Иллюзия вторая. Перелом

– Математика сама по себе является музыкой, – дракон засмеялся, – правда, ноты в ней немного другого уровня.

– Уровня повыше?

– Нет ничего, что было бы выше или ниже, нет ничего, что было бы быстрее или медленнее, нет ничего, что было бы сложнее или проще – в мире вообще нет ничего что можно было бы сравнивать.

– То есть…

– То есть, всё существующее абсолютно уникально и сравнивать что либо было бы большой ошибкой.

– То есть… – повторил я немного настойчивее, – то есть, математика сама по себе является фикцией? Она иллюзорна? Получается, что её не должно было быть в принципе?

– Почему? – Артак смотрел на меня посмеиваясь, наверное, прекрасно зная что я имею в виду.

– Почему? – повторила Агафья Тихоновна, повернувшись ко мне, – почему иллюзорна?

– Потому что математика использует цифры, точно так же, как язык использует буквы, – улыбаясь, начал объяснять я, – и наличие этих самых цифр, если хорошенько подумать, ясно указывает нам на противоречие.

– Почему же? – акула была искренне заинтересована моими рассуждениями.

– Потому что само наличие цифр предполагает своим существованием возможность наличия чего-то двойного или тройного, не говоря уже о десятках, сотнях и тысячах чего бы то ни было. Само наличие цифр утверждает что чего-то может быть два, тогда как всё существующее абсолютно уникально, единственно.

Агафья Тихоновна ойкнула и зажала пасть одним из плавников, а вторым закрыла рот мне, как бы препятствуя дальнейшему разговору.

Артак громко рассмеялся и лапой убрал акулий плавник с моего рта.

– Пусть говорит, – произнёс дракон, глядя на акулу, – он говорит правильные вещи.

– Правильные? – изумилась Агафья Тихоновна.

– Конечно, правильные. Нет в мире ничего двойного или тройного, нет ничего, чего было бы два или три – всё единственно и уникально, и вся реальная математика должна была бы окончиться на цифре один, так как дальше начинается то, что не существует в реальности – два, три, четыре и так далее. Этих цифр нет, да и быть не может, – Артак довольно засмеялся, – нет, никак не может быть. Никак!

– Значит математика – всего лишь фикция? – я повторил свой вопрос.

– Она обязана быть фикцией здесь, – Артак кивнул головой и обвёл окружающее пространство глазами, – если, конечно, математика хочет быть полезной именно здесь – в этой иллюзии человеческого восприятия. Тогда как там, – дракон еле сдерживал смех, – там, – он махнул головой в неопределённом направлении, – там, в настоящем мире; там, где горы не имеют высот, а океаны – глубин и берегов; там, где воздух звенит на солнце, а вода течёт вверх; там, где падая – одновременно встаёшь, а поднимаясь – погружаешься в реальность, – Артак на мгновение замолчал, – так вот – там, – он опять неопределённо показал направление взглядом, – там математика теряет свою абстракцию и начинает описывать реальность, будучи при этом реальна сама. А здесь? – дракон посмотрел вокруг, – здесь математика – фикция, впрочем, как и всё настоящее. Ведь иллюзорное пространство может описать только лишь иллюзорная наука. А всё настоящее остается уникальным и единичным по своей сути.

– Значит в той математике, – я округлил глаза, давая понять что говорю о самой что ни на есть настоящей науке в настоящем мире, не связанном с иллюзиями, – значит в той математике не бывает цифр.

– Именно так, – подтвердил Артак, – именно так. Точнее, в настоящей науке, в настоящей математике – всего лишь одна цифра – и как ты уже догадался – это единица.

– И всё?

– И всё, – вполне серьёзно произнёс дракон.

– Но…

– Теперь ты понимаешь, что для того чтобы выучить всю математику, – Артак громко засмеялся, – не надо никаких выдающихся способностей. Не надо вообще ничего. Необходимо знать одно – всё едино. Ну и, конечно, то, что все цифры ложны в своей основе.

– А здесь? Почему здесь всё так усложнено?

Артак многозначительно посмотрел на Агафью Тихоновну, которая сидела, погруженная в размышления. Казалось, она не участвовала в нашем разговоре, казалось, она вообще не участвовала ни в чём происходящем.

– И здесь всё просто, – спустя мгновение произнёс дракон, – люди усложняют всё сами. Настоящее знание лежит на поверхности каждой пылинки, каждого камушка и в каждой капле воды. Самое что ни на есть настоящее знание в каждом твоём вдохе и выдохе. Оно абсолютно везде. И я не зря сказал – «на поверхности», ибо, – дракон предостерегающе поднял свою лапу, – ибо всё лежит «НА» и доступно любому взору, а не лежит, как думают многие «В», и для того чтобы предстать перед человеческим взглядом нуждается в научных приспособлениях. Всё лежит на поверхности любого предмета и любого события, – повторил Артак улыбаясь, – и углубляясь «В» человек может достигнуть лишь нового события или нового предмета, а знание опять будет НА его поверхности. Необходимо только как следует рассмотреть предмет или событие. Любое событие или любой предмет. Вот и вся наука. И нет никакой насущной потребности глубоко изучать математику, физику или медицину. Для того, чтобы прожить человеческую жизнь как следует, нет никакой необходимости изучать что бы то ни было. Есть только необходимость как следует рассмотреть то, что у тебя перед глазами – то, во что упирается твой собственный нос.

