Лилианна. Судьбе вопреки

– Что нам делать, тетя?

– Ну, зиму переживем, а там видно будет, – задумчиво ответила пожилая женщина.

Экономка, введенная в суть дела, заявила что давно подозревала управляющего, но не знала кому можно было на него пожаловаться. Мисс Хансон тоже поддержала леди Сурье, сказав что не видит причин для паники и что если не принимать гостей, вполне можно обойтись тем, что запасено в поместье.

– С начала войны деньги стали ненадежным товаром. В наших местах проще обменять своих кур на соседских гусей, чем ехать в город что бы сначала продать кур, а потом еще раз чтобы купить гуся. Не волнуйтесь, мадам, у нас есть все необходимое. И если устриц вам не подадут, то сытный обед и ужин у вас будет, – пообещала она.

В доме объявили режим экономии. Единственный, кого все это не волновало был сеньор Лаццаро. Художник всю свою жизнь проживший в теплых странах был просто очарован и восхищен английской зимой. Он мог часами бродить по окрестности любуясь красотой заснеженного поля, склонившимися до земли кустами, с голубоватыми шапками пушистого снега. Маленький зверек, вылезший из норки, замерзший ручеек, петляющий между сугробами, зарево, окрашивающее снег в причудливые оттенки голубого, сиреневого и розового – все это вызывало у художника почти детский восторг. Съездив в город и купив все необходимое сеньор Лаццаро снова взялся за кисть. Видимо потребность изобразить свои мысли и образы на холсте была столь велика что пожилой мужчина позабыв о еде, сне и больной ноге несколько дней не выходил из комнаты.

– Может ему что то надо, а он стесняется спросить? Может ему плохо и он нуждается в помощи? – бегала вокруг закрытой двери обеспокоенная леди Флора.

Но через день сеньор Лаццаро вышел сам. Руки его дрожали, глаза сияли, на губах играла загадочная улыбка. Съев тройную порцию овсянки и прихватив кувшинчик вина художник снова скрылся в своих чертогах. Пресекая попытки леди Флоры и ее племянницы туда пробраться.

Лилианна помня что вдохновение вещица хрупкая и ее лучше не спугнуть, увела обиженную леди Сурье в парк, попросив присмотреть за садовниками, которые начинали готовить к весне посадки ранних цветов: тюльпанов, ирисов, гиацинтов и нарциссов. Не то чтобы им требовались наставления тети, скорее именно ей было необходимо отвлечься. К тому же Лилианне очень хотелось выпроводить тетушку их дома, дабы спокойно подготовиться к ее завтрашним именинам. Девушка даже подарок в городе купила – подбитый мехом лисы плащ. И пусть вещичка была дорогая, за нее пришлось продать жемчужное ожерелье, зато теплая и удобная. Но самый лучший сюрприз для тети преподнес сеньор Лаццаро, подарив ошарашенной от изумления и смущения леди Флоре ее портрет. На нем пожилая женщина была изображена сидящей на скамейке в роскошной белой песцовой шубе небрежно накинутой на голубое шелковое бальное платье, спускающееся волнами на заснеженную дорожку. Изумлял и дивной красоты пейзаж раскинутого вдалеке вечернего зимнего сада. Картина написанная в бело голубых тонах была без сомнения шедевром мастера. Не ожидавшего подобного подарка тетя Флора вдруг расплакалась, чем довела смущенного мастера до заикания.

Зима прошла тихо и спокойно. Лилианна искренне полюбила поместье: большой уютный дом, спящий под снегом сад, охотничьи угодья, белоснежные поля. Сказать по чести сама девушка мало общалась с работниками и арендаторами, почти не вникая в хозяйственные дела поместья. Все эти обязанности с большим удовольствием взяла на себя леди Флора, изредка посвящая в них нового управляющего.

– Ах, я всю жизнь мечтала жить в поместье, управлять делами! – мечтательно вздыхала тетя, довольно потирая руки.

Нечего против Лилианна не имела. Она больше любила рисовать зимние пейзажи, поставив мольберт в саду или читать, удобно устроившись в большом кресле у камина. А еще девушка обожала тихие прогулки по саду или быстрый галоп по лесным тропинкам. Ах, как хорош был белый будто сказочный лес. Но душа все равно ждала весны, ждала любви, ждала страсти. Все чаще снился Себастьян. Иногда ночами девушка просыпалась от жара, от болезненного томления, тело ждало чего-то странного, таинственного, неведомого.

– Тебе надо снова выйти в свет. Познакомиться с соседями, с молодыми людьми. Вряд ли в этой глубинке знают о Лондонском скандале, связанным с тобой, – увещевала племянницу тетя.

– Молодая женщина не должна жить одна, – поддакивал ей сеньор Лаццаро, – без ласки, любви, восхищения она засыхает, подобно срезанной розе.

Вздохнув, Лилианна пообещала непременно на следующей неделе нанести визит соседям. Как оказалось из всех окружающих имений, похвастаться присутствием хозяев могли только две. И в этом не было ничего удивительного, так как в зимнее время большинство семей предпочитали жить в городе, а лучше в столице. Выбор был не большой, в одно воскресное утро Лилианна отправилась в гости к своим ближайшим соседям. Их большое и в общем то не бедное поместье, произвело на девушку неприятное впечатление.

