– Проявить твердость и решительность в своем сложном выборе – остаться пассивным мудаком, – самоотверженно произнес Макс.
– Иными словами, – сказала Анна, – если я все-таки выбрала пойти на поводу у родителей, то мне этот выбор нужно принять.
– Да, – подтвердил Вальтер, кивая головой. – Сознательный выбор – это решение проблемы. Пока этот выбор не сделан, остается сожаление и такое скверное ощущение, будто ты что-то упускаешь.
– Подвешенность – отстой, – сказал Макс.
– «Никто не может иначе» – повествует кодекс. Вы не могли иначе, поэтому сожалеть о содеянном или упущенном – бессмысленно. В прошлом вы были как раз тем самым человеком, который мог провести эту жизнь именно так, как уже ее провел. Если бы было иначе, это были бы не вы, а какой-то другой человек с другой жизнью. Если вы можете встать и начать что-то делать – вставайте и делайте. Если не можете, и вам проще молча и пассивно сидеть, ничего не предпринимая, пусть и этот выбор будет твердым и сознательным.
– Речь о смирении? – спросил Тим.
Вальтер кивнул и продолжил:
– В сущности, весь ваш жизненный выбор развивается в двух направлениях: вы либо решаете проблемы, либо остаетесь пассивными. В пассивном бездействии вы либо успокаиваетесь и смиренно принимаете обстоятельства, либо совершаете глупость, – Вальтер бегло глянул на Анну, – и начинаете совершенно бессмысленные терзания о своей несчастной судьбе.
– Правильно, – сказал Макс. – Зачем действовать и решать проблемы, если вместо этого можно просто попереживать об этом?
– Вот именно! – расцвел наставник – видимо этот пример ему понравился. – Зачем исправлять ошибки, если вместо этого можно просто помучить себя виной? Зачем что-то менять, если вместо этого можно себя пожалеть, и тихонько поплакать в кладовке? Зачем отстаивать свое мнение, если можно молча обидеться, и повыть на луну гордом одиночестве? Зачем столько лишних телодвижений, если можно просто надуть губки? Свалить ответственность за свою жизнь на «обстоятельства» – проще и эффективней. Так что, дерзайте! – Вальтер сиял.
И вдруг Анна вспрыснула губами и захохотала. Ее смех начал менять тональности, искристо переливаясь на ветру от низкого альта до высокого сопрано. Мы все невольно подключились. Макс щурился, широко раскрыв рот в тихом хохоте. Тим закрывал лицо ладонями, издавая неприличные звуки. Давид смеялся громче всех. Даже у Хлои и Вальтера выступили слезы. Никогда не видел их в таком состоянии. Мы смеялись минут десять. Затем Вальтер предложил сделать небольшой перерыв.
Все разошлись в разные стороны. Я смотрел на далекий горизонт и вспоминал пустыню. «Неужели просто сон? Красивый сон… А вдруг? Вдруг и эта степь мне только привиделась?» И я постарался осознать этот момент, и запомнить его навсегда, чтобы в памяти моей остался след происходящей со мной здесь и сейчас реальности.
– Вы все уже, наверное, поняли, – продолжил наставник, когда мы вернулись на места, – что практически в любом частном случае настоящая проблема – это не событие, а наша завышенная самооценка. Почти все, что мы говорим и делаем в неформальной обстановке можно свести к самоутверждению собственной важности. Каждое слово – нелепый выпендреж пылинки на фоне вечности. И эта моя речь – не исключение. Чувство собственной важности – переживание, с которым любые церемонии и компромиссы выходят боком. Мы способны в любой ситуации придумать тысячи оправданий, чтобы сохранить видимость своей важности. Мы действуем, чтобы доказать себе свою важность. Мы бездействуем, чтобы перемены не тревожили наш авторитет. Мы делаем все, чтобы сохранить свои надуманные серьезные представления о своей величественной персоне. Любая ситуация, где простые решения подменяются эмоциональными рассуждениями – явный признак самообмана, которым человек защищает свою важность.
– А если прилагаешь усилия, а проблемы не решаются? – спросил Давид.
