше книг – больше святости.

– Я думал, это только цвергских манускриптов касается.

Старший шпион пожал плечами; ну, а что тут ещё сказать? Старые знакомцы из инквизиции – вот у кого бы от некоторых «святых писаний» в этом доме и язык бы зачесался, и волосы вокруг тонзуры зашевелились. В его же деле значение имел, в основном, тот простой факт, рифмуются ли в книжке слова «кайзер» и «хер».

А Дворбак за свои неоценимые услуги мог хоть весь дом исписать эдакой дрянной рифмой, если б вдруг вычитал её в очередном мудрительном фолианте.

За стеной раздался резкий хлопок входной двери и приветственный фонтан из уст сынишки зубмахера. Тот пытался говорить так же напыщенно, как отец, но связывать воедино прорву длинных слов у него выходило куда как менее ловко.

Дворбак прекратил мычать, заложил и закрыл книгу. Потешный младший коротышка с отроческой бородкой до второй пуговицы распахнул дверь и первым влетел внутрь с услужливо протянутой рукой.

Невысокий мужчина, в сером дублетике, широких штанах и с чёрным беретом на голове, замер, едва перешагнув порог, быстро глянул на старшего карлика и воззрился на тех двоих, кого он не ждал тут увидеть.

Слухи пока что себя оправдывали: вебельский викарий был искуснейшим швецом, на что указывали тонкие, аккуратные стежки вокруг правой половины рта и на части щеки Шульца. Однако потребовался намётанный глаз старшего агента имперской разведки, чтобы рассмотреть такие подробности на перепаханной нижней половине его лица.

– Мой дорогой клиент! – тонко воскликнул Дворбак, ловко спрыгнул со стула и шагнул навстречу Готфриду. – Позвольте мне немедля объяснить присутствие сих двоих господ.

Гёц молча смотрел на цверга. Он не двинулся с места ни на дюйм, но пальцы его правой руки чуть заметно подрагивали. Интересно, где он прячет Нож Номер Один? Обычно у всех более-менее одинаковые места, но некоторые ловкачи умудрялись поразить Ренато.

– По их клятвенному заверению, они прибыли с посланием от Вашей достопочтенной матушки, в чем по моему требованию они поклялись… Гм, на Писании. Сигмальдианском, разумеется.

– Меня зовут Штифт, – коротко и просто сказал агент.

Пальцы Шульца сжались в горсть, а затем расслабленно повисли; его плечи немного опустились, поза сгладилась. Прозвище он узнал, значит, его скользкий дружок Валет передал сообщение по адресу. Хорошо.

– Ну, наконец-то! – проворчал он; ворочать языком ему явно стоило больших трудов. – Я думал, совсем вас не увижу.

Паренёк тихонько хрюкнул. Ренато коротко двинул его локтем по рёбрам, не слишком глубоко утопленным в мясе. Никто не говорит, что с контактом нужно обходиться, как с благородной девой, да и Шульц, судя по предварительным наблюдениям – не тот человек, который от смешка взвивается. И всё-таки при первом разговоре чуток такта совсем не повредит.

– Мэтр Дворбак! – агент повернул голову к хозяину. – Нам нужно поболтать наедине.

– О, разумеется! С радостью предоставлю вам возможность конфиденциально переговорить. Не угодно ли, чтобы Дюрнек принёс что-нибудь для услаждения вашей беседы? Эля, вина, шербета, быть может?

– Нет, благодарю.

Готфрид тоже покачал головой. Молча.

– В таком случае, поспешу оставить вас. А я и Дюрнек пока приготовим для мессера Шульца приёмный покой. Не извольте торопиться, на сегодня у меня нет других пациентов.

Зубмахер поманил сына за собой плавным величавым жестом, оба просеменили в соседнюю комнату и плотно захлопнули дверь. Лишь после шпион ответил на «приветственное» слово дельца:

– Нужно было обосноваться в городе, понять, куда ветер дует. Теперь мы готовы действовать.

Почти сразу же по ту сторону двери началась хорошо слышимая возня. Металл звенел по металлу, с деревянным скрипом перезадвигалась некая тяжесть, изредка звучали приглушённые голоса – коротышки на совесть старались. И в самом деле, когда так усердно занят показухой, студить ухо у замочной скважины некогда.

Гёц устало вздохнул, пересёк комнату и опустился на стул Дворбака. Для этого и ему тоже пришлось подсадить себя на нижнюю из двух привинченных к ножкам перекладин.

Его рассеянность, впрочем, быстро улетучилась, когда он снова поднял глаза на Ренато.

– Что вы можете мне предложить? – смысл сказанного агент различил, скорее, по интонации.

– Во-первых, разумеется, деньги.

– Ерунда, – Шульц поморщился и коснулся толстого кошеля на поясе. – Денег хватает. Ещё?

– Во-вторых, некоторые сведения, которые мои люди собрали о членах Лиги…

– Сколько?

– Моих агентов? – переспросил Штифт.

Если он угадал верно, вопрос странен… Но Гёц кивнул.

– М-м… Несколько человек, скажем так.

Видимо, решив не утруждать себя очередной «фефнёй», мужчина просунул пунцовый кончик языка меж иссечённых губ и издал характерный звук.

– Просто смешно! – он скривил странноватую принуждённую усмешку, не разнимая губ. – У меня денег на армию, но армию взять негде!

На памяти Штифта и впрямь проблемы обычно возникали как раз с тем, чтобы с наёмниками расплатиться.