Властитель груш

По лицу старика скользнула улыбка, стерпеть которую, впрочем, было легче. По его собственной харе оружие прошлось так же удачно, как и сифилис; правда, большая часть зубов чудесно сохранилась.

Наконец усевшись, Готфрид поводил ладонью в воздухе. Колум ловко поместил костлявый зад меж двух дельцов, кашлянул и перетолмачил:

– Случалось и шибчее!

– Ладно-ладно, – барон усмехнулся в усы и подвинул полный стакан. – Знаю я, как боль твою облегчить!

От лёгкого удара булавой в грызло, конечно, не помирают. Неделю спустя и боль стала не такой чудовищной, как когда он только пришёл в себя, а смешки… В конце концов, к такому чемпион привыкает быстро – или говорит титулу: «Прощай!»

В общем-то, жить можно – пока язык не нащупывает пустоту на месте шести резцов и одного клыка. Ещё ни разу в жизни Шульц не лишался столького за один присест, и всё равно просто удивительно, как сильно это пугало. Его прадед вкушал мясо по большим праздникам, и то всё чаще тогда, когда удавалось добыть кого-нибудь в графском лесу и потом вместе с тушей унести ноги от егерей. Дед мог себе позволить целого поросёнка раз в месяц, а отец ставил жаркое на стол каждую неделю.

Мясо – не просто самый лучший и приятный способ набить брюхо, это символ движения наверх, к свету и вершине того, что Господь тебе отмерил, когда поместил в утробу купчихи. И что же, вместо того, чтоб через день обгладывать косточку, на Готфриде его фамилия смачно вляпается в мягкую пресную кашку?

Уже от этого только хотелось напиться, чего за ним обычно не водилось. Правда, сегодня как раз тот драный день, когда отпускать вожжи никак нельзя. Если он явится к Дворбаку вдрызг пьяным, тот просто отошлёт его просыпаться. Казалось бы, если собираешься подставить открытую пасть под зубило, лучше понимать и чувствовать поменьше, но цверг, видно, боится, что пациент истечёт кровью. Либо это оправдание и на деле просто цвергские понятия не велят поддатых лечить – одно из двух.

С ненавистью делец покосился на тарелку с маленьким кусочком пирога, из которого торчал маленький кусочек груши, чуть присыпанный коричным порошком и блестящий от мёда. Подхватив предложенный стакан, он всё же сделал глоток – больше для вида, чем для хмеля.

Лучший на северо-западе грушевый бренди обжёг дёсны и привычной волной пламени скатился по глотке вниз. С тем же успехом можно было кипятку из котла навернуть. Гёц тихо зашипел и, пока все пялились на грохочущего Курта, быстро поменял свой стакан местами с пустым стаканом Колума.

– Что ж за хрень у вас там случилась? – проговорил Карл, когда вспышка смеха угасла.

Он посерьёзнел и смотрел прямо вперёд, а не на опустевший вдруг сосуд, так что перемену настроения вряд ли вызвал проблеск уважения к ловкости рук. Лишь теперь делец заметил на его щеках и челюсти короткую жёсткую щетину, чуть темнее, чем на макушке.

Сразу видно – мальчик трудился, не покладая рук, и за бритву-то взяться некогда. Все пороги околотил, пока другие крутили хвосты лошадям и подбирали зубы из грязи.

– А Стефан вам не рассказал, что ли? – проговорил Носатый, пока Гёц сверлил взглядом то щёголя, то его раздолбая-приятеля.

– Сульт случился? – размыто предположил старший Даголо, переводя взгляд со Стефана на Треф.

– Видать, награбленной меди не хватило, чтоб издержки покрыть, – усмехнулся Лелой, чем вызвал прилив веселья на этот край стола.

– Угу, – волна разбилась о Шульца, как о небольшую, но очень угрюмую скалу.

– Ну, он Вебель подпалил, – пояснил Колум, – а головы садовые все разом ломанулись тушить.

– Кто ж знал, что эта козлина явится? Особенно когда он на мель крепко сел? – печально отозвался Стефан, потупив взгляд в тарелку. – Эрна и сказала: ладно, беги туши…

– Эрна-а! – ласково позвал старик.