– Остается только расслабиться и получать удовольствие, – Вальтер развел руками.
– И при любом раскладе тешишь самолюбие?
– Это – базовый рефлекс личности. Пока есть самооценка, ты остаешься ее слугой.
– А можно как-нибудь сделать так, чтобы совсем не унижаться, а только возвышаться и чувствовать, какой ты крутой и продвинутый?
– Во-во! – подключился Макс. – И меня тоже интересует этот вопрос!
– Начинающие Наполеоны, – пробурчала Анна.
– Все только этого и хотят, – печально ответил Вальтер, – будто это реально достижимо. Это самый большой самообман. Чтобы вы не делали, вы делаете это со своей жизнью. Когда человек возвышается над кем-то, он в то же самое время – унижает самого себя. Именно поэтому следует избегать психологического господства и самовозвеличивания. Эти крайности наряду с унижением происходят единовременно с одним и тем же человеком.
– Не совсем понятно, – сказал я. – Унижения происходит одновременно с возвышением? Я как-то не замечал.
– Унижение возникает, когда тебя оценивают ниже уровня твоей самооценки. Это проявляется не столько в конкретных штампах, сколько в том, как с тобой обращаются: деликатно, любезно и учтиво, или небрежно – как с китайской подделкой.
– То есть, чтобы не унижаться, надо занижать самооценку?
– Этот вариант – не лучше. В идеале самооценку надо убирать вообще.
– Сэмпай, а что в своей сущности представляет самооценка? – спросил Давид.
– Наставники прошлого говорили, что это – две демонические сущности, живущие внутри нас.
– Вы это о чем? Что еще за демонология? – насторожился Макс.
– Первая сущность – униженное ничтожество, вторая – господствующий гордец.
– А-а-а, – понял Макс, – аллегории.
– Ничтожество, – продолжил наставник, – это порождение и воплощение боли, унижения и страха. Гордец – воплощение славы, гордости и величия. Все дело в том, что внутри нас не может жить только один из этих демонических паразитов. Эти двое всегда живут парой, как две стороны одной монеты. На одной стороне – демон униженного ничтожества, на другой – демон господствующей гордости. Если есть один, значит, где-то прячется и второй. Это – неизбежно. И в разное время личность отождествляется то с одним, то с другим. Здесь мы подбираемся к ключевому моменту, – сказал серьезно Вальтер и замолчал.
– К какому моменту? – спросил Макс.
– Ключевому! – повторил наставник, подняв палец. – Суть в том, что никто не хочет чувствовать себя униженным ничтожеством. И чтобы избежать этого унизительного отождествления, мы всеми силами стараемся утвердиться в роли господствующего гордеца. Но демон униженного ничтожества при этом никуда не исчезает, а продолжает жить рядом – в нашем подсознании. А сейчас внимание! Когда мы отождествляем себя с гордецом, собственное униженное ничтожество мы приписываем человеку, над которым возвышаемся! Так мы типа «решаем» эту проблему. Я – звезда, а униженное ничтожество – это другой человек, по сравнению с которым я – звезда. В итоге – получаем раскол психики.
– Мы проецируем свою убогость на других, чтобы почувствовать себя крутыми? – уточнил Макс.
– Да. Когда мы возвышаемся над кем-то, нам кажется, что наш господствующий гордец – это мы, а наше униженное ничтожество – это другой человек, от которого плохо пахнет. Так мы отделываемся, – Вальтер изобразил кавычки пальцами, – от собственной грязи, приписывая ее другим людям. Разумеется, такое решение проблем – самообман. Это даже не решение, а так… интеллектуальный кульбит, золоченая упаковка для пустышки. Просто нам тяжело смириться с фактами. Нам очень трудно принять противоположности, которые в нас живут, и поэтому мы всю скверну в самих себе приписываем другим людям, или внешним обстоятельствам. Униженное ничтожество нам удобней всего вытеснить в бессознательное, и затем спроецировать на какой-нибудь внешний объект, или на человека.
– То есть что, – спросил я, – каждый раз, когда я горжусь чем-то, я себя унижаю?
