– А если он умирает?
– Значит падение было сильным, – равнодушно произнесла Агафья Тихоновна, – но это ничего не меняет в последовательности. Если поменять слово «падает» на «умирает», то придётся заменить «поднимается» на «рождается», вот и вся разница.
27
– Дракон или любое иное животное воплощение – неважно. Это всего лишь животный тотем… Так вот – дракон, являясь твоей следующей, после философа ступенью, получает в дар возможность того, о чём мечтал этот самый философ. А мечты философов редко отличаются друг от друга. Как правило, это и есть крылья, и иногда – уединение, которого можно достигнуть, опёршись на это крыло. Ибо небо – такое место где живет только бог. А бог един.
Я молча кивнул.
– Что немаловажно, – Артак продолжал объяснять, – эти дары приходят незаметно для их будущего хозяина, но он неизбежно замечает перемены, которые как долгожданный гость, стучатся изнутри его естества. И перемены эти, как маяки, появляются всегда вовремя и обязательно – всегда вблизи суши, к которой он так стремится. Вблизи того места, где можно стоять, твёрдо опёршись на собственные ноги. И именно поэтому, если у тебя пока ещё чего-то нету – не особо переживай – просто-напросто оно тебе ещё не нужно… – Артак усмехнулся в который раз.
– Или я пока ещё далёк от суши, – добавил я усмехнувшись.
– Или ты пока ещё далёк от суши, – рассмеялся Артак, – но именно для этого тебе и предоставлена ВОЗМОЖНОСТЬ использовать крыло дракона. Твоя НЕОБХОДИМОСТЬ в крыльях доказана и поэтому подлежит немедленному исполнению.
– Доказана кем и кому?
– Прежде всего доказана самому себе. Доказана и принята как данность.
– Кем?
– Самим собой, – Артак засмеялся, – неужели ты думаешь что в целом мире есть кто-то еще, требующий от тебя отчёта? Только ты сам, везде только ты сам.
– Я сам… – эхом повторил я.
– Так и выходит что именно необходимости диктовали, диктуют и будет диктовать миру свои условия. Даже не условия, но требования, – Артак на мгновение задумался, – да, требования – это правильное слово. И природа беспрекословно исполнит любое такое требование, а единственным условием исполнения будет существование насущной необходимости – не твоей личной, но природной, общей. По достижению тобой определенного уровня, одним из таких природных требований было предоставление тебе надёжного драконьего крыла – то есть, той плоскости, на которую можно опереться, находясь не только на суше – той плоскости, на которую ведут тебя твои собственноручно зажженные маяки, – дракон оглянулся и посмотрел мне прямо в глаза, потом перевёл взгляд на лоб и сосредоточился на его середине, – а маяки – это всего лишь перемены в твоём мышлении. Так вот – крыло – словно часть суши, способная держать тебя высоко над толпой.
– Над толпой?
– Да, – Артак кивнул, – именно над толпой.
– Но что ты имеешь в виду?
– Суша способна дать опору твоим ногам, и это будут только твои ноги, и ничьи другие, – Артак продолжал улыбаться, – но драконье крыло способно предоставить опору тысячам ног.
– Но разве у них нет своей суши?
– Есть, конечно же, есть… Чужой опоры требует лишь тот, чья собственная суша пока ещё за горизонтом. Чьи маяки ещё скрыты туманом и чей ветер, способный разогнать этот туман, пока ещё мается внутри их тел. Кто знает, – добавил Артак после небольшой паузы, – возможно, один взмах твоего крыла сдует и это марево.
– Разве это возможно?
– Нет, – внезапно произнес Артак, – это невозможно, – он очень внимательно посмотрел на меня и добавил:
– Только их собственный ветер способен разогнать их собственный туман.
– Тогда мое крыло бессильно? – я немного напряг спинные мускулы и, как мне показалось, ощутил всю полноту той нечеловеческой власти, которую мог предоставить свободному уму такой же свободный полёт.
– И снова нет, – дракон отрицательно покачал головой, – твоё крыло способно увлечь за собой. Оно способно показать дорогу. И если, пока ещё не к монолитной суше, то, хотя бы, к своим собственным маякам.
– Но для того чтобы увлечь за собой необходимо ясно видеть моё крыло, не так ли? Или видеть те преимущества, которые оно даёт своему владельцу, – я хитро прищурился, глядя на довольную морду Артака.
