Механический бог

– Но ведь это его проекции! – возмутилась Анна.

– Конечно! Это – оценка его ума. А ты на это ведешься, и начинаешь полагать, что чья-то инфантильная брезгливость реально доказывает, что ты – это такое психическое ведро с помоями. И этот брезгливый человек начинает тебя раздражать, раз уж он не побоялся заглянуть за маску твоего самолюбия, и намекнуть на наличие низкопробных характеристик твоего нутра. Его оценка становится ключом к одной из дверей твоего подсознания, за которой таится подавленная боль. Тебе сложно принять оценку своих качеств как левую проекцию. Ты начинаешь думать, что твой брезгливый друг – просто сволочь и предатель, намеренно причиняющий боль, поднимая из глубины твоей души на поверхность всю мерзость, которая там доселе таилась.

– И что, у всех так? – настороженно спросил я.

– Если ты не святой и не инкарнация Будды, значит – такой же невротик, как и любой мирянин.

– Вы же говорили, что мы избранные, – передернул Макс.

– Ваша избранность – огромное искушение для эго, – сказал наставник. – Все мы люди. А когда человека оценивают и критикуют, он начинает ощущать свое болезненное самолюбие, свои грешки, с которыми ему так сложно смириться. Иногда антипатия других людей затрагивает глубинный стресс внутри, начинает поднимать на поверхность психический изъян, слабость, или грех, за который человек себя ненавидит, и никак не может простить – и это может причинять страшную боль.

– Какая серьезная тема, – усмехнулся Макс.

– Серьезной тему делает потакание своим неврозам – так что, ирония над собой приветствуется.

– А как излечивать неврозы? – спросил Давид. – Ну… – которые на почве раненого самолюбия…

– Для этого, надо принять себя со всеми потрохами, не побояться взглянуть в глаза своему нутру. Принять себя – значит осознать и понять себя.

– Понять и простить, – подытожил Макс.

– Именно! – подтвердил наставник. Когда ты смиряешься со своими недостатками, когда не прячешься под маской благополучия, тогда тебе плевать на проекции человека, который тебя не любит.

– Как говорят миряне: «я не фунт стерлингов, чтобы всем нравиться», – добавил Давид.

– Да, – кивнул Вальтер. – И если ты уже итак знаешь о своих недостатках, тебя тут нечем расстроить и нечем удивить. Другой человек либо принимает тебя таким, какой ты есть, либо не принимает. И никто невиноват. То, что человек говорит о тебе, куда лучше характеризует его, а не тебя.

– Сплошь – проекции, – заметил я.

– Психологические маски обременительны, – продолжил наставник. – Носить их энергозатратно и не очень-то выгодно. Чем крепче держишься за маску, тем больней становится, когда наружу прорывается скверна, которую ты за ней прятал. Даже невинная слабость, будучи подавленной, из под красивой маски прорывается как невротическая резкость. Быть собой проще и легче. Это экономит силы, дает раскованность, расслабленность, смелость и открытость. А наигранные образы для потехи самолюбия с позором разоблачаются.

– А чем, в контексте темы, является творчество? – спросил Давид. – Сублимация неврозов или созидательная жизнь?

– Мастурбация проекций, – ответил Вальтер, и принялся расхаживать по комнате, как он обычно делал, о чем-нибудь задумавшись.

– Если задуматься, – вдруг заговорил Давид, кто же есть я, и заглянуть внутрь себя, то я вижу просто себя, без эмоций, без чувств, без каких либо масок, без проекций окружающих на меня. Я получаюсь просто голенький такой, чистый, светлый и очень даже люблю себя таким. А стоит умом подумать о себе, дать характеристику, какой я есть для внешнего мира, то сразу вижу, что ум начинает навешивать или собою придуманные клише или навешанные знакомыми.

– Сплошные маски, – печально сказала Анна то ли о Давиде, то ли обо всем человечестве сразу.

– Ага, – согласился Давид, – но опять же, для взаимодействия с внешним миром предстать перед ним в своем чистом виде я лично пока не готов. Надеюсь, конечно, что настанут те времена, когда мы все будем ангельски чисты не только душой, но и умом.

