Третья дорога

Чем дольше длилось правление Мадино, тем паршивее становилось на душе у Бернара. Кровавая гражданская война, бесконечные казни недовольных и подавление бунтов…

Сидя в одном из полуразрушенных замков Рантуи на краю мира и мечтая вернуться в родную Кордию к семье и детям, он хотел вовсе не этого.

И Шарль… Бернар глубоко привязался к нему. И не без причины. Мадино и его окружение – «королевский двор в ожидании», как они сами себя величали – приняли к себе никому ненужного изгнанника. Можно сказать, спасли от бесславной голодной смерти на чужбине.

Тогда, почти четыре года назад, еще во время правления Алегорда Кестера, Бернар, удостоенный орденов полковник, при всех отказался идти на Ривер под знаменами Хавьера Норрьего. Пытался доказать членам военного совета, что все можно решить переговорами. Хотел вразумить самого молодого князя Ньетто, убедить его отказаться от карательного похода… Да куда там! Хавьер сильно изменился к тому времени. Будто перестал быть человеком и хотел только победы любой ценой. Разразился настоящий скандал.

Кончилось все тем, что Бернара объявили предателем и, с лишением всех прав и титула, выкинули из страны. В живых он остался только благодаря заслугам отца – графа одной из обширных провинций Кордии Фабьена. Кое-как Бернар добрался до первой попавшейся крепости в соседней Рантуе, а потом осел в ближайшем городке, перебиваясь случайными заработками. А через полгода почти нищенского прозябания там его торжественно пригласили ко двору «короля Кордии в ожидании».

Юный Шарль произвел на бывалого полковника благоприятное впечатление. Держался с достоинством. Гладко и связно излагал собственные взгляды на будущее их родной страны. Даже показал длиннющий свиток, содержавший его родословную и подтверждавший право на престол. Бернар ни тогда, ни сейчас не стал вникать во все хитросплетения главных и побочных ветвей королевского древа. Ему требовалась надежда на возвращение домой. И он ее получил.

В окружении Мадино оказалось не так много имевших действительный боевой опыт военных. Прошедший не одну кампанию сорокатрехлетний Бернар быстро стал одним из главных советников принца. Они начали много общаться и даже по-человечески сблизились. Со временем вместе с другими сподвижниками обосновались в одном из небольших замков возле границы Рантуи и Гардорры на отрогах Крайних гор. Часто фехтовали друг с другом, выезжали на охоту, даже, бывало, спорили о будущем долгими вечерами у камина.

Шарль казался воплощением истинного короля: молодой, по-своему красивый, не по годам мудрый, в меру осторожный и наверняка справедливый. Такой не будет рубить головы направо и налево. Не будет заливать окраинные земли кровью…

Но, придя к власти, Шарль будто стал другим человеком. И все пошло совсем не так. Когда война за трон Кордии так неожиданно быстро и триумфально закончилась, Мадино совсем отошел от дел, несмотря на то, что успел показать себя блестящим, даже можно сказать – гениальным полководцем.

Все важные государственные решения принимали теперь другие, неминуемо увлекая страну в бездонную пропасть. А сам новоявленный король лишь предавался любимым жестоким играм.

Тряхнув головой, Бернар поправил волосы, оперся на перила балкона и, отбросив на время тяжелые мысли, с удовольствием подставил лицо ласковым лучам первого по-весеннему теплого солнца.

Вдруг внимание графа привлек какой-то шум внизу. Бернар неохотно открыл глаза и внимательно осмотрел двор. Там появились три человека. Двое рослых гвардейцев вытащили из боковой калитки заключенного, проволокли его под руки через весь двор и бросили на землю перед каретной стоянкой. Человек неловко упал на колени, еще больше гремя по камням сковавшими его руки и ноги тяжелыми кандалами. Одет он был явно не по погоде. Босые грязные ноги выглядели так, словно узник никогда в жизни не носил обуви. Избитое, покрытое старыми и новыми ранами тело едва прикрывали ветхие штаны до колен и темная рваная рубаха. Неопределенно помойного цвета волосы обкромсаны очень коротко, почти налысо, и торчали кое-где неровными клоками. Бернар вздохнул.

«Еще один бродяга. Но почему здесь, во дворце?»

Он решил спуститься вниз, чтобы лично разобраться в столь странном деле. И вот, покрытая ковром лестница главного входа во дворец осталась позади. Квадратные серые каменные плиты, промерзшие до звона еще с ночи, гулко отозвались под твердым шагом Бернара, гвардейцы вытянулись в струну и отсалютовали высокородному начальству. Заключенный еще больше сжался в комок и заметно дрожал, то ли от страха, то ли от холода.

– Что за шум вы тут устроили? Портите такое замечательное утро.

Бернар старался говорить и выглядеть сурово, но прекрасно понимал: стражники ему не поверят. Уж кто-кто, а фельдмаршал зря никого не обидит. О том любила потолковать на досуге вся кордейская армия.

