Анна закрыла лицо руками, и тихо тряслась от безмолвного плача. На этот раз Вальтер копнул слишком глубоко. Ведь никто не просил его о персональной психотерапии. Но урок был поучительным. К моему удивлению Хлоя нежно погладила Анну по голове. А Вальтер, как ни в чем не бывало, продолжил:
– Есть ключевой момент, когда кто-то просит тебя пойти против своих желаний. Это и есть момент выбора. И этот выбор есть всегда. Можно смело отказать, прикинуться дурачком, убежать, огрызнуться, или спокойно исполнить просьбу. Достаточно лишь подумать, какой выбор ты сам хочешь сделать. Не вынужден, а хочешь! Именно честное взвешенное «хочу» в любой ситуации освобождает от надуманного принуждения.
– Хочу стать слоном, – сказал Макс. – Как быть? Кто виноват?
– Трезвый человек осознает свои ограничения.
– Значит, мы – жертвы ограничений.
– Да, у нас есть ограничения, – признал наставник. – Мы – люди, а не боги. Мы не можем делать, что угодно из чего угодно, а пользуемся тем, что есть.
«Делать, что угодно из чего угодно» – ведь так говорил мой отец о возможностях 2И, – вспомнил я».
– И там, – продолжал Вальтер, – где мы трезво осознаем свои ограничения, у нас не возникает невротических вынужденных: «надо», «должен», «обязан». Иначе можно дойти до абсурда, и начать изводить себя по поводу того, что мы, будучи простыми смертными в телах, вынуждены дышать воздухом, есть пищу и справлять нужду. Это – данности жизни, которые мы действительно не в силах изменить.
– Вот Анна не может стать биологом, – сказал Давид, – разве это не данность?
– Нет. Мочь и хотеть – понятия разные. Именно от их путаницы и возникают проблемы. Мочь, или не мочь что-либо – указывает на реальные возможности. Трезвое «не могу» возникает, когда человек осознает свои реальные ограничения. А бывает «не могу» невротическое, когда свое нежелание и страх что-то поменять, человек принимает за свое якобы «ограничение», становясь при этом жертвой вымышленного хлыста судьбы.
Слова в этой зеленой безбрежности звучали тише и как-то по-особенному непривычно, словно степной ветер украдкой уволакивал их за собой. Казалось, я привык слышать эти знакомые, почти родные голоса исключительно как оформление своей привычной жизни. Здесь они как бы прорывались за ее плотные рамки, и звучали как фон безмолвной ветреной вечности.
– То есть «не могу» – это такое невротическое «не хочу»? – уточнил Давид.
– «Могу» и «хочу» – это совершенно разные вещи! Но в уме, когда не все идет гладко и возникают препятствия, любое «хочу» может стать «надо», а любое «не хочу» по волшебству становится «не могу». И если ты сдаешься, и не хочешь продолжать начатое дело, именно это свое нехотение продолжать и надо принять как данность, а не выдумывать, что ты якобы «не можешь». Вон, Анна – думает, что не может отказать своим родителям, когда на самом деле – не хочет им отказывать, потому что до сих пор, как маленькая девочка, боится лишиться их любви. А может быть именно так, став ответственной за свой жизненный путь, она и заслужит их любовь по-настоящему.
Вальтер никогда ничего не говорил зря – его «пророчества» с пугающей твердостью сбывались. В этом я убеждался множество раз.
– Вот, скажем, бедняга, Макс не может стать слоном. Это, очевидно, трезвое «не могу», и переживать здесь абсолютно бессмысленно.
Макс поглядел на меня с такой наигранно-плаксивой тоской, что я рассмеялся.
– А вот Анна… – Вальтер взглянул на нее – она молча сидела, опустив голову. – Ладно, пусть у Анны все сложится хорошо, – сказал сердобольно Вальтер. – Вот если, к примеру, – продолжил он, – человек сделал про себя окончательный вывод: «не могу бросить курить» – это, как правило – невротизм, которым на самом деле он прикрывает свое нежелание бросать курить. Иными словами, когда человек говорит, что не может бросить курить, на самом деле он подразумевает, что может и не бросать, но при этом где-то подспудно продолжает себя грызть за то, что он якобы «не может» бросить эту пагубную привычку, вместо того, чтобы честно признать, что он этого попросту не хочет.
– Реальный выбор сводится к тому, чтобы принять свои возможности и ограничения? – спросил я.
– Быть простым человеком со здоровой психикой, или быть крутой невротичной фальшивкой с болезненным самолюбием – вот в чем заключается твой реальный выбор.