– Именно поэтому это крыло, а не ноги. Ведь только находясь над толпой ты получаешь способность стать видимым для неё. И тогда эта твоя способность становится возможностью для всей толпы… Ну или для кого-то конкретного из толпы… И уж потом она переходит в новое качество – она становится НЕОБХОДИМОСТЬЮ для природы. А эти необходимости воплощаются безоговорочно.
– Без исключений?
– Без исключений.
– Значит, созерцая вознесшегося Будду каждый человек тоже немного возносится?
– Именно так, – Артак кивнул утвердительно, – только если он не будет думать о вознесении.
– О чём же ему думать?
– О том, как бы не споткнуться в пути, ведь камней на любой дороге достаточно для множества ног, – засмеялся Артак, – и для того, чтобы удержаться на своих ногах, прежде всего необходимо смотреть под эти самые ноги, а не пялиться в далекую даль… Смотреть прямо под свои ноги – то есть, в том направлении, которое видно прямо сейчас, в уже существующем направлении своего движения.
– Я понимаю…
– Те же необходимости указывают человеку о чём должно мечтать и куда нужно стремиться, – добавил Артак после паузы, – и это что-то гораздо ближе, чем кажется с первого, не очень внимательного взгляда. Всё, что для этого требуется – лишь пробудиться от сна и начать движение, продолжая внимательно смотреть себе под ноги.
– Да уж… – я кивнул головой в знак согласия.
– Пробуждение никогда не совпадает с представлениями о нём, – медленно произнёс Артак, – оно подобно воспоминанию себя, как того, кто видит сон, а не как того, кто во сне что-то делает. Оно подобно воспоминанию того, кто существовал и будет существовать всегда. Существовал посреди всех явлений и за их пределами. Являлся одновременно и центром мироздания и его самой далекой окраиной…
Я осторожно расправил два огромных крыла за спиной и вдруг почувствовал нечто такое, чего никогда не ощущал ранее.
Я почувствовал то, что ощущает птенец перед своим первым полётом – страх, смешанный с любопытством… И ещё одно острое чувство – сильное, как никогда – чувство того, что я обязательно сделаю ЭТО. Обязательно, хотя сам для себя я всё ещё ничего не решил.
И уже это новое чувство диктовало мне все мои действия – я уже точно знал, что мне придётся их выполнить, даже если эти действия будут губительны для моего тела.
Точно так же любой действительно решившийся самоубийца знает – он без сомнения прыгнет – знает даже в то время, когда он всё ещё стоит и раздумывает.
И даже продолжая раздумывать – он уже точно знает что скоро сделает свой последний человеческий шаг.
– Вы почувствовали? – Артак засмеялся и тоже расправил свои крылья, – почувствовали, – сам себе ответил он и, словно стрела из натянутой тетивы, взмыл вверх. Стоило ли говорить, что при этом Артак смеялся, запрокинув голову и глядя прямо на ослепляющий свет.
– Ты начал свою игру, ты создал свой мир, и конечно же, тебе необходимы крылья – прежде всего они необходимы тебе, а не кому-нибудь другому, – уже сверху прокричал он мне и стремительно, я бы даже сказал – внезапно, приземлился рядом со мной.
– Чтобы облетать мой мир время от времени? – я протянул свою лапу Артаку – лапу молодого дракона…
Я потрогал его крыло. Оно было тёплое и шершавое на ощупь, тогда как мои крылья отсвечивали розовым, наверное, как у всякого молодого, ещё неоперившегося птенца.
– Чтоб вознестись над своей игрой, – серьёзно ответил Артак, – чтобы не стать наркоманом, чтобы не стать зависимым. И уже там, с высоты, ты будешь в состоянии увидеть всё существующее сразу. Возможно, тебе удастся рассмотреть даже эти невидимые и неуловимые человеческому глазу необходимости, которые правят человеческим миром – невидимые даже для твоего нового, драконьего зрения, но очень даже видимые для драконьего ума.
– Увидеть всё существующее и во все времена?
– Да. Всё. Во все времена, – легко согласился дракон, и немного подвинулся, давая дорогу Агафье Тихоновне.
Акула приблизилась почти вплотную ко мне и протянула мне мой собственный – молодой и белоснежный мир, аккуратно его перед этим сложив.