– За такое управление управляющему голову бы отвинтить! – пробурчала Лилианна себе под нос, с трудом перебираясь через кучу наваленного посреди дороги хвороста.

Двор перед огромным особняком выглядел крайне неопрятно. Девушке пришлось несколько минут ждать на ветру, прежде чем ленивый мальчишка медленно не спеша подошел к ней, что бы забрать лошадь. Впрочем, из открытой двери конюшни повеяло такими ароматами, что девушка засомневалась стоит ли оставлять там свою любимицу. Лилианна даже подумала вернуться домой, но дворецкий уже приоткрыл дверь перед гостьей. Вопросы относительно причины столь откровенной лености слуг отпали сами собой, как только хозяин дома лорд Горацио де Ля Коре вышел познакомиться следи Стосбери. Невысокий пожилой мужчина необъятных размеров, с маленькими толстыми ручками и пальцами, напоминающими колбаски был одет в мятую, не первой свежести рубашку и светлые бриджи с жирным пятном на ноге. В таком виде даже булочник не вышел бы встречать гостей! Впрочем, как только мужчина подошел ближе все прояснилось. Даже в столь ранний час он был безбожно пьян. Его заикающаяся речь, прыгающая походка и комичная взъерошенная прическа могли бы быть смешными, если бы не отвратительный кислый запах, который буквально сбивал с ног. Красный нос с посиневшим кончиком и маленькие заплывшие жиром поросячьи глазки довершали эту незабываемую картину. Визит Лилианы был краток. Как только прошли положенные по этикету представления девушка сославшись на занятость стремглав убежала прочь, пока пьяный не в меру общительный хозяин, своей назойливостью не довел ее до греха.

– Ну, как, познакомилась с леди Анной? – спросила тетя Флора племянницу.

– Ничего не могу сказать по поводу его жены, но сам лорд Горацио мерзкий противный пьянчужка. Если все наши соседи таковы, я лучше из дому не выйду! – раздраженно прокричала Лилианна тете, судорожно отмывая руки после прощальных лобызаний «любезного» лорда.

– Может графиня Полятковски будет более приятна? – предположила леди Флора и как всегда оказалась права.

Школа

Лорд и леди Полятковски оказались в высшей степени приятной парой. Их небольшое, но на диво аккуратное поместье было полной противоположностью соседям. Леди Алика была миниатюрной элегантной женщиной пятидесяти лет, в белоснежном чепчике на седых волосах и в чистеньком сереньком давно вышедшим из моды платье. Ее муж, граф Эдвард высокий иссушенный годами старичок, был веселым и крайне энергичным. Пара жила в небольшом утопающим в саду особнячке. И пусть отсутствие достатка бросалось в глаза, зато оно компенсировалось уютом и теплой, душевной атмосферой, царившей в доме. Благожелательность и искренность этих двух людей была столь велика что уже после второго визита Лилианна и леди Флора стали чувствовать себя у соседей как дома. Цветочки на окошках, кружевные зановесочки, вышитые шторки так напоминали старую Англию, что леди Флора даже всплакнула. Все вокруг было таким чистеньким, таким аккуратным, таким небольшим.

– Как в кукольном домике, – почему-то пришло на ум Лилианне.

Впрочем, дом был самым что ни на есть живым. Подтверждала это шумная толпа детворы, которая весело щебеча, носилась по дому.

– Какие ваши? Их так много! – изумилась Лилианна, разглядывая пеструю босоногую шайку ребятни, часть из которых были явно дворовыми.

– Все наши! – рассмеялся граф, взъерошив волосы пробегающего мимо него мальчишки.

– Скажешь тоже Эдвард, что люди подумают? – смутилась леди Алика.

– О тебе, моя душа ни слова дурного не промолвишь, не мысли плохой не подумаешь, – заверил ее муж.

Не смущаясь присутствием гостей он обнял супругу за плечи, запечатлев на ее уложенных в красивую прическу седых волосах легкий поцелуй. Лилианна в смущении отвела глаза. Ведь бывают же такие чувства! Уж больше трех десятков лет вместе, а сохранили до старости взаимную любовь, уважение, трепетную нежность. Гладя на эту пожилую пару девушка в какой-то момент почувствовала даже злость. Ну почему кто-то всю жизнь купается в любви супруга, а кто-то… Впрочем полным счастье супругов тоже нельзя было назвать. Не смотря на прожитые годы леди Алика так и не смогла подарить мужу малыша. Наверное поэтому их дом был наполнен шумом и детским смехом. Редко в хозяйском доме дети слуг чувствовали себя так свободно и вольготно. Леди Полятковски не просто разрешала им играть в гостиной, угощала свежей выпечкой на кухне, отдавала в наиболее нуждающиеся семьи одежду и обувь. Она пошла куда дальше. Еще десять лет назад леди Алика, естественно при поддержки мужа, организовала открытую школу для детей. На свои деньги и с помощью некоторых соседей они не только построили новый теплый коттедж, в четырех комнатах которого разместилась школа, но и закупили книги, столы, доску, бумагу.

