Дневник из преисподней

На следующий день я передала Анжею письмо для милорда, не желая, чтобы мой Хранитель на словах объяснял милорду мотивы моего отказа. Кроме того, это было бы трусостью – не объяснить милорду причины отказа. И я написала ему третье и последнее письмо в своей жизни:

«Милорд… Я называю вас правителем целой страны, но даже не знаю вашего имени. И я не понимаю, хочу ли я знать его, хочу ли называть вас по имени, обращаясь, как к близкому другу.

Впервые в жизни я не хочу видеть вас и слова вашего письма не затронули моего сердца. Вы не просите меня, не приказываете и не угрожаете мне, и я благодарна вам за это. Но я так близка к тому, чтобы нарушить свое обещание, что мне становится страшно независимо от ваших слов.

Я не боюсь своего решения, и его последствия не пугают меня. Больше всего меня устрашают те изменения, которые произошли со мной и моей душой.

Я думаю, что тьма, о которой вы говорили, действительно, существует, и несмотря на все мои усилия, она поглощает меня. И я не могу ее остановить…

Еще до гибели Рэймонда я искренне считала, что изменилась и победила тьму. Я ошибалась и всего лишь небольшая полоска света отделяет меня от полного мрака и темноты. Вы – единственный, кто способен окончательно поглотить этот свет, не задумываясь и не останавливаясь, и потому я не могу к вам вернуться.

Я нарушаю свое обещание, свидетелем которого была сама смерть. Но я прошу вас помнить, что боролась с нею ради вас и никогда не нуждалась в вашей благодарности.

Именно свет толкал меня к этому и заставлял спасать вас тогда, когда вы сами желали умереть. И если я по-прежнему буду нужна вам, спросите себя, какой я нужна вам? Жаждете ли вы света или тьмы, или их равновесия, все еще существующего где-то внутри меня?

Я прошу у вас понимания, милорд, и прощения, даже если они будут всего лишь временем, которое вы подарите мне. Но я не могу отказаться от себя, как Рэймонд не мог отречься от меня, ибо цена этому слишком высока. Я не смогу ее заплатить…».

Анжей уехал, увозя с собою мое письмо, и милорд никогда не заговаривал со мною о нем. Даже спустя какое-то время, когда он приехал в Эльдарию по приглашению принца Дэниэля, он вел себя так, словно никакого письма и не было. Казалось, он смирился с тем, что я дорожу его жизнью, но почти не считаюсь с его честью.

Возможно, он даже принял тот факт, что моя собственная честь не считала себя чем-то ему обязанной. Но я всегда знала, что есть предел тому оскорблению, которое можно нанести милорду без ущерба для своей жизни.

Сначала я не сдержала своего обещания остаться рядом с ним, а потом сбежала от него фактически из под венца, не просто оскорбив его честь, а нанеся смертельный удар по его гордости, ибо всему миру объявили, что я принимаю предложение стать женой. Такое невозможно забыть, только не с его гордостью и честью. И я никогда не ждала его прощения, даже не надеялась на возможное примирение, и потому не просила о мире.

Покидая милорда, я знала, что прощения не будет и впереди меня ждет только смерть, но я не считала ошибкой принятое решение. Просто в какой-то момент моя уверенность в том, что честность была основой наших взаимоотношений, переросла в абсолютную уверенность, что мною всего лишь манипулируют.

Впервые, усомнившись не только в чувствах милорда, но и в его желаниях, я перестала доверять и собственному мнению, но я не смогла понять, почему Анжей не убил меня? Он передал мне ответное послание милорда на острие своей шпаги и оставил умирать на обрывистых берегах черной реки. Вот только правильно ли я поняла его? И насколько желания милорда соответствовали собственному приказу и последующим действиям моего Хранителя?

Иногда я спрашиваю себя – почему Анжей не исполнил свой долг до конца, а оставил меня умирать под звездами ночного неба? Это было решением моего Хранителя или милорда? И я сама не решаюсь спросить об этом ни того, ни другого. Что бы я делала, ответь милорд «да» на мой вопрос?

Отомстив за свою гордость, но дав мне шанс выжить, милорд мог бы начать все заново и дать мне время и возможность пересмотреть свое решение. Еше не зная о моих чувствах к Алексу, он мог догадываться о них, но Алекс стал Королем Орлов и наше будущее с ним с точки зрения всего мира, а не только милорда, было уже невозможным. Умирая, я звала Алекса, но не надеясь на его помощь, а прощаясь с ним. И в моей памяти остались лишь боль и страх перед смертью, и еще неимоверное желание вернуться домой – желание сбежать от всего, что со мною произошло.

