Третья дорога

– Ну вот. Хотя бы что-то. Теперь все бегом вон отсюда! Скоро может прийти хозяин!

***

Хавьер остался в подвале один. В его голове с трудом ворочались обрывки мыслей.

«Хозяин… Грэд Тирдэг… Его боятся…»

Князя Тарда Хавьер знал мало. Тот почти не покидал родовые земли и очень редко бывал в столице. Единственный их разговор состоялся, когда умирающий Драммонд заклял Норрьего заботиться о Рэе. Вот и все. Что за человек Тирдэг, кроме того, что до безумия любит жену и единственного сына?

У Хавьера не осталось сил думать об этом. Чего Драммонд захочет от кровника? Уж точно не беседы беседовать. Иначе Мадино не отправил бы его сюда. Норрьего, совсем безразлично к собственному будущему, просто ждал продолжения казавшихся бесконечными испытаний.

«Хоть бы… Просто мучил…»

***

Несколько дней назад Шарль с особой жестокостью долго издевался над ним, потом приказал подлечить и пришел только вчера.

– Итак, рыбка моя золотая, как поживаешь? Окатите-ка его водой!

Еще раз! Открой глаза! Слышишь меня? Надавайте ему по щекам. Кивни! Отлично. Так вот. Веришь или нет, а я пришел с тобой попрощаться. Только не спеши раньше времени радоваться. Смерть тебе не улыбнется, даже не надейся. Ты слишком редкая и слишком дорогая рыбка, чтобы просто так кидать тебя на сковородку. Еще можешь пригодиться…

Шарль отошел от Хавьера, сел в кресло напротив и, поставив локти на колени, опустил острый подбородок на сплетенные пальцы рук. Понаблюдав так несколько минут, выпрямился, затем откинулся на спинку кресла и привычно заложил ногу за ногу.

– Знаешь, рыбка, покойная матушка, еще когда мы жили в Рантуе, всегда учила меня делиться с ближними. А отец говорил, что придворным нужно чаще кидать куски с королевского стола. И чем они ближе к трону, тем более сладкие куски требуется отдавать. Иногда даже те, которые хотел бы съесть сам. А то заберут без спроса. Понимаешь, о чем я? О тебе, рыбка моя. О тебе.… Поверь, ты мне нисколько не наскучил! Я даже сейчас, когда уже принял окончательное решение проститься с тобой навсегда, сижу и придумываю, что бы еще этакое с тобой сотворить… Но…

Шарль сел прямо и, хлопнув себя ладонями по коленям, продолжил уже не задумчиво, а громко и четко:

– Решение принято. Встряхните его! Слушай меня внимательно и не вздумай умирать. Я, твой единственный полновластный хозяин, желаю подарить тебя моему верному вассалу. Теперь ты принадлежишь Тирдэгу Драммонду! Отныне и до конца твоей жизни, ты должен выполнять только его желания и не смеешь поднять на него, его близких и его слуг руку.

Шарль оторвал взгляд от чуть дышащего раба и кинул стражникам:

– Поставьте его на колени, и пусть подтвердит, что понял. Ты понял мой приказ? Говори! Кому принадлежишь?

Стражники подняли Хавьера из лужи на полу и прислонили к стене. Он закинул голову назад в поисках точки опоры, нашел ее, затем с трудом разлепил белые, покрытые ранами губы, чуть слышно выдохнув:

– Нет…

– Что «нет»? Что это значит? – Шарль подался вперед и прищурился. – Ответь мне!

– Нет… – снова прошептал Хавьер. – Больше… нет…

– А-а-а! – протянул Шарль и тут же помрачнел. – Все понятно. Ты больше не моя рыбка и можешь не выполнять мои желания. Что же… Я сам так захотел… Дело сделано. Прощай.

Шарль встал и, не глядя больше на бесчувственно упавшего на каменный пол узника, поручил страже прийти за сопроводительными документами, а «этого доходягу» как смогут подлечить, завтра заковать и отвезти на площадь Лип.

1.8

В ожидании прихода Тирдэга Хавьер успел задремать. Тепло, еда и подлеченное тело взяли свое. Как он ни пытался крепиться, сон оказался сильнее. Вдруг где-то наверху с силой грохнула тяжелая дверь. Хавьер вздрогнул и открыл глаза. Удивился ясно пролетевшей в голове мысли.

«А вот и он. Слуги так не ходят».

Издалека приближались четкие тяжелые шаги. Человека с более впечатлительной натурой эта надвигающаяся гроза повергла бы в трепет. Но Хавьер таким точно не был. Он прикрыл глаза и просто ждал, что же будет дальше, все еще удивляясь тому, что может сравнительно связно мыслить.

«Чего пожелает новый хозяин? Почему Шарль меня отдал, хоть и против воли?»

Ответов пока не находилось. Безумного палача в Триволи, а потом в подвале Хавьер успел хорошо изучить. Каким окажется Тирдэг?

