Шабашник

– А… Ну, он… Это… Немного меня пониже, в плечах широкий, толстый, волосы русые, кажется…

– Так… Говоришь, ещё какой-то доходяга на платформе был. Он как выглядел?

– Блин, тут не знаю – он же сидел. Одно что тощий, тёмный весь какой-то – будто из запоя…. Сидел на лавке, ждал кого-то, а потом встал и через пути ушёл, к шоссе. А! Он вроде не старый ещё, но уже совсем седой.

Капитан громко ударил себя кулаком правой руки в левую ладонь:

– Значит, проворонили и спугнули… Ну ты и козёл! И москвича того ты хотел не на понт кирпичом взять, пока он на твою лярву пялится… Ладно, не до тебя сейчас, вали отсюда. И чтоб я тебя больше не видел, понял?

***

Внутрь собора Сергей не пошёл из-за какого-то стеснительно-стыдливого чувства. Он не был религиозен, и ему было неуютно ловить надменные взгляды этих всех этих чопорных людей, казавшихся ему глубоко духовными. Сергей решил обойти собор, который был похож на старика в фуфайке с бравым и чуть усталым прищуром. Кем он был? Может быть в молодости он воевал, храбро сражался, получил медали и был с почётом демобилизован. Военная карьера его не прельщала и он поехал в тундру, где с геологоразведкой искал для страны золото, нефть и газ среди ледяных торосов арктической пустыни, а потом, решив остепениться, завёл семью, ходил до пенсии на какую-то обычную работу, которую делал хорошо и исправно и вот теперь, на закате дней, он сделался пасечником, чтоб кормить внуков настоящим мёдом, чтоб ни одна хворь не проняла. Какое-то благородное и немного насмешливое спокойствие излучало это место.

После Сергей сходил в музеи, но такого же впечатления они на него не произвели. И тот, где про Толстого, и тот, где карикатуры и там, где основная экспозиция – всё показалось напускным, картонным и для галочки. Полуобвалившиеся доты поражали намного больше, а от монумента на батарее Раевского просто перехватило дух. То, что он был восстановлен в год рождения Сергея, радовало – было приятно иметь такого сверстника, который казался одновременно и дозорной башней, увенчанной золотым куполом, и палицей чудо-богатыря, оставленной здесь до времени. Может быть это и есть тот нерушимый стержень, на котором стоит русская земля?

Поклонившись монументу и кенотафу, Сергей сел на холодные, но уже успевшие обсохнуть камни. Перед ним было Поле. Он видел дорогу, которой сюда шёл и все мемориалы, казавшиеся отсюда совсем крошечными. На минуту захватило дух, когда он представил, как тут сходились в бешенной схватке стотысячные армии, а спустя сто лет серое осеннее небо разрывали тревожные и смертоносные злые самолёты, сбиваемые встречным звездопадом с земли на небо. Сколько тут оборвалось жизней, сколько желаний осталось неисполненными, сколько мечтаний прошло впустую, сколько талантов зарыто в эту такую же, ничем особо не примечательную землю. Вот если бы это поле не было Бородинским, не знай о подвигах, которые свершались тут, то угадал бы он о какой-то необычности, сакральности этой местности?

Сергей моргнул и перед глазами словно сгустился и тут же развеялся туман. Он вспомнил почти такое же, очень похожее поле, где с одной стороны тоже полулесок, с другой стороны сады. Правда, вместо монастыря там завод, а вместо монументов – опоры ЛЭП и дорога не асфальтовая, а грунтовая, от каждого дождя размокающая. И не бились за это поле армии, не писали о нём великие писатели и поэты, но, если глядеть на это поле вот так же, сидя в тишине на закате, то окатывает такой же спокойной силой и светлой одухотворяющей тоской, которая не давит, не гнетёт, а подталкивает к действию, к подвигу, к чему-то вот такому – доброму и бескомпромиссному. А к чему – это уж ты сам выберешь, по себе возьмёшь ношу – может, бросишься с гранатой под танк, а может быть посыплешь раскисшую тропинку щебёнкой, чтобы у совершенно незнакомых тебе людей не мокли ноги.