– Ага, а телом необязательно, – добавил Макс. – всех радостей себя лишать не стоит.

– Сэмпай, а самолюбие и чувство собственной важности – одно и то же? – спросил Давид.

– ЧСВ? Да – оно и есть.

– А что дает избавление от ЧСВ?

– Отсутствие чувства собственной важности означает, что тебя невозможно уязвить ни словами, ни событиями. При этом высвобождается огромное количество энергии, которую до этого поглощала дурная эмоциональность и внимание к собственным выдуманным проблемам. Это в свою очередь дает невероятную легкость в переживании жизни, и делает сознание кристально ясным, потому что экран жизни освобождается от помутнения ментальной жвачкой. Ведь, по сути, почти все наши проекции вращаются вокруг наших неврозов.

– Почему-то, блин, – заговорил Макс, – большинство людей, ознакомившись с теорией ЧСВ, начинают уличать его в ком угодно, только не в себе. Как будто сама теория о ЧСВ существует как раз для того, чтобы ЧСВ потешить…

– А для чего-ж еще… – пробормотал Вальтер. – Все! Все – ради этого.

– Ясно, – сказал Макс. – повальный психоз как норма жизни.

– Избавление от ЧСВ – это не ментальное решение, а постоянная работа над собой. И лучше сразу смириться, что первые годы от такой работы становится только хуже. Когда коварный ум размышляет о том, настолько вы круты, что избавляетесь от ЧСВ, ваше ЧСВ от этого растет как на дрожжах!

– А если человек реально крут? Если он старший наставник? – спросил я.

– Если есть гордыня, напыщенность, королевские замашки, не стоит обманывать себя, полагая, что ты крут – все это признаки обычной, слабой и неуверенной в себе личности. И социальные должности тут не причем.

– А не является ли изначально отказ от ЧСВ – проявлением ЧСВ? – спросил Макс.

– Конечно, является.

– Засада.

– А что делать? – Вальтер развел руками. – ЧСВ – мощный стимул для личного роста. Чтобы покрасоваться своим превосходством, мы готовы на все – даже на избавление от чувства собственного превосходства.

– Отказываясь от себя, ты себя наоборот – укрепляешь? – спросил Давид.

– Почти всегда, – ответил Вальтер. – Когда человек реально отказывается, у него не возникает таких мыслей, что ему типа как бы надо бы отказаться от самоутверждения. Он просто отказывается.

– Мне последнее время кажется, что я все делаю только для себя, – задумчиво признался Давид, – то есть руководствуюсь тщеславием и гордыней. Причем иногда – во вред другим. И то, что я это признаю – тоже мое тщеславие. Но в душе-то понимаю, что я не идеал, хоть и модератор.

– Какой на хрен идеал! – возмутился Вальтер. – На словах ты – модератор, а на деле – жопный кратер! Но ты не отчаивайся. С годами обучения в пси-корпусе ЧСВ уменьшается… Вроде бы… – добавил он неуверенно.

– Вы сейчас на мое ЧСВ оказали давление, – пожаловался Давид.

– А ты наблюдай за ним. Осознавать проявления ЧСВ – это и есть практика.

– А как от него совсем избавиться?

– А никак.

– Зачем тогда мы говорим об этом?

– Затем, чтобы потешить ЧСВ. Я серьезно!

В этот момент, как это со мной частенько бывало, у меня возникло ощущение, словно просто слушая чужой диалог, я сам в нем участвую. «Видимо, – подумал я, – во время разговора и во время его прослушивания включаются схожие проекции».

– А если совсем серьезно, – продолжал наставник, – мы изучаем строение психики, чтобы понимать, кто мы такие и что с этим можно поделать. Полностью от ЧСВ избавиться почти нереально. Так могут только святые и просветленные – и то не факт. Однако ЧСВ имеет разную степень проявления. Поглощенность ЧСВ выливается в самые страшные неврозы, какие могут быть. Вообще, все неврозы – от ЧСВ. А вот умеренное ЧСВ помогает быть адекватным членом общества, и побуждает развиваться.

– А как оно побуждает? – спросил Давид.

– Про Наполеона слышал? Вот с таким огромным как у него ЧСВ, такие вот огромные дела и вершатся.