– Не извольте беспокоиться, господин граф! Скоро приедет тюремная карета, и нас тут не будет. Извините за шум. Энтот вот бездельник совсем не хочет шевелить ногами, пришлось тащить его по камням, – браво доложил один из стражников.

– Ты, бестолочь, поклонись господину фельдмаршалу! – прикрикнул на заключенного второй, пнув в спину так, что тот упал на плиты лицом вниз. – Выпороть бы тебя хорошенько за шум, что ты тут устроил! Да некогда уже. Ничего, новый хозяин этим займется!

Бернар неспешно обошел узника и встал перед ним, приказав:

– Поднимите-ка, ребята, своего красавца на ноги. Посмотрим, с кем вы тут развлекаетесь.

Гвардейцы быстро подхватили узника под локти и встряхнули его над землей. В их больших крепких руках истощенный человек казался совсем маленьким и хрупким. Он не подавал признаков жизни и не поднимал голову.

– Что-то ваш бродяга совсем дохлый. Он хоть дышит? – заметил Бернар, взял в руки ножны одного из стражей, самым кончиком подцепил подбородок пленника и поднял его на себя.

Тот в ответ медленно полуоткрыл ярко зеленые глаза.

– Норрьего?! – выпалил опешивший Бернар, отпуская ножны и делая шаг назад. – Разрази меня гром! Это что, Норрьего?! Не может быть! Я же сам видел, как его казнили!

Узник снова безвольно уронил голову и продолжил неподвижно висеть на руках стражи.

Так близко бывшего любимца бывшего короля Кордии князя Ньетто, генерала Хавьера Норрьего Бернар не видел с тех пор, как привел его на веревке к воротам Триволи. Именно там, в самой страшной тюремной крепости страны, преступник и содержался вплоть до суда и казни.

Норрьего был почти вдвое моложе Бернара и когда-то начинал карьеру под его командованием. Хавьер тогда по-хорошему поражал. Не по годам серьезный семнадцатилетний парень с грустными зелеными глазами. Он старался во все вникнуть, всей душой стремился хоть чем-то быть полезным старшим по службе. Несмотря на княжеское происхождение, легко сходился с низшими чинами и разделял с ними все тяготы походной жизни. Кто бы мог подумать, что буквально через пару лет Хавьер превратится в бездушное чудовище?

По злой иронии судьбы, именно Бернар ходатайствовал о том, чтобы после первой проведенной вместе кампании наградить молодого Норрьего орденом и представить ко внеочередному чину. Тогда, в жестоких боях на границе с Джерзигой, молодой княжич каким-то чудом вывел из-под смертельного огня вверенную ему роту. А потом сотворил что-то вообще невозможное. Смог неожиданной дерзкой атакой в тыл противника спутать тому планы и, в конце концов, склонить чашу победы на сторону кордийцев.

Рядовые после того были готовы носить Норрьего на руках и идти за ним на край света. Да что там рядовые. Бернар и сам смотрел на юного героя с восторгом. И не просто так. Тот не только принес победу в одном из переломных сражений, но и спас своему командиру жизнь. Когда дело дошло до рукопашной всех со всеми, Хавьер возник рядом с Бернаром, как из воздуха, и отразил сразу серию направленных на главу армии Кордии ударов. А потом воткнул глубоко в землю упавшее багряно-серебряное знамя с гербом Кестеров и бился возле него до самого конца сражения.

Получив из рук короля орден и патент на новое звание, Норрьего на полгода уехал на родину в Ньетто. Потом задержался там еще на год. А потом пришли вести о том, что он стал князем. Бернар думал тогда, что Хавьер навсегда останется в Норрвальдо и уже никогда не вернется на службу.

И хорошо бы так и случилось. Но нет. Он вернулся. Король так обрадовался этому, что, несмотря на юный возраст Норрьего, сделал того полковником и поставил над гарнизонами восточных рубежей.

Помнившие Хавьера вояки тоже приняли его с восторгом. Пока не сходили с ним в несколько боев. В армию вернулся другой человек. Вместо отзывчивого юноши – молодой молчаливый старик с безжалостным взглядом и куском железа вместо сердца. Норрьего по-прежнему приносил только победы. Но какой ценой? Если раньше, планируя вылазки, думал лишь о том, чтобы сберечь как можно больше людей, причем с обеих воюющих сторон, то сейчас… «Никого не мучить и не щадить». Вот с таким приказом шли в бой его войска. И неважно, если на пути оказывалось мирное население. Они тоже становились врагами, если хоть как-то мешали его планам.

После высылки из Кордии, Бернар много слышал о Норрьего. О его зверствах на Ривере и в других местах.

Когда им с Шарлем при поддержке князя Тарда удалось захватить Кестерию и закрепиться там, Норрьего повел оставшиеся верными ему войска на штурм столицы. Зная о воинских талантах «ньеттского палача», Бернар побаивался выходить навстречу.

