– Спасибо, – поблагодарил я, принимая хрустально белую простынь, – спасибо, – подумал я, принимая в дар себя самого.
– Не стоит благодарности, – вежливо ответила Агафья Тихоновна, и передав мне кусок белой ткани, внезапно поклонилась и произнесла:
– Здесь я вынуждена с вами попрощаться, – она улыбнулась искренне, но всего на одно лишь мгновение её чёрные лакированные глаза-бусинки наполнились прозрачной и прямодушной, а значит и неподдельной грустью, – моя миссия выполнена. Мне нечего делать в мире драконов, и я обязательно должна вернуться в мир людей. Я должна вернуться в зеркало…
Агафья Тихоновна перевела взгляд на служившее нам полом мерцающее отполированное зеркало, которое словно подчиняясь её взгляду приобрело свойства густой жидкости, по своей консистенции и цвету чем-то напоминающей ртуть, и махнув на прощанье своим упругим светло-серым хвостом, нырнула в самую глубину этого зеркального океана единого человеческого сознания, слившись с ним в одно целое.
– Прощайте, – донеслось до меня.
В тот же миг светло-серое стало серебряно-зеркальным и мой ответ потонул в тишине…
Я неуверенно продолжал держать в руках свой собственный, полностью готовый к использованию чисто-белый мир, который акула мне вручила мгновенье назад, но взгляд молодого дракона был прикован к тем плотным, движущимся концентрическим кругам на поверхности зеркального пола.
Его взгляд был прикован туда, куда нырнула Агафья Тихоновна – туда, куда ушла его речь, прихватив с собой за компанию и его желание говорить; туда, где тугие круги зеркальной жидкости соединялись в единую точку; туда, где молчание становилось нормой, а норма – необходимостью.
Это был взгляд-прощание, взгляд-благодарность, это был последний взгляд человеческих глаз.
Слова ушли за ненадобностью – ушли, чтобы никогда более не вернуться, ибо в их возвращении уже не было не только смысла, но и нужды.
Ушли так, как могут уйти только близкие, родные и честные – не оставив после себя ничего неисполненного; ушли, соединив самим своим уходом противоположное по смыслу, и на первый взгляд, несоединимое; ушли, показав что не только нужда, но и полная её противоположность – ненадобность, может быть или стать самой что ни на есть насущной необходимостью.
Слова ушли, превратив эту необходимость в фарс.
Ушли, играючи.
Ушли без сожалений.
– Благодарю тебя, – тихо произнёс я, глядя на потревоженную прыжком акулы, и еще не до конца успокоившуюся зеркальную серебряную поверхность, – благодарю.
Только сейчас я обнаружил, что вишу прямо над этой плотной и упругой, как акулий хвост, но всё-таки жидкостью, и что вес моего тела держат на себе два молодых и расправленных драконьих крыла.
– Благодарю тебя, Артак, – я повернулся к дракону, но не увидел его на привычном месте.
– Благо дари… – откуда-то сверху накатила привычная мысленная волна, – благо дари…
И только жёлтый солнечный свет, несмотря на осеннюю пору, по-летнему мощный, напоминал о существовании этой великой силы – силы человеческой мысли.
Но…
Может быть, в яркий жёлтый цвет просто были выкрашены стены подъезда, в котором я находился.
Всё может быть.
КОНЕЦ