Мечница осторожно высунулась из-за Мюнцера.

– Ты чего там, прячешься, что ли? У Курта за пазухой?

– Ах, если бы! – хмыкнул великан.

Эрна пожала плечами.

– Что мне там свинячьим рылом светить на таких козырных ребят?

– Ну-ка подь сюда, – старший Даголо поманил её пальцем.

Женщина медленно перемахнула через лавку и так же неторопливо, явно нехотя, подошла к торцу стола. Рука её привычно придерживала меч, но кожа под ногтями побелела от усилия.

Барон сосредоточенно растирал виски в ожидании. Когда мечница замерла, он пригладил седеющие волосы и наконец взглянул на неё в упор.

– Сильно получше него выглядишь! – заметил он наконец.

Капитаны засмеялись. «Ну, ещё бы – ей-то зубы перначом не пересчитывали», – подумал Гёц, в то же самое время жестами пытаясь попросить у трактирной девки менее драконовского питья.

– Знаю я, что облажалась, – хмуро отозвалась Эрна. На лице старика улыбка тоже не задержалась.

– Это ещё мягко сказано! Ну, ладно эта дубина, – он махнул в сторону Стефана; тот деланно порозовел и повёл плечами: да, мол, я ведь просто большая балбесина, – но ты-то каким лядом на такую чухню повелась? Амбар подпаленный?

– А лучше, чтоб весь Вебель сгорел нахрен вместе с герцогом и шишками?

– Да срал я на них! – рявкнул барон, треснув кулаком по столу.

Карл зашипел, ловя пальцами стакан, летящий навстречу его щегольскому дублету. Тщетно.

– Твоё дело было моё серебро сторожить, мать твою!

Весёлый прилив схлынул, над столом нависла туча пристыженного молчания. Почти все обратили головы к Пьетро и Эрне, побелевшей, как кусок стали в горне. Готфрид нахмурился, продолжая пялиться на стол – слишком уж близко к сцене его занесло.

Карл направил на отца острый взгляд человека, что под столом тихо наступает тебе на ногу, хотя не очень понятно, из-за Эрны или залитой одёжки. Барон шумно вздохнул, обводя людей тяжёлым взглядом, и усмехнулся.

– Ладно, быть может, ты и права, – для пущей задумчивости он пригладил двумя пальцами топорщившийся ус. – Стоило вытащить герцогский зад из огня, когда он нам столько денег проиграл!

Курт захохотал первым, как по свистку; ближайшие солдаты Пьетро его поддержали. Сам он поднялся на ноги и отечески приобнял мечницу. Слуха дельца снова коснулся холодный голос:

– Слишком тупая для тебя промашка, сечёшь, милая?

– Я тоже не молодею, – буркнула женщина в ответ, неловко хлопнув старика по спине.

– Вот именно, – тот выпустил её из объятий и махнул рукой. – Ладно, садись.

Настороженно Гёц проследил за обоими участниками короткой перепалки до их мест и только затем приметил колючие взгляды Карла и Стефана, обращённые прямо к нему.

Прислужница, сбежавшая было прочь, когда барон принялся орать, вернулась и быстро подсунула кружку с водой. Ласковая прозрачная влага затушила остатки спиртового пожара.

– Что, Стефан? Не на разбойничью ль работу любуешься? – едко проговорил Колум.

Замахиваться на хозяина он не мог, зато вредный слуга как раз по его зубам. И желания укусить скопилось достаточно за два дня на скачках с лежачим капитаном и перевозбуждёнными рыцарями.

– Хех, это боевым отметинам шо ль? – передразнил щёголь, кривя в ухмылке никем не попорченные до сих пор губы. Громила благоразумно помалкивал.

– Ради великой победы чем-то надо жертвовать, – глубокомысленно заметил Лелой. – Или что-то потратить.

– Слова не воина, но торгаша! – едко прогромыхал Мюнцер, одаряя соседа тяжёлым взором сверху вниз.