Но Шарль убедил его и весь воинский совет, что победа возможна. Король лично разработал весьма хитроумный план, как обмануть Норрьего и заставить его вначале смешать боевые порядки и использовать все резервы, а потом разбить наголову. Мадино предложил необычные решения для кордийский армии решения, а потому они вызвали бурное обсуждение и даже неприятие. Но Шарль выступил очень убедительно. Он ответил на все вопросы генералов и смог склонить их на свою сторону.

Бой состоялся в предместьях столицы и, ко всеобщему удивлению, прошел именно так, как его спланировал Мадино. Казавшийся непобедимым Норрьего бился до последнего, но ничего не смог сделать. В конце концов, Бернар лично заставил его сдаться. Стоявшего на груде убитых им противников Хавьера даже ни разу не смогли ранить. Только увидев себя под круговым ружейным прицелом, он с полным безразличием сломал о колено шпагу, вытянул вперед руки и замер так.

Бернару было не о чем с ним тогда говорить. Отдав приказ связать пленника и приготовить для него надежный конвой, он покинул поле боя.

Когда весть о победе и поимке Норрьего дошла до Шарля, тот распорядился отвести обезвреженного врага в Триволи, но так, чтобы позорное шествие видела вся столица. Бернар выполнил.

Потом случились суд и казнь.

«Сколько времени прошло с тех пор? Около полутора лет? Неужели Хавьер все это время был жив и находился в тюрьме? Здесь во дворце? Да от парня же совсем ничего не осталось… Только глаза… Да и те – уже совсем не его…»

Поучаствовать в судьбе плененного Норрьего Бернар пытался много раз. Он часто думал о судьбе молодого генерала, о том, что могло так изменить его, о том, как тот сражался прежде. Постепенно граф пришел к выводу, что казнь – все же слишком суровый приговор для того, кто виноват лишь в том, что защищал родину как умел. Ведь не бегал же Норрьего с ножом по улицам, подстерегая случайных прохожих. Нет. Он воевал. Воевал и приносил Кестеру победу за победой. А то, что не считал, сколько положил для того людских жизней… Так не он первый. Много было в истории Кордии таких полководцев. Да и сейчас такие есть. Что ж теперь, всем головы рубить, что ли? Вполне достаточно лишения титула, заключения… Высылки из страны, в конце концов.

Но готовившийся к коронации Шарль то отшучивался, то переводил разговор в другое русло. Вскоре состоялся суд над бывшим «Мечом государя». И там Норрьего, неожиданно для всех, полностью признал все предъявленные ему обвинения. Приговор вынесли однозначный: смерть через отсечение головы.

И суд, и казнь, во избежание народных волнений в столице, решили провести в соседнем с Триволи аббатстве. Зато их объявили открытыми. Присутствовали послы сопредельных государств и все желающие. Из тюрьмы к месту казни Норрьего провезли сквозь плотную толпу зевак под усиленным конвоем. Бывший генерал стоял на коленях в железной клетке с веревкой на шее. Специально нанятые люди (как Бернар узнал позже) громко ругали смертника последними словами и кидали ему в лицо всякой гнилью. Норрьего молчал, не шевелился, не опускал головы и смотрел перед собой безразличным, всеми узнаваемым взглядом. А на эшафот его вывели все в том же неизменном черном платке на голове, но уже с повязкой на глазах.

И постепенно, за прошедшие после того полтора года, про последнего из рода князей Ньетто все просто забыли.

***

– Кто? Карега? – переспросил озадаченный стражник, наморщив лоб. – Нет. Не знаю такого. Нам ведь по именам не докладывают, ваше сиятельство! Для нас он кто? Заключенный из подвала. Мы уж почитай чуть больше года его тут под дворцом на цепи держали. А там что? Хлеб, вода, миска каши да клок соломы. Ну, и само собой, все, что нужно для пыток. Так как он для увеселения его величества тут пребывал. Уж что только они с этим паршивцем тут не вытворяли! Иной раз такое и в голову не придет! И все сами, даже палача не звали. Бывало так, что думаем, все: кончился наш бродяга! А он нет: шевелится потихоньку. Тогда их величество распорядится подлатать его, несколько дней не приходит, а уж опосля еще шибче отыграется! Другой бы давно окочурился от жизни такой, а энтого ровно держит здесь что да помереть не дает.

Бернар изо всех сил постарался придать голосу твердость, а лицу беззаботный вид и как мог небрежно спросил:

– А почему он в таком виде? Где обувь?

– Так ему не положено, ваше сиятельство, – тут же отчитался стражник. – Нам, когда его привезли год назад из Триволи, так и сказали: без обуви. И его величество потом такие же указания дал. Так что у нас все строго по приказу. Комар носу не подточит! А рубаху со штанами, вот те меняли раз или два. Я уж и не помню.

– Понятно… – протянул Бернар, стараясь скрыть все нараставшее возмущение. – И куда вы его сейчас хотите отправить? Обратно в тюрьму?