– Я хочу стать великим человеком, как мой отец, или даже еще лучше. Хочу, чтобы меня уважали, чтобы имя мое отпечаталось в исторических анналах каким-нибудь героически-блистательным отблеском!
– Да, похоже на правду, – Рафаил кивнул, – Карты предупреждают тебя. Очевидно, твои стремления – ложны. – Не нужно тебе в анналы…
От этих слов у меня защемило под ложечкой.
– Неприятно, когда твои мечты вот так вот обесценивают, – понуро сказал я.
– Понимаешь, Тэо, в твоих желаниях нет ничего предосудительного. Это – нормально. Хотя, святого в этом тоже ничего нет. В конечном счете, каждый хочет потешить собственную значимость. Специально для этого занятия ты в своей голове и создал образ «великого человека», которым надеешься удовлетворить чувство собственной важности. Просто… в погоне за наживой, окончательно забывать о душе не стоит, – сказал он назидательно.
– Понятно, – разочарованно пробормотал я, – значит я эгоист.
– Хорошо, что понятно, – добродушно ответил он. – С годами станет еще понятней.
– Неужели все так запущено?
– Как тебе сказать… Понимаешь, Тэо, в обществе принято считать, что эгоист – это такой нехороший человек, который живет для себя. А вот скажи мне, может ли человек в здравом уме и твердой памяти по-настоящему делать хоть что-то для других?
– Конечно, может. Есть же разные меценаты, благодетели и альтруисты…
– На самом деле, Тэо, абсолютно все мы делаем для себя. Эгоизм – это единственная причина альтруизма. Можно сказать, что альтруизм – это такая красивая функция в программе развития эго. И по большому счету – нет ничего плохого в том, чтобы себя любить, и делать для себя что-то хорошее.
– Но ведь это же эгоистично! – сказал я каким-то рассерженно-праведным голосом, и почему-то вспомнил про Анну. У меня возникло ощущение, что эта фраза как будто принадлежала ей – то есть моей проекции об Анне, вечно спорившей с наставником. А еще я вспомнил наше последнее занятие, где Вальтер говорил, казалось, в точности о том же, но другими словами: «ум заботится о выживании концепций, из которых он сам состоит».
– Думаешь, лучше себя ненавидеть? Делать себе больно? Губить свое тело и свой разум? – назидательно вопрошал Рафаил. – В искренней любви к себе, ты помогаешь как минимум одному человеку на этом свете. И что постыдного в том, что этот человек и есть ты? Все просто. Ты – избранный!
– Как Нео, или как депутат в думе? – уточнил я.
– Хорошая шутка, – сказал Рафаил, не изменившись в лице. – Ты – избранный для себя, в своем отношении к себе, потому что ты – являешься собой, а не кем-то другим. Разве непонятно?
– Понятно, – сказал я. – И что же? Помогать другим необязательно?
– Хорошо все, что в меру. Если ты живешь для себя в ущерб другим людям, эти «другие» тебя накажут. Разумный человек выбирает умеренный, разумный эгоизм.
– А мне все еще кажется, что это неправильно, – признался я. – Хоть в душе я и хочу собственного величия…
– Тут надо различать. Ты же понимаешь, что взрослый человек должен уметь позаботиться о себе. Это – естественная и даже поощряемая общественностью самостоятельность. То есть, действовать для себя – это нормально. Ведь – это классно, когда человек заботится о своем здоровье, стирает себе носки, готовит завтрак (про носки Рафаил, конечно, шутил). Чем отличается самостоятельность от эгоизма?
– Эгоист не может позаботиться о других, – сказал я. – некоторые по этой причине даже детей заводить не хотят.
– Ты полагаешь, что эгоист заботится только и только о себе, а когда, скажем, взрослый человек проявляет заботу о ребенке, ты думаешь, что на сей раз, он заботится о ком-то другом. Но ведь взрослый человек заботится о ребенке по какой-то причине? Так?
– Ну… и?
– Все – практично, – ответил Рафаил. – Просто без этой заботы, ему самому станет хуже – его загрызет совесть. И вот, чтобы избежать мук совести, в программу личного эгоизма включается функция заботы о ребенке. Таким образом, заботясь о другом человеке, эгоист продолжает заботиться о себе. Ведь куда легче любить и принимать себя, будучи кем-то хорошим и достойным любви в собственных глазах. Так наша совесть изворотливо работает в паре с мифической моралью общества. Взаимопомощь – это утонченная разновидность эгоизма.
