Восточный ковер

– Эти часы завернуты в мои платки. Почему ты о них вспомнил?

Он вытащил из кармана футляр, который показывал студентам на последней лекции по вышивкам.

– Что это? – Она прищурилась, чтобы внимательней разглядеть предмет в руках брата.

– Футляр тех самых часов, – ответил Рустам. – Когда мы уезжали, отец обнаружил, что забыл положить часы в них. Он долго переживал, хотя хорошо, что он их забыл в Тебризе, иначе их тоже бы конфисковали. Теперь можно соединить футляр с часами.

– Я сейчас принесу и отдам часы тебе. Они по праву принадлежат сыну, а не дочери.

– Нет, – запротестовал брат. – Я не возьму их. Так было угодно судьбе, чтобы ты хранила их, а кто хранит, тот и владелец.

Медина попыталась возразить, но Рустам прервал ее жестом.

– Неизвестно, может, они вновь ворвутся в мой дом и снова отнимут все, что нам принадлежало.

– Не говори так. Пожалуйста. Я не хочу тебя увидеть снова через двадцать лет или потерять навсегда, – она быстро повторила слова молитвы. – Ты моя кровь, братец. Если у тебя будет возможность, переезжай к нам. Халил сделает все для тебя. Он, может, выглядит угрюмым, но моего брата он никогда не оставит в беде.

– Спасибо, Медина, но я не могу сейчас вернуться в Тебриз, – он вспомнил слова Привольнова во время их первой встречи: «Или все, или конец».

– Делай так, как считаешь нужным, – зеленые глаза смотрели в лицо брата. – Если нужна будет моя помощь, ты ее всегда получишь. Я сейчас принесу часы.

– Только посмотреть и положить их в футляр, – пригрозил Рустам.

– Хорошо, – по щеке Медины снова непроизвольно потекла слеза, хотя она улыбалась.

В комнате продолжали тикать настольные часы, отсчитывая несколько счастливых мгновений Рустама в доме Наджаф-заде. Он закрыл лицо ладонями и сжал пальцами закрытые веки. Рустам почувствовал, как медленными шагами к нему подступает головная боль. Признак неимоверной усталости и наплыва впечатлений.

Глава 6

    Тегеран. Март 1942.

«Уважаемый господин посол!

Прежде всего хочу выразить вам свое почтение и благодарность за работу, которую вы проделываете во имя укрепления дружбы, добрососедства и взаимопонимания между нашими странами. Со своей стороны разрешите заверить вас и в нашей доброй воле и желании содействовать дальнейшему укреплению и расширению сотрудничества между Ираном и СССР. Тем не менее во избежание недоразумений, проявлений неуважения к суверенитету и территориальной целостности наших стран смею уведомить Вас о том, что некоторые ваши граждане ведут недобросовестную работу, разрушающую культурное, политическое наследие Ирана, подрывающую экономику страны и ее основы. Эти люди прикрываются задачей, якобы возложенной на них правительством Советского Союза, ведут на деле шпионскую работу, направленную на подрыв доверия и стабильных отношений между Ираном и СССР. Прошу Вас принять самые неотложные меры по предотвращению деятельности этих, враждебно настроенных по отношению Ирана, лиц.

С искренними пожеланиями благополучия

министр иностранных дел Ирана

    Мирза Али-хан Сохейли».

Азиз Алиев и Андрей Смирнов прогуливались по дворику посольства, где глава дипкорпуса представил вниманию руководителя азербайджанской группы очередной демарш иранского МИД. Алиев внимательно прочел текст дипломатического документа и после чего вернул его послу.

– И таких протестов тьма, Азиз Мамедович, – картинно развел руками Смирнов. – А вы думаете, что Смирнов придирается, хочет помешать вашей работе, пытается, так сказать, выдать вас руководству страны в не самых радужных тонах? Учитывайте тот факт, что документ сей подписан Сохейли в бытность главой МИД. Заняв место Форуги, он расширит свои возможности давления на нас, с привлечением всех сочувствующих ему сторон.

– Во время наших первых встреч я предсказывал вам скорую отставку Форуги, – Алиев посмотрел на ясное мартовское небо над Тегераном. Политический небосклон в этот период не был таким безоблачным. – То же самое произойдет и с нынешним премьером. Они все танцуют под английскую дудку, пытаясь препятствовать дальнейшему расширению советского влияния на Иран. Это их задача, и удивляться стенаниям Сохейли, думаю, не стоит.

– Персы были обеспокоены планами создания партизанских отрядов и установления с их помощью советской власти в Джульфе, Гарадаге и Маранде. Что вы на это скажете?

