Поезд. Бремя танцора

– Ты хоть закусывала бы, девочка, я тебя понимаю, конечно…

Лариса кивнула, взяла яблоко и пошла к стене, где были диваны. Ей показалось, что вокруг неё плотность воздуха увеличилась, и сквозь эту оболочку (мембрану, усмехнулась она) перестали проникать окружающие звуки. Люди вокруг перемещались в хаотичном порядке, она слышала голоса, различала фигуры, но, как будто просеивая ощущения сквозь плотное сито воздуха. Водка начала разливаться по телу, и оболочка начала становиться тоньше. Странно, должно быть наоборот.

К ней подсели и начали разговор, кажется, кто-то из артистов, девчонки. Они поглаживали её по руке, как бы успокаивая; потом она поняла, что плачет, и становится легче, почему же она раньше не могла плакать, ни на похоронах, ни потом, воздух снова стало обычным, и она уже отвечала на вопросы, и ей не было больно на них отвечать, наоборот, хотелось и хотелось говорить.

О том, что тело долго не выдавали в морге. Какой-то тупой анатом с жирными лоснящимися глазками все не мог поставить причину смерти, они сидели в коридоре морга с Колей и родителями, она даже плакать не могла, потому что плакали все остальные. Потом им выдали тело в полиэтиленовом пакете, она глянула мельком и увидела чёрное пятно на левом виске. Такое огромное чёрное пятно, что его невыносимо было разглядывать. Потом какая-то чуть ли не уборщица вынесла заключение о смерти, и они с изумлением прочитали, что причина смерти не выяснена, и внизу мелким шрифтом – «признаков насильственной смерти не обнаружено». Ларисе хотелось крикнуть: «А это что?», но кричать было некому.

Так она сидела и рассказывала кому-то, пару раз подходил Женя, приносил водки, участливо брал её за руку. А что в прокуратуре говорят, а какие версии, интересовался он, но Лариса почти ничего не знала. Какая-то пьяная компания, с которой он ездил покататься, какая-то свидетельница, но её сшибла машина, и теперь она в больнице. Вот видишь, говорил Женя, пытаясь поймать её беспокойные руки, значит, здесь всё не так чисто, как может показаться на первый взгляд. Они якобы с Лео поехали покататься, потом остановились у пруда, шашлычок, пиво, все, как положено, а потом эту девчонку сшибли машиной. И вообще, как такое могло случиться – компания, ведь ты же помнишь… Понимаю, понимаю, все успокаивал её Женя, оглядываясь, не прислушивается ли кто к их разговору, и от этого становилось легче. Банкет двигался к завершению, и она была уже достаточно пьяна, чтобы встряхнуться и поехать домой самостоятельно. Женя галантно посадил её на проезжающую машину и обещал позвонить.

6.

Павел Петрович решил задержаться до вечера. Последнюю неделю он напряжённо решал для себя, стоит ли оставлять этих трубадуров, как он мысленно их называл, или все-таки указать им на дверь. В конце концов, он ничем не рискует, если заставит их поискать новое место для своих репетиций. Не велики таланты, к тому же у них не стало самого главного защитника – Баскаева. Он в свое время изрядно потрепал ему нервишки.

Павел Петрович был человеком от искусства весьма далеким. В подведомственном ему доме культуры он поддерживал культуру как мог. Дискотеки – это ему было понятно, нужно куда-то молодежи энергию девать. К тому же это выгодно, хоть какие-то деньги на ремонт и прочие расходы. А вот что делать с этими спектаклями, на которые ходят, как ему представлялось, только потому, что они были всегда бесплатными – этого он пока не понимал. Павла Петровича более всего заботило внутреннее спокойствие, и он взвешивал все «за» и «против». А вдруг они достанут все свои дипломы непонятных фестивалей, обвинят его во всех грехах. С другой стороны, Лариса эта, совсем ещё, по его понятиям, пионерка, а уже напирает, что ей нужно хоть как-то оформиться, а ставка руководителя коллектива у него на вес золота. Поэтому он придумал компромиссный вариант.

На репетиции были только шесть человек. Павел Петрович, маленький лысоватый колобок, вкатился в зал и торопливо поднялся на сцену.