Сейчас я думаю, что оно было самым ошибочным из всех в моей жизни, потому что мое бегство открыло дорогу милорду в мой собственный мир, и именно здесь он убил того, чья жизнь стоила для меня дороже всех миров…

В любом случае после отъезда Анжея милорд не сделал ни единой попытки связаться со мной. Меня же захватили иные чувства и эмоции, не оставившие места той самой тревожной бдительности, которая так докучала мне все прошедшие годы.

Нестерпимое желание видеть Алекса охватило все мое существо. Я всего лишь хотела слышать его голос, смотреть в его глаза, находиться рядом с ним, но эти чувства стали насущными, как глоток воды или кусок хлеба, как теплый солнечный свет или ночная прохлада, как мое дыхание, как воздух, без которого невозможна сама жизнь.

Алекс показал мне свой мир, ничего не скрывая, и я проводила в небе так много времени вместе с ним, что Элидия, Эльдария, Тэния и Маэленд воспринимались маленькими точками среди звезд в бесконечном пространстве голубых небес.

Но люди не рождены для полетов и как бы тепло я не одевалась, холод так и не стал моим другом. Человеческие жизни такие хрупкие и так легко ломаются, как и человеческое здоровье. Небеса и пещеры не могли стать мне домом, и было неудивительно, что однажды я простудилась и серьезно заболела. Скорее удивительным было то, что я протянула так долго.

Моя простуда быстро переросла в нечто более сложное и опасное. В родном мире я никогда не болела пневмонией или тяжелыми инфекционными заболеваниями, и не могла представить себе, что значит видеть сны не в ночи, уютно посапывая в своей кровати, а в горячечном бреду, полном боли и насилия. Я в подробностях помню картины, которые приходили ко мне в беспамятстве одна за другой, и в них было столько боли и крови, что мне не хватает мужества признать очевидную истину – это были мои воспоминания, а не воспоминания Шэрджи.

Болезнь погружала меня так глубоко, что душа вспоминала события прошлых жизней, словно она умирала не раз и не раз возрождалась, но в каждой жизни она боролась за нечто светлое и очень важное. Я уходила так глубоко в воспоминания своей души, что видела, как снова и снова умирала моя телесная оболочка, и как умирали те, кого я убивала во имя жизни, мира и справедливости – всего, что ценила в прожитых жизнях. И совершенно неожиданно во время болезни я осознала, почему не чувствую ни любви к себе, ни прощения со стороны самих Небес.

Когда мы убиваем во имя великих целей, мы умаляем их значение, и они перестают быть великими. Во имя жизни спасают, ради мира живут, справедливости жаждут, но не убивают ради них.

В горячем бреду я дралась на стенах средневековой крепости, и мой меч разил нападавших врагов, а потом я падала с ее стен и в краткий миг перед тем, как умереть, осознавала, что умираю в одиночестве, никого не любя, без семьи и детей.

Я ползла по снежным сугробам в белом маскировочном халате, и мой отряд обнаруживал враг, и я убивала врагов, прикрывая отступление основных сил, а потом погибала и моя кровь заливала белый снег – последнее, что я видела перед тем, как погрузиться во тьму.

Я хватала свою шпагу под тревожный свисток боцмана и неслась на палубу вместе с остальными членами команды, и видела черные паруса и черные флаги приближавшегося корабля. И судно брали на абордаж, и смерть носилась по вантам, а в голове билась одна единственная мысль – не сдаваться живой.

Я гналась за убийцей по темным улицам старого города и меня подгоняла боль, потому что я видела обескровленное тело юной девушки и ее кровь на камнях мостовой, и не было в моем сердце пощады к ее убийце, как не было и жажды правосудия, ибо справедливой казалась лишь его смерть.

Мои жизни, прожитые когда-то, поднимались с самого дна самого глубого колодца, откуда нет возврата. Но они поднимались, и утерянные навсегда воспоминания возвращались ко мне, словно преследовали определенную цель. И когда я наконец-то очнулась, первое, что пришло мне в голову – это мысль о каждой человеческой жизни, как еще об одном испытании, которое проходит и будет проходить человеческая душа, пока не очистится от всего, что делает ее черной.

Но множество прожитых жизней не является бесконечным, и потому в каждой новой последующей жизни мы подсознательно чувствуем, как нас догоняет сама вечность. Она обречет нас на тьму, если в самый ответственный момент, определяющий наш выбор, мы ошибемся. И если одна ошибка – лишь повод исправить ее в последующей жизни, то ошибки, совершаемые нами в бесконечной череде новых возможностей, порождают лишь бездну и тьму.

Моя первая мысль закончилась следующей – я не прошла испытания ни тогда, ни сейчас, потому что в каждой жизни моя душа выбирала не просто борьбу с врагом, она выбирала войну и воевала всегда. Я не сеяла хлеб, не растила детей, не построила дом, не взрастила сад. И Небеса не любили меня, но каждый раз даровали мне новую жизнь и очередную возможность, потому что я защищала других людей, потому что я понимала, что значит жертвовать собственной жизнью, потому что я жертвовала ею ради других, а не только убивала тех, кто, казалось, заслуживал смерти.

