Не надо дразнить голодного вампира

Средний брат подытожил:

– Я слышал от друга, что несчастная любовь – это конфронтация с собой, с Богом и людьми. Это чувство может привести к сбою в здоровье…И тот же друг-вампир лечился у недавно появившейся в столице ведьмы Октавии, она полукровка с дроу, с их же территорий.

– Друг вылечился полностью?– с интересом переспросил Барт,– А то наши ведьмы из гарема ещё чего доброго приворожат…

– Полетели к другу, он укажет место,– закивал наследный принц.

Он открыл окно в коридоре и братья вылетели из дома минотавров.

Вампир Кеннет Тзимиски с белой ослепительной кожей за день менял форму тела несколько раз, превращаясь то в зверя, то в невидаль, то в жуткого монстра, когда в его затемнённую комнату влетел друг Митчелл с братьями, испуганно забился в угол, боясь лучей солнца (клан Тзимиски совсем не выносит свет). Но город погрузился в сумерки, этому боящемуся дневного света вампиру ничего не угрожало.

Митч оглядел ряд бутылок из под горячительных напитков, и, со знанием дела, спросил:

– Сколько раз ты менял сегодня конфигурацию контуров тела?

– Сбился со счёта…– хозяин дома понуро подтвердил опасения друга, вставая.

– Кеннет, ты хочешь в объятия безумия? Ты не метаморф, вампиры твоего рода часто сходят с ума от чрезмерного злоупотребления способностью менять свою фигуру на любое существо.

На кровати Тзимиски заворочалась невменяемо пьяная нагайна, которая тоже, то была в виде человека, то в облике здоровенной змеи. С её губ капал яд, прожигая постельное бельё.

Наследный принц спросил у среднего брата:

– А где служит твой друг?

Отводя глаза, Митч признавался:

– Заседает в кабинете министров…

Нэррин возмутился:

– Не, ну кто у меня при дворе? С кем я работаю?! Сплошные пьяницы и извращенцы! А также провокаторы-ренегаты, как Фибиана Лоутон, осведомители эльфов.

Барт при упоминании своей возлюблённой вздрогнул.

Митчелл перешёл к делу, морщась от боли в плече:

– Нам нужен адрес ведьмы Октавии. И, да, она лечит от ожога серебром?

Кеннет охотно назвал искомое место и согласился проводить.

В комнату ведьмы двери отворились сами. Колдунья сидела за столом с полным ведьминским антуражем: карты, хрустальные шары, свечи, минзурки с непонятным зельем, кинжал. На её тёмном лице ярко накрашены чёрно-бардовой помадой губы, подведены чернотой глаза, брови прорисованы чёткой линией. Чёрные, блестящие локоны кудрей увивают тело до пояса.

Митчелл показал ведьме-дроу рану. Та, молча встав, взяла один из пузырьков, в котором клубилась тьма вместо пара, и вылила несколько капель на ожог.

– Шрам несколько дней всё же будет мозолить глаза,– предупредила Октавия.

Нэррин изложил суть дела на счёт младшего брата. Ведьма назвала цену. Деньги в виде золотых монет легли ей на стол. Она кивнула и протянула пузырёк с зелёной жидкостью Бартоломью. Тот, не задумываясь, выпил. И всех братьев насторожил победный взгляд ведьмы, они ещё не знали, что вместо остудного средства колдунья подсунула приворотное зелье.

Октавия осуществила призыв ночью. И вампир Бартоломью Ферфакс влетел в её окно. Перепончатые крылья не убирал, недоумённо уставился на женщину, сидящую за столом.

Зло спросил:

– Что за фокусы, ведьма?

– Смени интонацию, тёмный.

Она встала, чтобы сесть на стол перед принцем, расставила ноги. Убрала ткань с разреза платья, оголяя голые стратегические места. Красные глаза вампира подёрнулись чёрнотой вожделения. Его крылья втянулись за лопатки. Он порвал на себе верхнюю одежду. Октавия вытащила груди из большого декольте платья и улыбнулась призывно. Барт прижался к женщине. Та поелозила сосками по его груди. Парень напрягся и его член возжелал ту, что опоила зельем. Ведьма наклонилась и стала раздражать головку его органа пышными ресницами, хлопая веками, затем пустила в ход краешки волос. Вампир застонал от умелой, эксклюзивной ласки. Он оказался в плену плотских желаний.

А сверху на его голову ведьма посыпала дурманящего порошка и проговорила:

– Забвение на ту, которую ты любишь. Только к Октавии твои ноги будут идти, а крылья лететь.

А затем её плоть жадно поглотила чужую плоть. Бартоломью вбивался в неё остервенело, нисколько не заботясь: хорошо ли женщине, но та была не против такого темпа – стонала и визжала.

Император Альфред Ферфакс Равна в предрассветный час вошёл в комнату среднего сына. Митчелл с распущенными волосами сидел у окна на стуле и теребил свежий шрам на плече.

Властелин земель опешил и прогрохотал:

– Кто посмел?!! У кого поднялась рука нанести моему отпрыску рану?!

– Папа, – улыбкой Митч пытался успокоить родителя,– Я нечаянно сам коснулся рамки портрета…во время любовной игры с одной подданной…

– Если б просто коснулся, такого глубокого шрама бы не было. К тебе злонамеренно прижали серебро!

Сын опустил голову и признавался:

– Я сневолил ту девицу, поделом мне.

– Это та, семье которой ты Яблоневый замок подарил?

– Уже донесли?

– А то…

– Па, почему я чувствую себя без неё ненужным, разбитым и несчастным? Хочу лететь к ней…утешить…успокоить…Извиниться даже подмывает…

– Бывают женщины через чур желанные…И самый сильный мужчина слабеет от их желаний и капризов…особенно от их недовольства…

– Ну, нет, я – сильный мужчина, я независим от женских истерик,– рассмеялся Митчелл.

– Тогда я спокоен за тебя. И, кстати, предпочёл бы, чтобы ты более не раскидывался родовыми замками!!!

– Тот замок был завещан мне Вами, отец, сами говорили,– хмурясь, напомнил сын.

– В курсе, что твоё наследство ограничивается ещё только одним замком?

– Помню.