– Товарищ Багиров был в курсе этой провокации, которую спланировал человек не из нашей группы. Вероятнее всего, это агент англичан, самих персов или немцев, которые хотят внести разлад между союзниками. Я выезжал в Маранд со своими людьми. Пришлось немало потрудиться, чтобы объяснить мятежникам опасность подобных действий. Более того, в Маранде обстреляли наших людей. К счастью, отделались одним раненым. Мы так и не смогли выяснить, кто открыл огонь, хотя по ситуации было ясно, что подстроено это было самими инициаторами вооруженных отрядов. После долгих объяснений партизаны разошлись по домам, а их главарей доставили в Джульфу, где их обезвредили наши органы безопасности. Это прекрасно знает сам Сохейли, который должен был бы благодарить наших работников, а не обвинять их в подрыве политического и культурного наследия Ирана.

– Об этом вы мне не сообщали, – удивился Смирнов.

– Такие чрезвычайные ситуации происходят каждый день, Андрей Андреевич. К сожалению, вы очень доверяете сообщениям, которые вы читаете в местной прессе, или информации, передаваемой вам Буллардом и Сохейли на дипломатических раутах. Хочу вас уведомить, что англичане свободно разъезжают по территории Ирана, даже в зонах, подконтрольных Красной Армии, и открыто призывают курдов к вооруженному восстанию против правительства Ирана. Не верю, что премьер-министр настолько наивен, чтобы не знать подоплеку этой провокации.

– Я знаю, что курдский сепаратизм всегда был козырной картой иностранных разведслужб, – продолжал Смирнов. – Им всегда обещают автономию или деньги, требуя взамен вооруженного выступления против противников их «благожелателей». Англичане в этом преуспели больше других. Но как вы объясните жалобы, поступающие на ваших людей, Азиз Мамедович?.

– Интересно послушать, – невозмутимо отреагировал Алиев.

– Ваш заместитель Амирасланов арестовал в Урмии помощника губернатора. Представителя власти, – Смирнов смотрел на собеседника ангельским взглядом, будто рассказывал о некой мальчишеской шалости.

– Еще одна декабрьская история. А вы знаете причину ареста? – спросил Алиев.

– Хотелось бы услышать это из ваших уст.

– Этот человек избивал курдов. Возмущение среди курдского населения дошло до такой степени, что за его голову была назначена цена. Если бы Амирасланов не вывез бы его в Тебриз под видом ареста, ходить бы этому замгубернатора без головы. Хотя головы у него, кажется, и без этого не хватало, если он творил такое.

– Благородный поступок, – с долей иронии заметил Смирнов, – но были нарушены правила конспирации.

– Конечно, нам порой приходится заниматься тем, чем должны заниматься генерал Новиков и военный комиссар Ярков, – сдерживая раздражение, отвечал Алиев. – Только они вместо того, чтобы заниматься вопросами воинской дисциплины, погрязли в пьянках и разврате. Имеют место факты дезертирства, мародерства со стороны некоторых командиров и красноармейцев. Я не говорю, что все мои люди – сплошь ангелы и не совершают никаких проступков, но в случае обнаружения нарушений с их стороны они получают по заслугам. Подчиненные же Новикова и Яркова не получали никаких взысканий, потому что генерал и комиссар не просыхали, редко посещали военные части, предпочитая вечеринки и банкеты, где их собутыльниками становились генералы иранской армии, посредством чего английскому командованию передавались данные о наличии наших войск в Иране и Закавказье. Я неоднократно писал Новикову и Яркову о неблагоприятной ситуации в частях Красной Армии, дислоцированных на территории Ирана, но они отделывались дежурными фразами или не удосуживались отвечать вовсе. В такой ситуации серьезные вопросы, которые должны были решать непосредственно указанные мною товарищи, приходилось решать сотрудникам нашей группы. Естественно, при такой работе сложно сохранять конспирацию. Я обо всем докладывал товарищу Багирову. Ему пришлось встретиться с вождями курдских и шахсеванских племен в Баку и получить их заверения в дружественном к нам отношении.

– К сожалению, в Москве не очень довольны сложившейся ситуацией. Очень много шума, когда можно сохранять спокойствие.

– Недовольны в Кремле или на Спиридоновке? – хитро спросил Алиев, давая понять, что ему известно о донесениях Смирнова в Наркомат иностранных дел.

– У меня много дел, Азиз Мамедович, – избегая спора, вполголоса ответил Смирнов. – Думаю, мы вовлекаем себя в бесконечный, бессмысленный диспут.