– В маске гордеца, ты бравируешь перед собственным ничтожеством, – ответил Вальтер. – Возвеличиваясь до небес, человек одновременно втаптывает себя в грязь. Это – сделка с дьяволом. Сегодня ты на высоте, а завтра – горькая расплата.
Я вспомнил о раскладе Таро Рафаила. Одной из карт был дьявол. Рафаил расспрашивал меня о моих целях в этой жизни. И ведь речь шла как раз о том, что, в сущности, я хочу только одного – стать круче и сильней. «Как же все сходится один к одному! – думал я. – Какой-то мистический цирк здесь разыгрывает этот неуловимый двойственный ИМОВАТОР для самого себя».
– То есть эти два демона уравновешивают друг друга? – спросил я.
– Тянут друг дружку за хвост в пучину психического ада, – ответил наставник. – Когда ты возвышаешься над кем-то, в тебе по-прежнему живет пара господствующего гордеца и униженного ничтожества. Просто твое «я» разделяется, и тебе кажется, что твое униженное ничтожество – это другой человек, за счет которого ты потешил свое самолюбие. На деле самоутверждение всегда происходит за твой персональный счет. И расплачиваться тебе приходится с собою же. А подсознание такие долги не прощает. Возвышаясь, ты создаешь потенциал для унижения, которого всеми силами избегаешь, возвышаясь. И так – снова и снова.
– Любые оценки – проявления этих «демонов»? – спросил Тим.
– Все неформальные оценки… – кивнул Вальтер. – К сожалению, униженный человек вместо того, чтобы сделать выводы и понять, что с ним происходит, чаще всего пытается побыстрей снова возвыситься, укрепляя этим двойственность унижения и господства. Унижение подпитывает гордыню, а потакание гордыне – подпитывает унижение. Унижение – это раздавленная гордыня. И чтобы подавить унижение, человек пытается возвеличить собственную персону в гордыне.
– Опять замкнутый порочный круг, – сказал Давид. – А как влияет пониженная самооценка на человека?
– А ты как будто не знаешь… – ухмыльнулся Вальтер, – отнимает веру в собственные силы, и заставляет отказываться от достижения поставленных целей. Это в свою очередь занижает самооценку еще сильней, укрепляя и подпитывая чувство никчемности демона униженного ничтожества. Будучи жертвой таких тенденций, приближаешься к собственной гибели. Неудачник гнобит себя, не веря в свои силы, что делает его еще большим неудачником.
– А насколько сильны эти демоны? Как можно их ослабить? – снова спросил Давид.
– Эти иллюзии сильны настолько, насколько сильно ты в них веришь. Из этого порочного круга можно вырваться на любом его этапе, в любое время, просто перестав покупаться на деструктивные пассажи коварных демонов. Фокусировка на душевном недуге сужает восприятие, и может закрывать собой весь обзор жизни. В итоге сквозь шоры болезни вся жизнь кажется болезненной. Так работают проекции. В ясном сознании человек понимает, что он всегда способен развивать и проявлять способность преодолевать жизненные трудности.
– Если уж мы такие невротики, – сказала Анна, – не представляю, как живут миряне. Ведь у них жизнь тяжелей.
– На самом деле все люди примерно одинаковые, – ответил наставник. Важно понять, что нет никакого смысла в возвышении. Ведь мы возвышаемся, чтобы избежать унижений. Но в итоге именно возвышение маятником приводит к унижению. Жизнь выравнивает полюса этих двух противоположностей. Чтобы освободиться от крайностей, необходимо прекратить эти психические тренды в обоих направлениях.
– А как тогда жить и развиваться? – спросил Давид. – Вы же сами говорили, что желание быть лучше других – превосходная, а может быть и единственная мотивация для саморазвития.
– Верно. Но возможно, с этим инструментом эволюции, природа слегка перестаралась. Соревновательный дух и самоутверждение как мотивация – отлично работают, если не доходят до откровенного унижения и тирании. Стараться быть лучше других, играя по правилам и развивая личные навыки – это вполне здоровые стимулы.