Властитель груш

С минуту назад Штофельд вылез из-за стола, а без этой добродушной стены два винокура вдруг вспомнили обо всех взаимных чувствах.

Мамаша Беккер громко прочистила горло, смещая к себе внимание капитанов:

– О, я-то точно знаю, что нужно мужчине после такой потасовки! – Она тут же стрельнула глазками в Шульца, добавив: – Заходи после – у нас есть всё, что только не даровано человеку для утоления боли…

– Капитану надо не бабу, а новый зуб, – хмыкнул Колум, когда Гёц отмахнулся и постучал пальцем по щеке.

Мамаша пожала плечами, поднимая изящный стеклянный кубок с вином.

– Ну, если вдруг что, у меня и пара цвердянок есть. Те ещё лекарши.

Курт снова захохотал. На сей раз он увлёк за собой даже ненавистного «торгаша». Самое время для хорошего воинственного оскала, но Готфрид лишь устало отмахнулся и снова поднёс кружку к ноющим губам.

– Лелеотто прав, хоть и заумно он сморозил, – задумчиво произнёс Даголо, опуская ладонь на локоть сына и устремляя затуманенный взгляд вдоль стола сквозь годы и мили куда-то, должно быть, аж на поля прошлой боевой славы. – Мы уже давно как следует не воевали – мелкие дрязги не в счёт… Забыли, как выглядит вырванная с мясом победа и какова она на вкус.

Хмыкнув, он потёр покрытый седой щетиной подбородок и легонько хлопнул по столу, так, чтобы на этот раз ничего не перевернуть.

– Да! Я решил!..

– ТИШИНА-А-А!! – заорал Мюнцер, мгновенно заглушая тех, кто не успел внять барону с полуслова.

В очередной раз поднявшись на ноги, всё так же твёрдо и уверенно, старший Даголо простёр вперёд левую руку и торжественно объявил:

– Через месяц, в день Святого Патора, моего покровителя, мы устроим большую пирушку! В честь Грушевого Сада, в честь Готфрида, который только что сделал для нас столько денег, и в честь Кавальеллы, которую отныне и впредь мы будем проводить каждый год!

Солдаты Даголо – а большую часть стола они и занимали – радостно заулюлюкали, загомонили, выкрикивая одобрительные возгласы равно в сторону и хозяина, и его нового любимца. Хозяйский сын меж тем поморщился, спрятав под общим шумом кислый вопрос:

– Ты это серьёзно, что ли?

– А похоже, будто я шучу? – громко отозвался старик, опуская руку, и обратился вправо и вниз. Карл отвёл глаза.

– Гёц порядком пострадал – прям как старик Патор страдал, когда сраные колдуны вешали его за ноги на дубе и сдирали кожу живьём! Чем не богоугодно почтить их обоих разом?

Любопытно, что бы на сей счёт сказал господин епископ Кальварский… Впрочем, небось его-то на эту грандиозную попойку не первым, так вторым зазовут.

– Схожу справлюсь о поросёнке, – раздражённо бросил франт, быстро поднимаясь из-за стола.

К кухне он умчался так быстро, что едва не сшиб бедную девчонку, наполнявшую капитанские кубки. Стефан поскучнел, подпёр массивную челюсть ладонью и лишь изредка поглядывал на Готфрида. Тот исподтишка косился в ответ, делая вид, будто целиком поглощён поисками такого съестного, что сгодится для оскудевшего рта.

Что-то явно таилось под всей этой болтовнёй и перемигиваниями. Над противоположным краем стола витал ядрёный запах. Хотя тот и смешивался с винным духом, ароматами пирога, пота и благовоний Мамаши Беккер, нос дельца упрямо твердил: так воняет только заговор. Чужой заговор – не надо быть псом, чтобы знать, чью ногу не ты пометил.

***

Через пару часов застолья край солнца окунулся в завесу облаков у горизонта. Точно так же старший Даголо по пояс утоп в бренди и кондотьерских воспоминаниях.

Когда он совсем размяк, Гёц Шульц Без-Зубов-Кусающийся шепеляво откланялся и вместе с носатым дружком улизнул к любимому цвергу. Мамаша Беккер и Лелой с Пестряками воспользовались прецедентом, чтобы сдёрнуть вскоре после, а остальные готовились перебираться в Палаццо Даголо и продолжать там.

Эрна обменялась парой слов с Мюнцером, соскользнула с лавки и тоже направилась к выходу. Карл поспешил следом – на веселье его решительно не тянуло.

– Меня пасёшь? – раздался голос слева, стоило шагнуть за порог.

Эрна стояла у самого выхода, прислонившись спиной к стене.

– А ты уже уходишь? – мужчина заложил большие пальцы за полосатый пояс, придавая себе вид непринуждённый и важный.

Женщина поморщилась.

– Просто вышла на воздух. Внутри слишком много ужратых мужиков.

– А. Ну, и мне вот подышать надо.

Он обошёл её по кругу и примостился рядом, облокотившись на растворённое окно. С уходом всяких постных рож весёлый гул внутри только вырос.

– Отец немного погорячился, я так думаю.

«Гм!» – отозвалась мечница.

– При всех так орать уж точно не стоило.

– Да уж и впрямь, – наконец буркнула она и обратила сердитый взор к черепице дома напротив – больше-то и не на что глядеть. И потом, черепица не могла осуждающе пялиться в ответ.

– Будь я на его месте, я бы точно не стал при всех о тебя пальцы вытирать.

– Ага, ну, славно. Учту на случай, если задумаю ещё раз так громко обделаться.

Валон покивал в знак согласия. Теперь Эрна смотрела не на щербатую крышу, а в упор на него.

– Карл, тебе чего надо-то? Когда ты вот эдак крутишься, как кот вокруг сметаны, у меня изжога.

– Ты с Готфридом на короткой ноге, – осторожно заметил Карл, внимательно наблюдая за женщиной.

Больше одного чувства на её лице обычно не помещалось. А если вдруг возникала внутренняя борьба, один из спорщиков быстро брал верх и сносил остальным головы.

Но пока она лишь пожала плечами, равнодушно соглашаясь:

– И что с того?

– Он, случаем, не говорит во сне?

– Тебе-то печаль какая? – Эрна громко фыркнула. – Болтовня во сне, скажи тоже! Хочешь через меня выведать, где он прячет ключик от сундуков, где деньги лежат?

– Что-то вроде того, – Карл широко улыбнулся, старательно напуская алчущий вид.

– Ничем тебе не помогу, – её лицо посмурнело опять. – Даже если б хотела что разболтать, Гёц спит тихо и чутко, как… Как пума?

Она снова повела плечами – резко, нервозно.

– Я в звериных повадках не шибко секу. Но в армии точно был бы лучшим часовым.