– Ну-с, дорогие мои, добрый вечер! У меня есть к вам сообщение, весьма приятное, я бы сказал. Ларисочка, подойди сюда. Завтра оформляем тебя на пол-ставочки, по контракту, на два месяца. Коленька, ты не дуйся, дружочек. У Ларисочки диплом, культурная она у нас, а ты уж, извини. Я понимаю, что ты давно тут. Но меня тоже пойми. Вдруг кто в личных делах начнёт копаться, сейчас с этим строго, культура – и образование должно быть культурное…

Лариса не ожидала, что так всё повернется. Она несколько недель пыталась выловить Павла Петровича в коридорах, просила, потом требовала разговора о судьбе коллектива, и вдруг так просто всё решается. Хотя что-то ей подсказывало, что все не так просто. Коля смотрел на неё с обидой. Ну, ничего, я с тобой ещё поговорю, в конце концов, ей не хотелось его терять.

Последний спектакль, до конца ей непонятный, назывался «Золото Колаксая». Она немного отвлеклась на застрявшую как заноза мысль, почему Лео был так привязан к Коле. Ведь Коля был такой нервный, на её взгляд, человек, и она прямо чувствовала, какая волна неприятия исходит от него. А Лео его любил и даже не обращал внимания на его выходки. Коля молчал, почему-то вцепившись в пыльный занавес, переваривая информацию.

– И ещё, – многозначительно добавил Павел Петрович. – И ещё я хотел вам сообщить не слишком приятную новость. Скоро начнётся учебный год, студенты вернутся с каникул, в общем, нам нужно подготовиться. Сами понимаете, должно быть всё чистенько…

– Говорите яснее! – выкрикнул Коля из угла сцены.

– А если яснее, – ещё более жёстким тоном ответил Павел Петрович, – то нужен ремонт. И на это время у меня нет помещения для ваших занятий.

– И что же нам делать? – спросила Лариса.

– Что-то… Есть вариант. Пристройчик помните? Вот там предлагаю

– Но там невозможно, там пол – необструганные доски! Там вообще сарай! Там места нет, – заговорили все разом.

– Ну, хозяин барин. Сейчас вы тоже тут почти в темноте занимаетесь, и ничего, что делать, войдите и в мое положение, или вам сразу балетный класс нужен? Ищите тогда другое помещение, я ведь не настаиваю…

– Сколько времени необходимо на ремонт? – пыталась перекричать всех Лариса.

– Месячишко, думаю… Да не кричите вы так! В конце концов, никто не обязан создавать вам тут условия. Вот оценили бы мою доброту – нет, сразу в крик. Давайте подумайте. Что вам дороже, искусство или амбиции, оформляйтесь, ключи на вахте берите, субботничек устройте, приберитесь там…

Павел Петрович спустился по сцене и покатился в сторону выхода. Потом обернулся и со словами «эта культура давно уже висит у меня на шее» и вышел в холл.

7.

Следователь Корсуков был назначен на дело убийства Баскаева неделю назад. Перед ним дело вела молоденькая практикантка, и вообще по коридорам курсировали слухи, что дело не стоит и выеденного яйца, вроде как все понятно. Единственно непонятное заключалась в том, почему компания, с которой катался Баскаев, не заявила о его пропаже сразу. Только через неделю, когда выловили труп в грязноватой воде начинающего зеленеть пруда, задним числом приложили свидетельские показания.

Из показаний следовало, что Баскаев был лучшим другом свидетеля Жоры, Жора был за рулем, увидел стоящего на остановке Баскаева, предложил выпить в приличной компании, они мило посидели на берегу пруда, затем Жора подбросил Баскаева до «красного барака», как они называли здание местной администрации.

Интересно, почему эти милые и чистые парни не написали свои признания сразу? Один из них до сих пор не найден. Это Корсукову не нравилось. Но делать было нечего, его буквально в экстренном порядке перебросили с другого расследования, под видом того, что многие в отпуске, а практикантка что-то «не тянет». Надо бы это дельце ещё раз провентилировать, как выразился его начальник и многозначительно посмотрел в глаза. Корсукову было непонятно, в каком «разрезе» нужно решить дело, но он был не столь искушен в подобного рода «заданиях» , что уточняющих вопросов задавать не стал.