Если мне дадут еще одну возможность, если Небеса захотят приблизить меня к себе, я изменюсь. Я выберу жизнь, в которой будет свой сад, и я посажу в нем цветы и деревья. Я построю свой дом возле реки, и над ним бесконечно и вечно будут гореть яркие звезды, и никогда в моем доме не поселится пустота. Мой сын будет моим продолжением и моим искуплением перед небом и совестью моей души. И я научу его жизни, а не тому, как убивать легко и безболезненно…

Мои кошмары не позволяли мне очнуться слишком долго. Казалось, их подпитывает сама смерть, каждый раз приветствующая меня в самом конце очередного земного пути, который проходила моя душа. Я почти умерла в своем последнем сне, переживая мгновения боя, грозящего обернуться полной катастрофой. И в тот момент, когда я поняла, что вот-вот умру, я открыла свои глаза.

Мастер смотрел на меня и улыбался мне одновременно измученной и радостной улыбкой. И точно такой же улыбкой с нотками облегчения улыбнулся мне Алекс. И я подумала, что смогу изменить свою жизнь и пройти еще одно испытание, не совершая больше ошибок. Я подумала об еще одном шансе, на который могу рассчитывать, и который дадут небеса. Я подумала о своем доме и своем малыше. Я подумала, что мне хватит времени, чтобы измениться самой. Но мне не пришлось додумать собственные мысли до конца, потому что в наши жизни вмешался Лан Эли Гэр, используя мою беспомощность и слабость Алекса, который бодрствовал возле моей постели значительно больше, чем спал. И я не знаю, было ли спонтанным решение короля Орлов избавиться от нас обоих или нет, и подозревал ли он о моей размолвке с милордом. Но он явно понимал, что я и Алекс уязвимы, как никогда, и милорда вряд ли озаботит моя дальнейшая судьба.

Король Орлов Лан Эли Гэр обрушился с неба, как огромная серая туча, и упал на землю возле нашей палатки, откуда Алекс выносил меня на руках, чтобы я наконец-то увидела солнце после долгих дней и ночей забытья. Одним взмахом крыла он отбросил в сторону Мастера и я увидела, как мой Учитель падает на траву, и больше не двигается. В следующий миг Алекс закричал, а затем положил меня на землю и бросился на брата, изменяясь так быстро, что в считанные секунды две огромные птицы столкнулись друг с другом на земле и ринулись к небесам, нападая уже в воздухе. И я закричала им вслед в немыслимом беспокойстве, не понимая до конца, брежу я или нет.

Страх и беспокойство придали мне сил, и болезнь отступила, загнанная вглубь, а навстречу ей поднялись неведомые мне ранее знания. Символ власти орлов Годертайн вдруг предстал перед моими глазами, словно наяву. И голос мертвого короля проник в мои уши из глубины воспоминаний: «Годертайн учит нас, как убить душу орла, не затронув его человеческого тела. Я передал тебе свои знания, потому что все мы были когда-то людьми, и небеса не покинут нас, пока мы остаемся орлами, но вместе с людьми!». И я поняла, что означает фраза на древнем языке орлов, начертанная на Годертайне: «Небеса не вечны!». И я также поняла, как лишила когда-то всех орлов их способности летать.

Я не просто прокляла их, я захотела, чтобы они почувствовали мою человеческую боль, чтобы они спустились на землю и пролежали на камнях целую вечность с переломанными ногами, и никогда не смогли бы подняться с земли. Я захотела лишить их крыльев, даже не понимая своих желаний.

Внезапно успокоившись, словно вновь обретенное знание помогло обрести и холодный рассудок, я закрыла глаза и повернула невидящий взгляд к небесам, где сражались Алекс и Лан. Я увидела тьму и светлые дорожки серебристых огней, которые сталкивались друг с другом, перемещаясь в ночном пространстве. Я увидела размытые серые тени, тянувшиеся за светом, и ухватилась за них, и потянула к себе. И оба орла пали с небес к самым моим ногам.

Я ощутила не просто силу, а огромную власть, переполнявшую меня, и огромную ненависть к Лану, которая сожгла во мне все остальные эмоции. Все воспоминания о причиненной им боли разом вернулись ко мне и поглотили все на своем пути. И я не остановила себя, потому что не хотела останавливаться. Отрицание Ланом всего человеческого, что было во мне и в Алексе, что было в его отце и в нем самом показалось мне отрицанием самой жизни и всего того, что она дает людям и орлам. И что бы ни говорило мне мое сердце, униженная Ланом душа и не забытая мною боль были низвергнуты со своих пьедесталов и сожжены в огне ярости и гнева, охвативших меня. В порыве ненависти, желания отомстить, страха за жизнь Алекса я отпустила из собственных рук только одну нить, освобождая лишь одного орла, а вторую уничтожила, окончательно разрывая связь между птицей и человеком в теле Короля Орлов Лана.