– И всё?

– И всё, – кивнул Артак, – но тут один нюанс, – он опять проследил взглядом за ничего не делающей акулой, – для того, чтобы у тебя была энергия рассмотреть что-то достаточно ясно, тебе необходимо подключиться к её источнику. Тогда, рождённая тобой НЕОБХОДИМОСТЬ соединяется с природными ВОЗМОЖНОСТЯМИ и именно тогда следует ждать какого-либо, хоть мало-мальски важного результата.

– Но как? Как подключиться к этому источнику?

– Удовольствие, – произнёс дракон всего лишь одно слово, – удовольствие, – повторил он без тени улыбки, и тут же пояснил, – то, что ты наблюдаешь должно тебе нравиться – то, что ты решил изучать должно приносить тебе радость, оно должно доставлять тебе удовольствие.

– Я знал это! – твёрдо произнёс я.

– Каждый знает это, – равнодушно подтвердил Артак, – но далеко не каждый пользуется тем, что знает.

– И если мне нравится математика…

– Тогда, своим удовольствием, как сахар черпают совком, ты будешь черпать энергию для своей игры – своеобразной игры с множеством правил, созданных такими же людьми, которым также, как и тебе, нравится математика. И это игра с абстракциями – то есть, игра, затрагивающая присущий только лишь человеку интеллект, и, значит, в эту игру не в состоянии играть ни один другой биологический вид, – Артак ухмыльнулся, – если ты играешь, если ты игрок, то уже одним своим присутствием ты сам усложняешь эти правила, ты вписываешь в них свою собственную лепту. И для этого тебе насущно необходим интеллект – чисто человеческий интеллект, который ты развиваешь, пользуясь им по назначению. И пока твоих знаний не хватает на то чтобы разглядеть иллюзорность самой науки – ты пытаешься расширить её – ведь того что есть тебе уже мало… И ты продолжаешь числовой ряд, устремляя его в бесконечность, как бы испытывая свой интеллект на прочность, я бы даже сказал – испытывая его на вневременность. И ты делаешь числовой ряд бесконечным, тем самым признавая и принимая бесконечность своего ума и формируя всё новые и новые границы познания, отодвигая при этом границы старые. Они – эти старые границы – перестают быть таковыми, ибо они уже не отделяют в твоём разуме изведанное от неизведанного – ведь ты уже в глубоком тылу, ты пробираешься внутрь, перемещая границу в непознанное… Ты создаешь математику этого выдуманного мира – математику в её чистом виде!

– Я?

– Да. Здесь нет ничего, что не было бы тобой.

– И математика?

– Она лишь твой инструмент и отличается от твоей руки или от твоих пальцев лишь в твоём восприятии. Инструмент всегда остаётся инструментом, вне зависимости от того, причисляешь ты его к своему телу или нет. Это всего лишь инструмент, который с лёгкостью можно заменить чем-то другим, но с точно такими же функциями.

– И меня можно заменить?

– На что? Или на кого ты хочешь заменить себя? – Артак опять рассмеялся, – на что или на кого бы ты себя не менял – ты меняешь себя на себя, ибо, повторюсь – нет ничего вокруг что было бы не тобой.

– А если посмотреть в другом масштабе? – я хитро прищурился.

– Если ты имеешь в виду себя, как инструмент, – дракон прищурился точно так же хитро как и я, – как инструмент, которым пользуется Вселенная для познания самой себя, ибо других инструментов у неё нет и быть не может, то да – тебя с лёгкостью можно заменить.

– На что?

– На что-либо другое или на кого-либо другого, – Артак продолжал смеяться, – что Вселенная с успехом и делает на каждом витке человеческих поколений. На любого другого человека или на любой другой предмет – Вселенной это совершенно безразлично. Но ты сам, пока ты погружен в человеческое тело – ты сам и твой личный мир, твой настоящий мир – он, единый и неделимый – принадлежит только тебе, и вы – одно. И только ты в нём хозяин, а хозяин – уж никак не инструмент. Тогда ты начинаешь искать уже свои инструменты – инструменты хозяина. И эти инструменты ты можешь менять так же легко, как Вселенная меняет инструменты свои – то есть, меняет людей. Тогда и вся окружающая тебя Вселенная становится лишь инструментом, но уже – инструментом познания тебя самого. Вы, вроде как, меняетесь местами. Однако, никакой подмены нет, ты – инструмент мира и мир – инструмент тебя. Вы – едины!

– Хм… – пробормотал я в раздумьях, – а как можно назвать место, в котором мы находимся?

– Пустота, – одним словом ответил дракон.

– Но пустота – это не там где пусто, ведь так?

– Пустота – это там где уже и так полно всего, но эта полнота невидима глазу, она воспринимается человеком как пустое, ничем не заполненное пространство. Однако, в нём, в этом пространстве, уже полным-полно всего чего угодно. В нём есть и всё для всего.

– В пустоте?