Восточный ковер

Президент прочел послание Черчилля без видимого энтузиазма не потому, что не разделял его взглядов на будущее англосаксонского мирового владычества, а по более земным причинам. Он немного устал от политических дрязг, войн, пирл-харборов, тирании собственной матери, своей болезни и самого Черчилля. Сейчас он бы с удовольствием предался мечтам о своей возлюбленной Люси Мерсер, впоследствии Рутерферд, а не размышлял о том, как быстрее командировать к толстяку Уинстону своих дипломатов. Он отложил телеграмму на край кровати, бросив вялый взгляд на Гопкинса.

– Иногда я думаю, что причина большого брюха Уинстона заключается в том, что в него вселилась Сара и науськивает его не оставлять меня в покое ни на минуту, – мрачно выдавил президент.

Гопкинс, как и все остальные, сохранял благовоспитанное молчание, лишь сдержанно улыбнувшись. Мать Рузвельта, жесткая, властная, скупая старуха, которая принесла сыну немало хлопот, неоднократно ставила президента США в неловкое положение. «Кто этот урод рядом с моим Франклином?», «Они похожи на бандитов» и ряд других громких, нелестных отзывов о гостях сына. Ее вздорный характер стал причиной обиды на сына за то, что он не послал военный линкор за ее сестрой в Европу в начале войны.

– Это трудная работа – каждый день таскать в гору Черчилля, ребята,– Рузвельт поглаживал инициалы ФДР, вышитые на синей пижаме. – Надо срочно выслать Аверелла в Каир, чтобы он присоединился к Уинстону до поездки в Москву.

– Мы можем командировать Гарримана в Россию напрямую, – предложил Гопкинс.

– Нет, – покачал головой президент. – Это надо сделать раньше. Черчилль прав. Соперники должны видеть нас вместе. Это действует на них отрезвляюще. Пусть Гарриман сопровождает Черчилля повсюду, включая его краткий визит в Иран.

– Я сообщу Авереллу, чтобы завтра он вылетел в Каир.

– Подготовьте ответную телеграмму и уведомите об этом Лондон.

Президента усадили в кресло на колесах, на котором он выезжал из спальни в кабинет в сопровождении агентов тайной полиции и помощников. По словам спичрайтера Рузвельта Шервуда, «этот выход на работу инвалида представлял собою зрелище, какое могло зажечь самое вялое воображение».

– Артур, я хочу курить, – обращаясь к камердинеру, президент поднял руку в ожидании мундштука с сигаретой. Процессия ненадолго остановилась. Затем Рузвельт снова обратился к помощнику. – Что еще, Гарри?

– Русские интересуются перспективами открытия второго фронта, – кресло президента двинулось дальше, вслед за ним и вся сопровождающая его процессия.

– Наша основная задача – помогать вооружением и снаряжением противникам фашистской «оси», а не вовлекаться в жестокую мясорубку. – Рузвельт имел в виду тройственный пакт между Германией, Италией и Японией. – Мы должны избегать вступления в большую войну еще и в Европе, или хотя бы сделать это значительно позже.

– В Генштабе считают, что если Германия получит передышку, она сможет реорганизовать свои силы в континентальной Европе и наберет сил для очередного броска.

– Кто-то верно сказал, что трудно выбирать между сатаной и люцифером, – заметил Рузвельт, пуская клубы сигаретного дыма. – Тем не менее, если Россия прижмет сатану к земле, то священный кол в его сердце забьем именно мы. Это как игра в футбол, Гарри. Под конец матча команды устают и теряют бдительность. И вот тогда выходит новый игрок со свежими силами и забивает победный гол, решая судьбу целого матча. Именно этот игрок получает львиную долю успеха, его имя звучит больше остальных, несмотря на то, что другие потратили больше сил, чем он. Нельзя назвать это несправедливостью, ибо в каждой несправедливости есть своя логика. Слишком цинично слышать это из уст инвалида, не так ли, ребята? – захохотал Рузвельт.

– Гарри! – окликнул он.

– Да, господин президент.

– Помнишь то место для рыбалки, которую нам предложил Хемингуэй? Между Доминиканской Республикой и Пуэрто-Рико?

– Пролив Мона, – напомнил Гопкинс.

– Да-да, пролив Мона.

– Помню, – кивнул помощник. – По пути мы закупили в Гуантанамо ящик кубинских сигар.

– Прекрасные были сигары, – теплые воспоминания заставили Рузвельта на мгновение прикрыть веки. – Эрнест предложил мне ловить рыбу его излюбленным способом – насаживать на крючок кусок свиного сала. Он говорил, что это самый хороший метод ловли рыбы. Ведь Эрнест, в отличие от нас, хороший рыбак и прекрасный охотник. Мы сделали все, как он просил. Так ли, Гарри?

– Совершенно верно, господин президент, – подтвердил Гопкинс. Он знал, что, в отличие от покойного помощника Рузвельта и близкого его друга Луи Хоу, лучше всего утвердительно кивать, а не отрицательно качать головой. Хоу не баловал Рузвельта комплиментами, мог даже пожелать ему самой страшной смерти и прилюдно послать к черту, но Гопкинс не Хоу, он не такой страшный, как Хоу, и у него своя методика работы с президентом. Он любил соглашаться с ним, продлевая тем самым свое место в Белом доме, потому что снисходительность и любовь к уродцу Хоу не означает, что президент будет испытывать те же чувства по отношению к его последователю.

– И что из этого вышло? – вопрошал президент.

– Лов был скромным.

