Мост Серафина. Хроники отвергнутых территорий

И мы стали смотреть как завороженные муравьи на исполинскую башню, невероятную колонну, которая поднималась на высоко над окрестностями у нас под ног. Из этой башни в облака поднимались струны, сияющие темным блеском, вокруг них путались облака, она отбрасывала тень в глубине неба, на белоснежные склоны, а в самой седцевине облаков медленно, ритмично мерцали огоньки грузовых платформ, плывущих по этим струнам вверх и вниз.

– Чья кровь?

– Не знаю…

Охра обернулась, в «резерфорде» Пенумбра стонал и шатал дверь.

– Что с ним? – спросил я не оборачиваясь.

– Прострелил себе пятку, кажеться…

– Надо его перемотать. Возьми мою аптечку.

Охра ушла, а я послеповато щурясь, вспоминал все что знал про Лифты Коалиции. Струны, уходящие в небо кончаются там так далеко…

– Чтоб ты сдохла, брухос! – глухо крикнул Пенумбра.

Простреленный ботинок валялся рядом, Охра, держа простреленную ногу на коленях, смотрела на просвет в дыру, и обтирала кровь тампоном.

– Господи, какие у тебя грязные ноги.

– Все расскажу Монку, тварь!

– Это йод?

– Да, сказал я.– Не лей в рану, обрабатывай вокруг.

– Аа-а-а-а-а-а-а!

– Нечаянно попало. Да заткнись!

– Сюда кто-то едет, – сообщил я, и сел на переднее сиденье.

Две машины с мигалками остановились невдалеке от нас, они вышли и пошли цепью к нам. Я увидел нашивки Охраны лифта.

Монк подобрал простреленный ботинок, брезгливо, двумя пальцами, осмотрел его и вышвырнул в пропасть.

– Хорошая работа, – сказал он, глядя на Лифт.

– Ты в самом деле хотел повредить лифту таким количеством взрывчатки? – спросил я, протирая очки. Пенумбру вытащили из машины и унесли. Он лежал на носилках, молча и торжественно, выставив перебинтованную ногу.

– Как дела, bebita? – весело спросил Монк.

Охра смотрела на него, не отводя взглядя.

– Идите оба сюда, – сообщил он, вытаскивая из кармана наручники.– Идите – идите.

Меня и Охру он сковал одними наручниками.

– Классная работа, – сказал он Охре.– То что надо. Теперь все пойдет как по маслу. Ты чего там ищещь?

Охра возилась свободной рукой с кучей тряпья на сиденье, сокрушенно бормотала и ковырялась.

– Ага, вот он..– удовлетворенно сказала она, вытащила и взвела курок.– UNA VEZ (короче говоря), братец! У него очень чуткий хвостик, вот этот, и пуля как орех! Видишь мое ухо? Я уже схлопотала, и как он стреляет, я знаю. Стреляет он будь здоров, так что встань туда, на самый краешек и стой…

Монкада смотрел не отрывась, на алый от старости ствол, упиравшийся ему в живот. Поднял глаза, хотел что-то сказать, но Охра его резко прервала:

– Иди! Я попаду даже с закрытыми глазами. Синто, придеться тебе за руль.

Она подергала наручники.

Монкада стоял, внимательно разглядывая нас. И, наконец, сказал:

– Ты в самом деле решила, что с ним уедешь?

– Я в самом деле решила тебя застрелить, осла, если ты хоть слово скажешь еще.

– Да куда вы собрались?

– Я потом тебе скажу, ладно? Крикни Рафе, чтоб побросали perforado подальше. Монки, я так устала, так устала… у меня сил не на что нет! Я просто вас всех перестреляю, как собак, и будь что будет… Там, в нем до черта орешков, в этом pistole. И дай нам проехать, не путайся под ногами.

Мы чудесным образом завелись и поехали, дребезжа и поскрипывая гнутыми бамперами мимо охраны, Охра держала револьвер у меня на плече, Рафа поднял руку и покрутил пальцем у виска.

Я видел, как лениво они стояли, улыбались Охре, и никакой агрессии никто не проявлял. Впечатление было такое, что никому, кроме Монкады эти трагедии и погони, были неинтересны.

– Рафик, сам такой! – смеясь, крикнула в ответ Охра. Иди шефа спасай, а то он высоты боиться!

Мы выбрались на дорогу.

– Газуй! Переедем через дорогу, там есть дорожка.

Пока мы ехали, Охра вытащила из волос заколку, зубами выломала из нее стальное перо, ловко сняла с нас наручники и швырнула их на заднее сиденье.

– Смотри, – сказала Охра. Вот это поле, которое выходит на Круг Волопаса. Держись края посадки, мы проедем. Нам надо быстрей, скоро будет вспышка. Километра полтора и мы на месте. Как рука болит от этих наручников!

– Где ствол?

– На заднем.

– Обьснить ничего не хочешь мне с этим взрывом?

– Ты ничего бы не смог поменять, и скорее всего, отказался бы ехать, можно понять. И мы вообще ничего не смогли бы сделать.

– А что мы сделали?!

– Как что?… Ты… ты бухла купил! – и она захохотала как бешеная, просто завизжала от смеха, колотя ногами по полу и заваливаясь набок. Я неожиданно тоже начал смеятся до слез, до икоты, машина заглохла и встал наискось на пустынной дороге. Это был нехороший смех, мы задыхались и повизгивали как поросята. Я вытирал глаза, задрав очки на лоб, а она уже плакала, спрятав лицо в коленях. Я обнял ее и сказал.

– Успокойся! – она выла себе в колени, не останавливаясь. Успокойся, а то по роже получишь, истеричка!