Шаги стали еще громче, стукнул засов, потом резко распахнулась дверь, и опять раздался звук шагов. Совсем близко.

– Так… Что у нас тут… – И до того строгий голос загрохотал гневом. – Эгор!!! Ко мне бегом! Что за балаган вы тут устроили? Вы б ему еще щеки накрасили! А потом в сундук посадили и бантом сверху завязали! Кого вы хотели обмануть? Будто я не знаю, как Шарль не любит делиться игрушками.

– Простите нас, грэд… – виновато забубнил растерявший всю прежнюю уверенность Эгор. – Мы хотели угодить вам… Боялись, что он помрет до вечера… Уж больно дохлым казался… Ни стоять, ни сидеть не мог, да то и дело в обмороке…

– Довольно, – резко прервал Тирдэг. – Все ясно. Значит, так. Слушай меня, Эгор, сейчас очень внимательно. Займешься новым пленником лично. И лично ответишь мне за результат. Сроку тебе – две недели. Я желаю увидеть здорового вменяемого человека, а не эту дохлятину! Понял меня? Делай все, что нужно. Что можешь и что не можешь. Гоняй лекарей, не жалей денег. Пускай принесут кровать. Если будет нужно, корми его силой или сам с ложечки, пой колыбельные или заказывай молебны о здравии, но чтобы он был на ногах, в трезвом уме и твердой памяти! Ясно?! Теперь ты. Здесь твой хозяин. Я желаю, чтобы ты приветствовал меня, как порядочный пес. Голос!

Не успел Хавьер открыть глаза и что-то подумать, как его кинуло на четвереньки. Голова задралась, а изо рта вырвался радостный повизгивающий лай.

Такого унижения князь Норрьего не испытывал ни разу в жизни. Не в силах сопротивляться творившемуся безумию, он крепче зажмурился, старясь остановить злые слезы.

– Довольно. Лежать. Делать только то, что скажут. Отомри.

Быстрые четкие удаляющиеся шаги, резкий стук двери. Упавший на пол Хавьер до хруста стиснул зубы. Открывать глаза не хотелось.

***

Две следующие недели слились для Хавьера в одну сплошную изощренную пытку.

В Триволи он не задумывался о том, как себя чувствует. Об этом Хавьер вспоминал в самую последнюю очередь, да и тюремщики старались изо всех сил, чтобы узник оставался здоровым.

В подвале началась совсем другая история. Шарль буквально дышал его болью. Каждый день старался придумать что-то новое, чтобы сломить волю плененного князя, растоптать его гордость, заставить унижаться и молить о пощаде или просто выть в кляп. Вначале Мадино развлекался тем, что полностью брал под контроль тело пленника, потом такая забава наскучила. Шарль разрешил ему двигаться и даже говорить, чтобы видеть результат своих жестоких игр.

Первые несколько месяцев Хавьер держался. Молчал, когда ему не запрещали. Когда приказывали кричать – находил силы на издевки, хотя бы в интонациях. Дальше не смог. Потому что не захотел. Он посчитал себя не вправе жить. Быть человеком. Просто быть. Хавьер решил, что раз уж он оказался здесь и в таком положении, то заслужил это и должен искупить все, что натворил и в этой жизни, и в прошлой.

Он винил себя за всех погибших по его вине. От жертв последних войн и Рэя до матери, сестер и любимой. Да, и в их смерти тоже виноват был только он один.

***

В тот день, много лет назад, Хавьер, как на крыльях, летел в Норрвальдо после недельной отлучки по делам княжества. Он думал только о том, что совсем скоро сможет увидеть, обнять и поцеловать ту, что стала ему дороже жизни.

Вдруг, проезжая окружавшие предместья холмы, он почувствовал укол в сердце, а потом уловил тихий стон. Хавьер осадил коня и осмотрелся. Где-то рядом находился человек в беде! Вскоре несчастный нашелся. В тени одного из абрикосовых деревьев лежал бедно одетый старик.

Хавьер спешился и подошел ближе. Несчастный еле дышал. Поняв, что тут нужна неотложная помощь, Хавьер осторожно поднял беднягу на коня и сел в седло рядом. Так они доехали до замка. Там княжич передал больного в заботливые руки слуг и побежал к любимой.

О старике он больше не вспоминал, зная, что того обязательно подлечат и найдут где жить. И все шло бы, как обычно… Но три недели спустя в замке начали умирать люди. Вначале конюх, потом кухарка, потом трое детей, потом старый архивариус… Когда забили тревогу, лихорадка поразила уже половину жителей палаццо. Мать и две старшие сестры Хавьера тоже слегли с жаром.

Вот тогда та, что была дороже всего, и заставила его уехать на два месяца.

Когда Хавьер вернулся, его встретили только поседевший, разбитый параличом отец и четыре новых урны с пеплом в княжеской усыпальнице.