– Да и у меня дел невпроворот, Андрей Андреевич. Было бы лучше и полезней для нас заниматься не политическими склоками, навязанными извне, а помогать своим товарищам в разрешении многочисленных проблем. Тогда ни один демарш не страшен. Мне остается только пожелать вам крепкого здоровья, Андрей Андреевич.

– Спасибо. И вам того же.

Руководитель азербайджанской группы тоже не сидел сложа руки, информируя Багирова о недостойном поведении некоторых офицеров Красной Армии, непоследовательной работе посла СССР в Иране Андрея Смирнова и его субъективной оценке деятельности политработников азербайджанской миссии, что отражается в его донесениях Молотову и Деканозову. Мир Джафар Багиров в свою очередь докладывал Сталину об успешной работе «миссии Алиева», перечисляя все заслуги и задачи, поставленные перед работниками, которые были успешно выполнены. В результате Москвой было решено отозвать генерал-майора Новикова, назначив вместо него генерала Антонова. Но затем из-за изменения ситуации в Иране весной сорок второго значительная часть командированных из Советского Азербайджана во главе с Азизом Алиевым была отозвана в Баку. Об этом сообщалось шифрованной телеграммой от 29 марта 1942 года наркома Берии первому секретарю ЦК КП(б) Азербайджана, так же, как о прекращении издания газет на территории Южного Азербайджана. Но это было скорее временной передышкой, перед более интенсивной культурно-политической атакой, с возобновлением периодических изданий на азербайджанском языке, созданием новых религиозных, культурных обществ и организаций, которые должны были способствовать усилению влияния Советского Союза в Иране. Но пока СССР истекал кровью, воюя с Германией на своей территории, он не мог форсировать события на Ближнем Востоке. Ему не хватало сил полностью сконцентрироваться на своих южных рубежах. Для начала надо было изгнать зверя со своей земли, что и делалось ценой огромных человеческих и материальных ресурсов, которые могли бы пригодиться в самой иранской кампании. Союзники же не дремали, используя каждую минуту в свою пользу.

Часть III

Глава 1

    Вашингтон. Август 1942.

Президент Рузвельт, как всегда, завтракал, лежа в постели, окруженный своими помощниками, Гопкинсом, Розенманом, Эрли, Шервудом, чернокожим камердинером Артуром Преттименом, смиренно ожидающим окончания нудной церемонии поглощения пищи и тщательного медицинского осмотра личным врачом президента Макинтайром. Рядом, по обыкновению, лежали газеты, которые сегодня не хотелось читать. Их с лихвой заменяли личные письма и телеграммы Черчилля, которыми сэр Уинстон частенько засыпал своего заокеанского коллегу.

«Дорогой Франклин!

В этот прекрасный августовский день мне бы хотелось пожелать тебе и всем твоим ребятам, окружившим тебя плотной стеной заботы, бодрости духа и оптимизма, которые внушают мне последние события на театре военных действий. Русские оказались на удивление крепкими бойцами. Кроме этого хочу поделиться с тобой некоторыми впечатлениями, которые я считаю необходимым донести до твоего внимания. Нам удалось претворить в жизнь планы по ограждению Ирана от немецкого влияния, тем самым расчистив поле для политического маневрирования. Ты прекрасно осведомлен, что в сферу наших интересов входит не только Европа и ее безопасность, а в первую очередь Ближний Восток с его неиссякаемыми углеводородными ресурсами. Завоевавший этот регион, завоюет весь мир и определит свою внешнюю политику на долгие годы вперед. Мне бы очень хотелось восстановить единоличную англосаксонскую гегемонию в мироустройстве, иначе это сделают страны, исповедующие враждебную нам идеологию. Пример нацистской Германии не должен стираться из нашей памяти, мой милый Франклин.

Принимая во внимание все сказанное, хочу сообщить, что, вполне вероятно, мне предстоит встретиться с шахом Ирана по пути из Каира в Москву. Он изъявил сильное желание пригласить меня к себе во дворец между перелетом в Советский Союз. Мне телеграфировали эту информацию из посольства Его Величества в Тегеране. Полагаю, встреча будет короткой, но весьма плодотворной и очень полезной. Мне бы хотелось почувствовать американскую поддержку в моих переговорах с Мохаммедом Реза, так же, как и самим Джо. Буду счастлив, если ты отправишь копию твоего ответа в Лондон, так как я еще не обладаю точной информацией относительно моих ближайших передвижений. Передай Элеоноре привет от Клементины и меня лично. Надеюсь на скорую встречу с тобой. Береги себя, мой дорогой друг.

    Бывший моряк – президенту Рузвельту».