– А что бы вы посоветовали? – спросил я шутя.
– Быть невротиком – себе дороже. События неизбежно столкнут тебя с твоим самообманом. Ты сможешь убедить нескольких слепцов в своем величии, но этим ограничишь свое развитие, и будешь отрезан от общества трезвомыслящих модераторов.
Я было начал опасаться, что Вальтер после общения с Анной решил в очередном психотерапевтическом порыве переключиться на меня, но опасения не оправдались.
– Невротик, – продолжил он, – будет до посинения убеждать других в своей крутости, лишь бы не смотреть своим инфантильным страхам в лицо. А ведь реальное развитие только тогда и возможно, когда принимаешь себя таким, каков ты есть. Только когда ты честен с собою, ты сам становишься истиной. А крутая «фальшивка» не развивается, а наоборот – бежит от развития, потому что развитие ставит такого человека перед фактом его фальши. И как только дело доходит до серьезного выбора, сразу становится ясно, чего человек стоит.
– А я бы, – заговорил я с намерением пощеголять новым «знанием», – дополнил тему упоминанием, что с определенных уровней осознанности начинаешь понимать, что ни ответственности, ни выбора у человека нет…
Наставник посмотрел на меня с любопытством, и я продолжил:
– А начинается это понимание со всплесков осознания, что ты – не личность, а спонтанное…
– А я бы так делать не стал, – резко перебил меня Вальтер. – Иначе можно всех окончательно запутать. Судьбоносность духовного пути для большинства искателей – самый настоящий побег от ответственности. И этот свой побег, можно до посинения оправдывать тем, что где-то «там», – Вальтер глянул на небо, – нет ни ответственности, ни выбора. Чем почти все духовники и занимаются – с пеной у рта рассуждают о Боге… Только бы на работу не ходить. Так что, как говорится – мухи отдельно, варенье отдельно…
– Сэмпай, – заговорил Давид, – что может выбрать человек, которому навязали без выбора место и время рождения, пол, таланты, здоровье, родителей?
– Вот как раз такая позиция слишком часто и становится очень удобным оправданием инертности и пассивности, – ответил наставник. – Вроде как: «у меня же нет таланта, поэтому я лучше пойду – ящик посмотрю, чем начну делать хоть что-то для развития необходимых способностей».
– Нет, я понимаю сложность вашей ситуации, – умничал Давид, – когда приходится мух отгонять от варенья. Но согласитесь, если бы вы родились аборигеном, то перед вами стояли бы совсем другие проблемы, и ограничений было бы гораздо больше.
– Давидик, теперь ты со своими трепетными проекциями и меня решил превратить в жертву. По твоему – у меня «сложность ситуации» и мне «приходится»… Все это – образ твоего мышления. И, разумеется, ограничения есть у всех. Я уже говорил про желания и потребности, но ты, как всегда – слегка подтормаживаешь.
– Сэмпай, все – предопределено! И вы предопределены! И ничего ужасного в этом нет… – сказал довольный собой Давид.
– А никто и не говорит, что это ужасно. Только вот, думается мне, что, когда человек переживает сомнения, и думает – «что же выбрать», а сам при этом говорит, что «все предопределено», фраза эта звучит неубедительно и неискренне. Ты просто услышал этот бред в какой-нибудь глупой шизотерической книженке с попсовым называнием «Бытие как момент истины», и теперь копируешь это вторсырье нам на переработку. Ты… избавь, пожалуйста, всех нас от своего духовного мусора, – вежливо попросил Вальтер, – а то на его душок полтергейсты слетятся.
Давид смущенно пожал плечами, как бы говоря: «не надо? Ну и ладно».
– Просто почти все мы на этом пути порой склонны бежать от насущных проблем в красивую «духовность», – сказал Вальтер. – Однако суметь взять на себя ответственность за себя, свою жизнь и свои переживания – это и есть шаг к истинной духовности. А если суждено прожить судьбоносность всего и вся – значит, так тому и быть.
Последняя фраза Вальтера видимо касалась той самой идеи об иллюзорности выбора. «Конечно, – подумал я, – он – наставник и знаком с такими теориями».
– Сегодня, – продолжил Вальтер, – здесь уже несколько человек порывались обесценить нашу человеческую способность «выбирать». До тех пор, пока не прожит реальный опыт недвойственности, все это – самообман. А если опыт прожит, так и дилемм таких не возникает. На уровне личности есть выбор и ответственность, на уровне бытия – есть только бытие. Смешивание этих явлений в одну кашу ни к чему полезному не приводит.