– Сначала ребятишек было мало, – как бы извиняясь стала рассказывать графиня, – не более десятка. Мы занимались в розовой гостиной. Я учила их писать и читать. Рассказывала о поэзии, истории, культуре. Мой муж обучал их математике, основам механики. Когда я была молодой, ребятам из простой семьи достаточно было знать немного грамоту, немного счет, главное научиться ремеслам, но сейчас, в наше сумасшедшее время, когда золотые руки мастеров заменяют машинами, без основ образования никуда. Постепенно это поняли многие. На воскресные и субботние занятия на телегах привозят детей со всей округи.

– Да, уж! – поддакнул ее муж. – Когда мы поняли что не можем разместить в доме эту шумную ораву, пришлось строить коттедж. И дело даже не в том, что у нас не хватало диванов и стульев, а в том что рассказывать восьмилеткам и подросткам тринадцати, пятнадцати лет одно и тоже совершено бессмысленно. Благо соседи люди добрые и разумные. Барон, чье имение за рекой купил в школу парты и стулья. Леди Элианора с дочерьми обучают девочек вышиванию. Старая баронесса присылает каждую неделю свою портниху которая показывает девочкам постарше основы кройки и шитья. Лорд де Ля Коре, когда его сын вырос отписал нам француза учителя и восемь лет из своего кармана платил ему жалование.

– О, мсье Жан был хорошим человеком, жаль что в том году скончался. Он так замечательно рассказывал об истории Англии, мира, о географии, морях. Детишки слушали о его путешествиях раскрыв рот! – вздохнула леди Алика.

– В общем мир не без добрых людей. Жаль только зимой в последние годы из нашего круга здесь мало кто живет, мы да лорд Горацио с женой, а летом, когда в имения приезжают хозяева, многим ребятам не до учебы. Дети с малых лет вынуждены помогать родителям в поле и дома.

– Ну, лорд Горацио вряд ли может научить их чему-то путному, – скривила носик Лилианна.

– О, тут вы не правы, юная леди. В свое время Гарацио де Ля Коре был человеком влиятельным, заседал в палате лордов, входил в правительство при старом короле. Он великолепно образован. Не смотря на высокий статус он самолично приезжал в наш дом и устраивал летом небольшие открытые уроки для местной детворы.

– Ах, какой был рассказчик! А как галантен, – всплеснула руками леди Алика.

– Простите, – смутилась Лилианна, – я не хотела показаться грубой и бестактной. Просто тот человек, которого видела я на днях не очень-то похож на описываемый вами образ.

– Тут вы правы он так… так опустился. Всему виной гибель сына. Он служил старшим офицером на корабле адмирала Нельсона и погиб в том же сражении что и сам адмирал. Лорд Горацио так тяжело перенес гибель единственного сына и болезнь любимой жены.

– Его жена больна? А я все думала почему она так и не вышла во время моего визита.

– О тут вы правы. Она выйти не могла. На похоронах сына ей стало плохо. Инсульт. Ее парализовало. Муж возил ее по докторам, по водам, в Европу. Но, увы, все бесполезно. Она так и не встала. Жаль. А ведь такая красавица была. В последние годы он запил, – вздохнула графиня, она чуть всхлипнула, прижав платочек к уголкам глаз.

– Не всем дано преодолеть превратности судьбы, моя дорогая. Гарацио не смог, – как ребенку начал объяснять жене лорд Эдвард.

Он подошел к ней и взял за руку. Морщинки на лице графини тут же разгладились, пожилая женщина с благодарной улыбкой посмотрела на мужа. Было заметно как приятна им обоим эта трогательная забота друг о друге. Лилианна почувствовала как сердце пропустило удар. Девушке так понравилась графиня с мужем, так уютно и хорошо было у них в доме. Но почему-то порой Лилианне не легко было на них смотреть.

– Я понимаю. Даже лучше чем может показаться, – вдруг как-то невпопад воскликнула она. – Мой муж был несколько лет прикован к креслу.

Леди Флора внимательно посмотрела на племянницу. Прежде она никогда на людях не обсуждала эту тему. В последнее время девушка стала раздражительной. Избыток свободного времени никогда не приводил к добру.

– Вы так молода и уже так много пережили! – ахнула леди Алика.

Она вдруг засуетилась вокруг девушки как будто больна была Лилианна, а не ее покойный муж. Подбежав графиня подоткнула ей под спину подушку, налила чашку чая и сама подала не позволив гостье встать.

Лилианне вдруг стало стыдно и неловко за свою реплику и за свои не слишком хорошие мысли.

– А сколько теперь у вас ребятишек учиться? – спросила она, что бы поменять тему.

– В некоторые воскресенья до сотни приходят.

– Так много! – ахнула тетя Флора. – Как же вы справляетесь?

– Не без божьей помощи. Весь январь у меня племянница жила. Так она хорошо историю знает. Она нам помогала со старшими, а у малышей математику вела. Я ведь сказать по чести сложение и вычитание с детства не люблю, а Эдварду на два класса не разорваться.