Рафик зашел в кабинет и увидел сидящего за столом необычно серьезного лейтенанта. Что-то в нем располагало с первого взгляда. Короткие, зачесанные назад волосы, чистый лоб с едва заметной морщиной озабоченности, серые, думающие глаза. Может, с этим повезет, подумал Рафик, присаживаясь на предложенный стул.

– Мне очень неудобно просить Вас рассказывать всё снова, но я человек в этом деле новый, мне показалось, что чёткой картины не складывается. Дело заведено уголовное, убийство, в то же время каких-либо улик нет, свидетельские показания путанные, в общем, я прошу Вас ещё раз все вспомнить и рассказать мне.

«Те же яйца, только вид сбоку», – разочарованно подумал Рафик, прикрывая глаза, чтобы уравновеситься, и начал по которому кругу рассказывать историю последней встречи с Лёней.

– А какие у него были планы, он с Вами делился?

– Конечно. Видите ли, Лёня был с точки зрения современного общества не коммерческий человек. Ему многое было интересно, иногда получалось и деньги зарабатывать. В последний день я уговорил готовить «батареек».

– Не понял?

– Ну, девочек таких, на дискотеках. Заводят толпу, чтобы другие развеселились. У нас есть такие школы, но Лёня, поймите, он был особо одарённый человек. Грубо говоря, бревно мог заставить двигаться. К тому же, это деньги. Есть спрос. Он уже готовил несколько групп раньше, но потом бросал. Знаете, как бывает у творческих людей – раз, и пришла в голову какая-то совершенно другая, замечательная мысль. Всё, что к ней не относится и мешает, отбрасывается. Но новизна здесь заключалась в том, что театр, не знаю, говорил ли Вам кто-нибудь о нём, «Мембрана» называется, это основное и любимое детище его… В общем, он что-то задумывал, ему нужно было много людей. Девочки эти дискотечные могли бы заодно послужить материалом. Хотя, конечно, это грубо, но тоже – своего рода кастинг, приятное с полезным. Видите ли, у него были какие-то замыслы по созданию детской школы-студии пластической поэзии. Я не совсем понял, что это такое, но «батарейки» – это был вполне конкретный проект. Собственно, я ему помогал восстановить связи, найти заказчиков.

– А Вы не допускаете мысли, что это было самоубийство?

– Знаете, весьма экстравагантный способ свести с жизнью счёты, вы не полагаете? – с легким сарказмом ответил Рафик.

– Почему он поехал с Вами до остановки?

– Хотел зайти к одноклассникам.

– А Вы, почему не присоединились? Вы ведь в одной школе учились? Кстати, к кому он мог зайти?

– Во-первых, мне с утра нужно было уезжать в другой город. Во-вторых, мы действительно учились в одной школе, но меня ни маши ивановы, ни вани сидоровы практически не интересуют. Я общался только с Лёней. Дело даже не в том, что я стал каким-то «крутым» и бывших одноклассников в упор не замечаю. Разные интересы.

– Но Баскаев был тоже не вашего круга, если уж на то пошло. Насколько я понимаю, он не ездил на модные курорты, не «тусовался» по казино и боулинг-клубам, и вообще не имел даже собственной квартиры.

– И что Вы хотите этим всем сказать? – неприязненно посмотрел на следователя Рафик.

– Вы не волнуйтесь, я просто пытаюсь понять, что вас связывало.

– Зачем?

– Никто не сомневается в Ваших показаниях. Но непонятно, почему Баскаев, желая зайти к одноклассникам, вдруг садится в машину к малознакомым людям.

– На самом деле этот поселок – маленький и отдалённый, практически деревня. И там почти все друг друга знают. Так что утверждать, что они мало знакомы, я бы не стал.

– Хорошо. Так каковы, на Ваш взгляд, мотивы этой последней поездки?

– А каковы версии самих участников?

– Подъехали, предложили прокатиться до пруда, поесть шашлыков. Кстати, Баскаев не злоупотреблял алкоголем?

– Последнее время – нет. Бывали периоды. Что касается последней встречи, он был практически трезв, я был за рулем, выпил только бутылку пива, но сейчас это не запрещено, после пары часов вполне можно водить машину. Лёня выпил пару бутылок, он больше говорил, чем пил. У него был день, когда он очень много хотел сказать людям. А вскрытие что показало?

У меня такое впечатление, что это Вы ведёте допрос. Алкоголя в крови мало.