Последняя шутка Наполеона

– А когда полиция в этом деле кому-нибудь помешала?

Серёжа лишь усмехнулся, из чего следовало, что он – человек неглупый. Бросив на него любопытный взгляд, Рита обратила внимание на глаза. Они были маловыразительны и бесцветны. Но для того, чтобы оторвать от них взгляд, потребовалось усилие. Вряд ли Ирка успела это заметить.

Сменив бордовый пиджак, испачканный тортом, на голубой, Рита извлекла из шкафа бутылку виски и налила себе рюмочку. Запила она соком, после чего с досадой ударила себя по лбу.

– Дура! Что я наделала? Как я сяду теперь за руль?

– Да никак не сядешь, – сказал Серёжа, – мы отвезём тебя в Следственный комитет. Как его фамилия, я забыл?

– Кого?

– Следователя.

– Храпов.

Серёжа молча кивнул. Осталось неясным, зачем он задал этот вопрос и что ему дал ответ. Рита ещё раз его оглядела, теперь уже с головы до ног. Сделала второе открытие: пальцы правой руки были окровавлены.

– Ирка, Ирка, смотри! Он в кровь разбил руку!

Ирка разойкалась, начала искать перекись.

– Удар в зубы очень тяжёл для того, кто его наносит, – пояснил член правления одного из крупнейших банков страны, прикладывая к пальцам платок, – я и не почувствовал сгоряча!

– Ты меня в гроб вгонишь! – стонала Ирка из комнаты. Прибежав с пузырьком и ватой, она старательно обработала повреждённые пальцы. Хотела перевязать, но сын генерала решительно воспротивился. Стоя за спиной Ирки во время её кудахтанья, Рита всё продолжала глядеть на её приятеля. К любопытству прибавилось вдруг ещё одно чувство. Ей до смерти захотелось, чтобы и он – этот мягкий и в то же время безжалостный, флегматичный и в то же время смотрящий на Ирку с нежностью молодой человек также захотел узнать о ней всё.

Тем временем, обработка ссадин была окончена, и причин задерживаться в квартире никто не видел. Вышли на улицу. Двух приятнейших собеседников Риты уж след простыл, как и всех свидетелей драки. Исчезли даже собачницы. На асфальте чернела целая лужа крови.

– Лихо ты их, – заметила Рита, идя за парочкой к «Гелендвагену», – ты, наверное, мастер спорта?

– Разрядник он, – с игривым пренебрежением протянула Ирка, – первый разряд по самбо! По боевому. Однако, против меня – щенок!

С этими словами студентка консерватории ущипнула своего друга за ягодицу, как Женьку давеча. Но с Серёжей у неё вышло все не так гладко. Он тут же её схватил, взвалил на плечо и звонко отхлопал по обитательнице изящных кружевных трусиков, задрав юбку. Хорошо, трусики не спустил. Ирка хохотала и вырывалась. Она была усажена в «Гелендваген» спереди. Сев за нею, Рита почувствовала, что и для её собственных филейных частей это сумасшедшее утро не прошло даром. Они довольно сильно болели. Ещё бы – так приложиться к асфальту!

– Можно курить у тебя в машине? – спросила Рита, когда Серёжа завёл мотор.

– Пожалуйста, покури около неё, а потом поедем, – предложил сын высокопоставленного лица, – следователь Храпов нас подождёт.

Стоя с сигаретой у фонаря, Рита видела, что Серёжа говорит с кем-то по телефону. Потом он начал говорить с Иркой. Точнее, слушать её. Она энергично взмахивала рукой, о чём-то ему рассказывая. Отдельные гласные долетали. Вдруг донеслась и пара согласных, составивших вместе с гласными слово «Женька». Садясь в машину, Рита услышала, как Серёжа сказал:

– Да рано её лечить! Это никакой не алкоголизм. Она перебесится.

– Ты считаешь? – спросила Ирка.