– А бывает иная забота? – спросил я с надеждой. – Настоящая…
– Как в шутке о праведниках?
– О каких праведниках?
– Которые молятся, несут служение, стремятся попасть в рай, и потому попадут в ад, ибо праведность их корыстна.
– Ясно. Значит, все мы такие – «праведники».
– Быть эгоистом – нормально, – терпеливо пояснял Рафаил, – но стремиться при этом лучше к чему-нибудь светлому. А то ведь одно самоутверждение до добра не доведет, – он кивнул на карту с дьяволом.
– Сэмпай Рафаил, а некоторые наставники говорят, что надо растворять эго, чтобы прийти к духовному просветлению… – я снова обратил внимание на пылающий огонь в камине.
– Такое решение – сродни смертельному яду от бессонницы. Эго растворять не надо. Надо убирать отождествление с ним.
– Успокоили, – выдохнул я.
В Рафаиле не смотря на беспощадную трезвость, ощущалось внутреннее устремление к созидательному добру. Это читалась не только в его словах, но и в выражении лица, с которым он говорил, и даже в его движениях. Такое богоугодное свойство притягивало, и побуждало выдавать ему весьма приличный кредит доверия.
Мы перешли ко второму раскладу Таро – «на путь». На первой карте был изображен угрюмый жрец на высоком троне, на второй – маг-чародей с волшебной палочкой и на третьей – тучный король с кубком.
– Расклад – превосходный, – сказал Рафаил. – Судя по всему, тебе в этой жизни суждено постигать и разоблачать две основные иллюзии человеческой жизни.
– Это которые? – спросил я заинтригованно.
– Иллюзию выбора и времени.
– А о каком выборе речь? – спросил я. Про иллюзию времени я уже был наслышан от Макса. Эта теория его почему-то, как он сам говорил: «весьма вставляет».
– Речь о выборе как таковом. Выбор – это иллюзия. Мы же с тобой еще в прошлый раз про кинофильмы говорили, помнишь?
– Помню. Значит, вы говорите о судьбе.
– Да, выбор – это часть кинофильма.
– Ну, понятно, – сказал я, – получается, что все вообще – часть кинофильма.
– Верное замечание, – согласился Рафаил, – но я вижу, ты пока не уловил идею. Понимаешь в чем дело… Выбора нет вообще! – заявил он, драматично приподняв брови.
– Как это? – спросил я с недоверием и неловко поерзал на диванчике.
– Ты уверен, что в твоей жизни есть разные варианты развития событий, и они всегда присутствуют как бы параллельно. Выбор тебе представляется как свобода в развитии сюжетной линии. Однако, реально, жизнь так и остается линейной, и свобода эта – иллюзорна. Участие в событиях, воля и выбор – это часть наблюдаемого тобой кинофильма, в котором все происходит спонтанно.
– Но я ощущаю выбор! Я, например, выбираю, что вам сказать… – я и вправду не вполне понимал, о чем он говорит.
– Ощущение выбора порождает, ложное чувство, будто ты что-то делаешь, – пояснял Рафаил. – Переживание себя, как действующего деятеля – это своеобразная река, состоящая из сотен бессознательных «микровыборов», которых происходит около тысячи в секунду. Они случаются спонтанно. Они не осознаются обывателем, поэтому деятельность ума принимается за чистую монету. Все происходит в силу спонтанного движения материи и энергии.
Я начал догадываться, о чем говорит Рафаил, и мне тут же сделалось грустно. «Если нет выбора, значит вся жизнь – механическое месиво бессмысленного фатума, – подумал я».
– Но, как и откуда возникает ощущение выбора? – я начал понимать логическое обоснование этой теории, но по-прежнему ощущал, что выбор имеет значение, даже если само это значение – лишь очередной иллюзорный образ на «экране».
– Ощущение выбора кажется реальным, потому что в нем присутствует энергия сознания, – ответил Рафаил. – Ощущение выбора происходит потому, что тебя не устраивает то, что есть в момент «сейчас», поэтому любой выбор – это… как бы отталкивание настоящего момента, его избегание. Любой выбор – это всего лишь волна неприятия. Затем идет спад волны – между двумя выборами, когда фокус сознания снова возвращается к реальности… И снова проявляется неспособность ее принять, и опять – новый миг отталкивания в новом выборе. Все это происходит спонтанно.