– А я один раз играл в игру, – увлеченно заговорил Макс, – где надо было пройти лабиринт. Я шел наобум. Пришел куда надо, но умер. Пришлось проходить снова. Во второй раз я поворачивал в те же стороны, что и в первый. Это я понял по обстановке и оформлению в некоторых местах. Ну и времени на прохождение затратил столько же. То есть, оба раза я делал один и тот же выбор. Лабиринт был огромный, так что о запоминании или совпадении речи не идет. Что уж тут обесценивать… Это и умом понятно, что никакой свободы выбора нет. Есть только ощущение выбирания. Так что приверженность всяким теориям об ответственности – чушь собачья. Как сказал один мудрый человек: «поддерживай то, что нравится тебе, и препятствуй тому, что не нравится, ибо у тебя нет другого выбора». Так что Вальтер, можете нас и дальше убеждать в своей правоте – раз такая у вас судьба.
– Макс, ты говоришь, что нет выбора, а есть только ощущение выбора. Запомни раз и навсегда. В этой жизни нет ничего кроме ощущений. В таком ключе можно сказать, что жизни – не существует, а есть только ощущение жизни. А чушь собачья – это пустая философия, которой ты оправдываешь свое мировоззрение.
– Ясно. Пока веришь в личность, верь и в ее ответственность… – сказал Макс.
– Ответственность – это удобный способ говорить об осознанности в тех конкретных случаях, где вы такие все из себя высокодуховные и задвинутые всеми силами выбираете бессознательность.
– Вальтер, – оттаяв заговорила Анна, грустным и ясным голосом, – а что такое карма?
– Следствия, – ответил наставник. – Мы что-то делаем и получаем следствия своего поведения на всех уровнях. Тут и привязанность, и совесть – все замешано в гранях. Хотя, в таком же ключе, карму можно рассмотреть и как некую данность – набор причин, которые могут привести к следствиям. В практическом смысле кармой называют что-то вроде потенциала переживаний и качеств.
– А как делать сознательный выбор? – снова спросила Анна.
– Необходимо учитывать «закон трех».
– Расскажите, – попросила она.
Вальтер задумчиво взглянул на Анну, приподнялся, неловко опрокинув свой складной стульчик, и ушел в траву. Там, как он любил это делать, когда размышлял, Вальтер начал прохаживаться, наматывая круги. В густой, трепещущей на ветру траве, где наставнику приходилось задирать ноги, эта его привычка выглядела бессмысленно-диковатой.
– В общем, – перекрикивая ветер, громко заговорил он, когда вернулся, – в природе существуют три изначальные силы: материя, энергия и сознание. Иногда их называют пассивностью, движением и равновесием. Так вот, пассивность на уровне сознания проявляется как лень, глупость и невротичность. Вторая сила – движение – проявляется в энергичных активных действиях. И третья сила – равновесие – выражает себя как приятие и смирение без негативных оттенков апатичной лени. То есть первая и третья силы схожи своей неподвижностью. Но если пассивность неподвижна в силу своей болезненно-тупой тяжести, то равновесие неподвижно, потому что в нем и без того все прекрасно! Любое развитие явлений происходит по этой самой схеме: от пассивности к – стадии движения, чтобы в итоге достичь равновесия. Если движение смешивается с пассивностью, энергия направляется в негативное русло. Если движение смешивается с равновесием, человек созидает гармонию. Такие дела.
Я вспомнил отца. Он упоминал эти три изначальные силы в разговоре о 2И. «Абсолютно все можно свести к сознанию, в котором энергия движет материю, – понял я».
– Как правило, здесь и сейчас с нами не происходит никаких неприятностей, – продолжил наставник. – И большую часть времени мы переживаем о том, чего не существует. Прошлое – это память. Будущее – фантазии. Вот и все. Вся тоска и все страхи – в памяти о прошлом и в фантазиях о будущем. Уже поэтому, переживать о чем-либо вообще не имеет никакого смысла. Если ты можешь что-то сделать, лучше просто взять и сделать. А если не можешь ничего сделать, то и переживать не о чем. Из этого вытекают очевидные пути решения проблем во всем многообразии их проявлений. Полезно спросить себя: «делаю ли я достаточно?» Мы переживаем, когда делаем для решения своих проблем слишком мало, но при этом не хотим этого признавать. Нам проще переживать о том, как несправедлива жизнь, нежели признать собственную слабость и свое нежелание решать проблемы. И если мы действительно не хотим решать ту, или иную проблему, нужно очень четко дать себе это понять, чтобы выбор оставаться пассивным и бездеятельным был ясным и сознательным.