– Дураку ясно. Я в её возрасте водку хлестал стаканами, чтобы показать, какой я крутой.

– Серёжа, ты – мальчик! И пьёт она исключительно для того, чтобы ловить кайф.

– Насколько я понял из твоих слов, она – ещё более жёсткий мальчик, чем я. А кайф её – в том, чтобы ты орала.

– Серёжа прав, – вымолвила Рита, пристёгиваясь, – поехали.

«Гелендваген» взял с места так, что шейные позвонки у Риты остались целы только благодаря подголовнику. Тем не менее, Ирка была весьма недовольна.

– Больше за мной на этом ужасном тракторе приезжать не смей, – пискнула она, когда её друг вывел внедорожник на Вешняковскую, – приезжай, пожалуйста, только на «Ламборджини»!

– Но «Гелендваген» выше, притом гораздо. Разве тебе не приятно смотреть на всех свысока?

– Нисколько, – сказала Ирка, – я не тщеславна. Так что ты думаешь про Артёма?

– Пока ещё ничего. Я с ним незнаком. Познакомь – скажу, что я думаю.

– Так и с Женькой ты незнаком!

– Но ты с ней знакома, насколько я понимаю. А её друга видела только издалека. Давайте все встретимся вчетвером и будем потом друг другу рассказывать, что мы думаем друг о друге.

Ирка с неудовольствием цокнула языком. Машин было много, но «Гелендваген» двигался очень быстро – то подрезая, то вылетая на встречную, то проскакивая на жёлтый свет. Въезжая на Вешняковскую эстакаду, Серёжа вдруг обратился к своей второй пассажирке с просьбою почитать стихи.

– Какие? – спросила Рита, оторванная от грустных мыслей.

– Свои.

– Но я не люблю свои читать вслух! Лучше уж Цветаеву почитаю. Или Ахматову.

– Ты, моя дорогая, делай, что говорю! Должен же я знать, чего от тебя хотят.

Крайне удивлённая тоном последних фраз, а ещё сильнее – их содержанием, Рита продекламировала три злобных стихотворения, сочинённых в августе.

– Экстремизм, – заметил Серёжа, сворачивая на Шоссе Энтузиастов, – ты разместила их в интернете?

– Да.

– Удали.

– Не смей! – заорала Ирка, – какой к чертям экстремизм? Вы что там, с ума посходили все? Кто сказал, что автор в художественном произведении выражает свою позицию? Это может быть так, а может быть и не так! И установить невозможно. Стихотворение – не статья в газете.

– Вы, барышня, чушь изволите городить, – возразил Серёжа, – согласен, это невероятно подлый приём – выдавать позицию героя за позицию автора, но ещё более мерзкий приём – прячась за спиной своего героя, тенденциозничать.

– Но судить за это нельзя!

– Полностью согласен. Однако, и не судить за это нельзя. Классное занятие, чёрт возьми – бросаться камнями в стеклянном доме, крича, что это – свобода самореализации и полёт творческой фантазии! Да, пусть все будут погребены под осколками, но услышат то, что я называю истиной, потому что если камнями-то не бросаться, кто обратит на меня внимание? Кто прислушается ко мне?

– Зачем же вы выстроили стеклянный дом, идиоты? – спросила Рита, – не для того ли, чтобы совать свой нос в чужие дела?

– Очень остроумно! Конечно же, для того, чтоб вы – гениальные, искромётные, жаждущие свободы, его разрушили и построили свой, железобетонный! Он, безусловно, будет и крепче, и комфортабельнее. Но в нём, моя дорогая, камешками бросаться будет бессмысленно. В нём никто тебя не заметит и не захочет к тебе прислушаться, даже если твои стихи будут ещё лучше, ещё сильнее. С тем, что они и сейчас прекрасны, не спорю.

– Если я правильно понимаю, ты признаёшь, что закон, по которому её могут привлечь – дурацкий закон? – не отстала Ирка.

– Не безупречный.