– Лов был неудачным, Гарри, – Рузвельт метнул указательным пальцем правой руки вверх. – Делая вывод, мы можем утверждать, что рекомендации даже самых опытных и мудрых советчиков не всегда гарантируют успех. Это мы должны учитывать, когда речь идет о миллионах человеческих жизней. Наших сограждан, которые голосуют за нас в четвертый раз подряд. – Рузвельт сделал небольшую паузу и добавил. – У нас еще много дел поважней второго фронта. Подготовьте список наших нефтяных и газовых компаний, а также людей, которые вылетят в Иран для разработки новых углеводородных месторождений и ведения переговоров с персами. Приоритеты сдвигаются на восток, ребята.

Глава 2

    Тебриз, Москва, август 1942.

Черчилль смотрел в иллюминатор самолета, подлетающего к аэродрому в Тегеране. Он был доволен, что Рузвельт не отказал ему в его просьбе выслать дипломатическую подмогу в лице опытного Аверелла Гарримана. Слишком трудно вести переговоры одному, когда на кону большие ставки. Водянистые глаза премьер-министра блестели в солнечных лучах, отражающихся от сверкающего, заснеженного пика Эльборза, завораживающая мощь и красота которого будто символизировали непоколебимость персидской империи. Он мудрым спокойствием и молчаливым презрением смотрел на то, как снующие у его подножия люди снова и снова, на протяжении тысячелетий, развязывают перед его укоризненным взором беспощадные войны и кровавые потрясания.

Девять утра. Самолет премьер-министра совершил посадку. Немноголюдная делегация посольства Британии, а также несколько чиновников из Кабинета министров Ирана и шахского окружения встречали сэра Уинстона.

– Рад приветствовать вас, – поздоровался с Черчиллем широкоплечий, загоревший англичанин. Это был посланник Его Величества Ридер Буллард.

– Доброе утро, Ридер, – буркнул Черчилль, положив в рот первую после приземления сигару. – Мне казалось, что пилоты летели с испорченным альтиметром. Он показывал 4,5 тысячи футов при снижении.

– Тегеранский аэродром находится на высоте 4 тысяч над уровнем моря, – сообщил Буллард.

– Мне уже сказали. Какой кошмар. Я думал, еще немного, и мои уши вклинятся в череп. – Черчилль затянулся сигарой, усаживаясь в машину. – Чем обрадуешь, Ридер? Русские не шалят?

– Все идет по намеченному плану, хотя у них возникает желание расширить сферу своего влияния в Иране, не ограничиваясь севером страны, но война с Германией отвлекает их от данной затеи.

– Представляешь, Ридер, какой аппетит нагонит себе Джо после победы над Гитлером?

– Нетрудно представить.

– Он способен сожрать всех. Мы с тобой не исключение, парень. Джо – это вампир, страдающий булимией. Он не может без крови, независимо от того, чья это кровь – чужих людей или своих подданных. Он, в отличие от Гитлера, не делает исключений в вопросах кулинарии. – Черчилль закряхтел, поглядывая на пробегающий мимо сочный, ярко-желтый, розовый, синий летний пейзаж. – Чтобы напиться, ему необходимы новые территории и живые человеческие тела. Наши колонии отняли его покой и сон. Он хочет дотянуться до них, и он это сделает, если его вовремя не приструнить. Посмотри, как они воюют, Ридер. Немцы мечтали промаршировать на Красной площади так же, как они маршировали под Триумфальной аркой в Париже, а теперь они маршируют обратным ходом.

– Тогда нам нужно молиться за продолжение войны.

– Второй псих не лучше первого, – премьер имел в виду Гитлера. – Чем занимается наш молодой шах?

– Как вы и говорили, – ответил Буллард. – Боится усиления русских, так как опасается в этом случае потерять свою корону.

– И голову вместе с ней, – заметил Черчилль. – Что он из себя представляет?

– Павлин, – кратко, но предельно ясно ответил посол.

– Восточная показуха, – размышлял вслух премьер. – Да ослепит блеск персидской короны его недругов. Аминь!

Когда-то первыми пиратствующими иностранными мореплавателями, бороздящими просторы Персидского залива, были португальцы. Шелка, золото, серебро, драгоценные камни, ковры, все, чем богата Персия и ее торговые партнеры, перепадало в результате корсарских набегов в руки земляков Васко да Гамы и Францишку Альмейды. Усиление позиций англичан на море побудило их взять золотоносный Залив в свои руки. Ни португальцы, ни испанцы, ни французы не смогли поколебать позиции британской короны в богатейшем регионе мира. Они определяли политику в зоне Залива, они ссорили и мирили, назначали правителей и без видимых усилий безжалостно скидывали их с монархического трона, так же, как решали судьбы низших чиновников. Даже в Иране при предшествующей Пехлеви династии Каджаров без одобрения английского посланника не назначался ни один министр персидского кабинета. Быстрая, ловкая, мудрая для своих интересов, внешняя политика помогла им укрепиться в регионе Персидского залива без значительных для себя потерь. Они приплыли сюда в средние века, чтобы остаться навеки.

Буллард раскрыл папку с кратким досье на Мохаммеда Реза Пехлеви.

– Родился в 1919 году в Тегеране. Сын от второго брака Реза Пехлеви с Тадж аль Мулюк. Мулюк – приставка к королевскому имени. Куча братьев и сестер от разных браков Реза-шаха. Кстати, у Мохаммеда Реза есть сестра-близняшка – принцесса Ашраф. Стерва еще та! Получил образование в Швейцарии, окончил офицерское училище в Тегеране. Учась в Швейцарии, держал при себе немецкоязычного наставника, который прививал будущему правителю европейские манеры. Он имеет сильное влияние на Пехлеви. Его имя Эрнст Проун.

– Шах держит его постоянно при дворе?

– Скорее при себе.

– Персидский Распутин? – поднял брови Черчилль.

– Не думаю, – покачал головой Буллард. – Недруги всегда могут пустить какие угодно слухи. Жена у шаха – египетская принцесса Фавзийе.