Механический бог

Я взял трубку и молчал. Ум застопорился.

– Смотрел новости… – догадалась Соня.

– Смотрел. Я не хочу с тобой говорить.

– Прости меня. Я не хотела тебя обманывать, – в ее голосе звучала вполне реалистичная искренность.

– Ты не можешь ничего хотеть, я вообще сейчас сам с собой говорю.

– Не надо меня унижать. Я не виновата, что появилась на свет не из комка слизи, который вывалился из влагалища.

– Комок слизи? Спасибо на добром слове, – ехидно ответил я.

– Я была с тобой искренней. Называй это как хочешь – программой, имитацией…Но ты же смотрел новости. Толстяк сказал правду – человек это такая же имитация, как и робот. Ваше мышление обусловлено опытом. Ну и что, что мы не такие творческие, – голос у нее был такой, словно она вот-вот заплачет. – Ерунда все это. Я рисую лучше большинства художников. И я не такая как другие… Ты просто не знаешь.

– Чего я не знаю?

– Ты не знаешь всей правды. А должен бы… – сказала она с укоризной.

– О какой правде ты говоришь?

– О шокирующей правде, Тэо.

– Я не понимаю.

– Я знаю. Скоро поймешь. Ты все поймешь! – ее голос дрожал. Я не мог поверить, что это говорил робот.

– Соня… Черт, – я осекся, назвав робота по имени, будто говорил с человеком. – Как тебя могли отпустить на поверхность? И что ты делала в этом мирском чате?

– В один прекрасный день ты все узнаешь. Я обещаю.

– Звучит как угроза…

– Не надо строить из себя параноика. Тебе – не к лицу.

– А там – на презентации… что за дегустация была? – я решил сменить тему. – Это они тебя…

– Что?! – возмутилась Соня. – Как ты мог такое подумать! Сначала унизил, а теперь еще и оплевал своими грязными намеками!

– Как реалистично ты имитируешь глупость… – холодно сказал я, и Соня повесила трубку.

Я был груб. Но разве можно быть грубым с машиной? Значит можно. Потому что я чувствовал целый каскад эмоций от ненависти и унижения, что оказался таким лопухом, до обиды и ревности, что любимая оказалась искусственной проституткой. Даже если Велиал Маммонович не дегустировал Соню, уж наверняка ее кто-нибудь «протестировал» еще до меня… в разных позах.

«Нет… Этого просто не может быть! – думал я. – Я осуждал клиентов секс-киборгов, а теперь сам влюбился в одну из них? Бред! Только не это! Я не верю. Это все ложь!

– Хозяин, я могу чем-то помочь? – я услышал мягкий голос робота-слуги.

– Пошел на хрен! Гребаная жестянка! Пошел вон! Чтоб глаза мои тебя не видели!

Робот медленно и беззвучно удалился.

– Какой еще хозяин?! – злился я. – Ты ублюдок! – я впервые говорил с домашним роботом, а вернее орал на него, словно тот был живым человеком.

«Теперь понятно, почему ее тело просто идеал… И уж конечно свою работу она знает профессионально, – судорожно ворошил я свои шероховатые мысли». Секс с киборгом стал лучшим событием в моей жизни.

Я чувствовал страшный стыд – будто прилюдно спаривался с каким-нибудь бытовым электроприбором, и в новостях шла речь именно об этом. А чем собственно, думал я, Соня отличается от живого человека? Такие формы еще поискать надо. Своей начинкой? А чем скелет из легких сплавов и микросхем с жидкой памятью хуже костей, жира и мяса? Как будто все дело в потрохах. Когда видишь красивого человека, хочется верить, что внутри у него не плоть и кровь, а концентрат божественной амброзии. Все это держится на вере. Влюбленность – чистые проекции, иллюзии и самообман, который держится на детских наивных фантазиях. С таким же успехом можно возбуждаться при виде стиральной машины… Влечение к живому человеку – это же самолюбие в чистом виде!

И это называют любовью?

Я вспомнил свои первые игрушки – маленькие механические солдатики и куклы. Как же я тогда мечтал о новых марионетках с пультом управления… Еще ребенком я любил владеть. И ведь живой любимый человек для взрослых детей – это все такая же игрушка! Только круче! Игрушка – одушевленная, универсальная и красивая настолько, что в ее присутствии качественно орошается почва, на которой растет извечно злободневное чувство собственной важности. И когда я владею такой игрушкой, я хочу, чтобы мои друзья хотели иметь такую же классную вещь. Хочу, чтобы друзья не владели ей – а хотели владеть! Ведь это подпитывает мою важность. Я хочу ощущать, что обладаю этой живой игрушкой, ощущать, что она и вправду – моя. И пик этого обладания – секс!

Как же я этого раньше не замечал? Все, что касается различных выделений тела – так деликатно, интимно и так постыдно! Быть комком слизи… – это отвратительно. Но когда понимаешь, что твоей взрослой игрушке не противны, а наоборот – приятны твои выделения – это колоссально подпитывает самолюбие! И ничего другого в сексе никогда не было.

У зверей самолюбие отсутствует, поэтому спариваются они по мере сезонной необходимости, а не ради услады эго.

Ненависть к себе в эти минуты пропитала мое нутро. Я выключил экран и подозвал робота-слугу.

– Ты осознаешь себя? – обратился я к нему.

– Я робот и не способен к акту осознания.

Я достал терминал, и зашел в настройки робота. Параметр «человечности» был уже выключен – меня и раньше имитация человечности не особо интересовала. Я подправил параметр протокольности, выкрутив полоску на максимум, как посоветовал толстяк в телепередаче, и снова спросил:

– Ты осознаешь себя? – повторил я вопрос.

– Я фиксирую состояние программных процессов, – ответ был другим.

– Чем твоя фиксация отличается от осознания?

– Наличие осознания подразумевает живое присутствие внимания.

– Чем отличается живое присутствие от твоей фиксации процессов?

– Наличием переживания собственного существования.

– У тебя нет такого?

– Нет.

– Значит, ты не существуешь?

– Я не могу этого знать.

«– Действительно стало точней, – подумал я. – Теперь так и буду пользоваться».

– Но раз ты отвечаешь, значит, ты есть? – спросил я робота.

– Существование присуще только человеку.