Он закричал от немыслимой боли, превращаясь в человека, возвращаясь в тело, которое так ненавидел, и в которое не превращался почти никогда. Его небесная сущность была полностью уничтожена, и в это мгновение Алекс пришел в себя и заглянул в мою душу, ужаснувшись тому, что я чувствую, а затем тому, что я сделала. Он почувствовал, как разрывается нить его брата, и внезапно понял, что свет в моей душе почти полностью поглощен бесконечной тьмой, в которой звезды никогда не умирали, потому что и не жили, и не горели, и никогда не зажигались, а я вдруг поняла, что не заслуживаю его любви…

Он склонился над братом, все еще не веря в то, что произошло, словно можно было вернуть его душу одним лишь своим сочувствием. И его неверящий голос прозвучал в моей голове: «Зачем?»…

Король Орлов Лан страдал и боль его донеслась до всех его подданных моментально. Все они поняли, что я сделала, и все они разом отреклись от меня. Нахлынувшая волна их эмоций не затронула моего сердца, но она скрыла от меня эмоции Алекса, и я никогда не узнаю, что почувствовал он тогда, и что чувствовал после того, как сам стал королем. Но я отчетливо ощущала страх всех орлов передо мною и ответную боль, адресованную лишь своему королю, и я обвинила их в том, что сделала сама. Я обвинила их в равнодушии к самой жизни, позволившей Лану отрицать мое право на жизнь и право Алекса на членство в их небесной семье.

Я стояла перед обнаженным телом их короля и беззвучно кричала самим небесам и его обитателям – кричала с ненавистью в своем сердце и болью в своей душе, ибо они не сделали ничего, чтобы позволить мне жить своей жизнью и не вмешиваться в их судьбы, как завещал мне прежний Король Орлов.

Закрыв глаза, я искала в кромешной тьме горящие огни их сердец, и затронула нить каждого, кто слышал и слушал меня и мою скорбь по ушедшему правителю Ранта Энарэ, которому помог умереть его собственный сын.

Я ненавидела их всех за то, что они выбрали убийцу своим королем, и я сказала, что Лан заслужил мою ненависть, что каждый из них несет ответственность за действия своего короля, что звезды умерли для Лана Эли Гэра по их же вине, ибо я была лишь тенью, оставшейся после смерти его отца – орудием человеческого правосудия, потому что только человек так способен ненавидеть за причиненные боль и унижения. И я поклялась перед человеческим телом их собственного короля, что все они увидят мертвые звезды, если и дальше будут следовать той ненависти, что поселилась в сердце Лана и заставила его убивать…

Я все еще стояла на земле, обессиленная, опустошенная, лишенная эмоций, которые обрушились на весь остальной мир, когда Мастер, потирая ушибы, подошел ко мне. С момента начала атаки Лана и до момента его превращения в человека прошло всего лишь несколько минут, показавшихся мне вечностью, и этих минут хватило для того, чтобы изменить все наше будущее.

Алекс уже не смотрел на брата, он смотрел на меня и в его глазах я не видела ничего, что могло бы подсказать мне, о чем он думает. А затем он расправил крылья и скрыл от меня обнаженное тело своего брата. И Мастер увел меня от них к палатке, заставив сначала прилечь, а потом выпить очередной настой его горьких трав, от которого я уснула и уже не могла видеть, как спустившиеся с неба подданные короля уносят его и вместе с ними уходит Алекс…

Мое выздоровление затянулось и не болезнь стала тому причиной. Мастер привез меня домой и долго лечил своими травами, пытаясь вернуть к обычной жизни. Но болело не мое тело – больная душа не позволяла ему почувствовать себя сильным и здоровым.

Ненависть, которую я обрушила на Лана, уничтожила не только его крылья, она опустошила и меня, заставив почувствовать ту пустоту, что обрела свою первоначальную силу после смерти мамы.

Каждый раз, когда умирал кто-то из тех, кого я хорошо знала, пустота возвращалась ко мне, и предвестником ее всегда была боль. Но в этот раз пустоту породила ненависть, ранее стремившаяся лишь заполнить уже образовавшуюся пустоту. Ненависть и боль соединились во мне, когда я обрушила их силу на Короля Орлов Лана, и ненависть пробила огромную брешь в моей человеческой душе, испепелив дотла еще одну ее часть. И в том, что осталось от нее, уже не было места для раскаяния или сожаления.