Оба поля наполняли сердце и будили в душе совершенно одинаковое чувство, давали одну и ту же его меру без оглядки на свою прописку, своё местоположение. Этим чувством была томительная красота, не привязанная к конкретному месту. Красота – она и есть красота и не бывает можайской, вятской, рязанской или московской. Она всегда одинаковая и за неё стоит биться. И если за это Поле, если за эту землю уже и без него полегло столько народу, то его родная, собственная земля стоит одна – без пахаря, защитника или даже наблюдателя. Без него.

Уже стоя на перроне и ожидая электрички до Дорохово, Сергей никак не мог унять переполнявшую его гнетущую тревогу. Увидев курящего рядом парня лет двадцати пяти, Сергей стрельнул у него сигарету и со дна рюкзака достал зажигалку с гербом. Сразу приятно-ватное ощущение разлилось по конечностям, закружилась голова и рвущееся домой, в деревню, чувство притупилось.

В электричке Сергей притулился напротив семьи – мужчины и женщины лет сорока и мальчика лет десяти. В руках у мальчика была подкова.

– Пап, слушай, а ведь это может быть подкова с того самого сражения? Может, это от лошади какого-нибудь гусара или даже генерала?

Не желая огорчать сына, отец, глядя на новую и блестящую подкову с клеймом, очень похожим на эмблему спортивного общества «Динамо», уклончиво ответил:

– Я ведь не очень в подковах понимаю. Может быть она и не такая древняя, а осталась тут со времен обороны Москвы в сорок первом…

Тут в разговор вступила мать, желая поддержать сына, но ещё не поняв манёвра отца:

– Да уж какие там лошади! Они тогда только на парадах остались, а там уже грузовики вовсю, такни разные, поэтому подкова точно со дня Бородина.

– Я её тогда завтра в школу отнесу, на уроке истории покажу! Может, её в музей поместят и напишут, что её я нашёл!

Тут словно вышел из спячки кемаривший в соседнем ряду разухабистый, добродушный, но не очень опрятный мужик:

– Это всё, сынок, эхо войны, понимаешь. Вот я, например, этим летом под мостом нашёл целый ящик динамиту! Из Москвы сапёры приезжали, обезвреживали, да! – мужчина очень вкусно зажмурился, будто вспомнил что-то очень приятное и едва ли связанное с сапёрами.

– , дай-ка я под этот мост загляну. Залез я туда, значит, а мост старый, из каких-то шпал – еле живой, труха уже. Но смотрю, будто прямо из-под основания моста на меня какая-то доска смотрит, грань ящика, ребро его то есть. Я ближе подполз, гляжу – а это действительно ящик, завернутый в истлевший брезент и закинутый ветками, которые уже тоже в труху. Открываю я его, и как был, без штанов, из-под моста выскакиваю! Кило двадцать было наложено, нисколько не меньше! Ну, то есть динамитных шашек в ящике том. Непонятно, то ли это ящик там спрятали, а потом забыли, то ли мост заминировали, но не взорвали, но суть не в этом. Считай, чуть не восемьдесят лет колхозники туда-сюда коров гоняли, а про динамит не знали. Какой-нибудь дурак папиросу бы под мост бросил – и привет. Как с Байконура бы стартанул! Меня потом сапёры к себе звали, хотели торжественно грамоту вручить с часами именными, но я с работы отпроситься не смог, поэтому они мне это всё хозяйство по почте прислали. Грамоту я дома на стенке повесил, а вот часы так в коробочке и лежат – не приучен с молодости их носить, не умею. Ладно, пока, сорванец, приехал я. Будь осторожен на полях боевой славы!

Пока мужик занимал внимание мальчика, мать и отец взглядами, ужимками, беззвучными жестами и кивками пришли к общему мнению:

– Понимаешь, тут такое дело. Ведь на этом поле сошлись тысячи всадников, поэтому подкова отсюда не является музейной редкостью, если говорить о больших музеях. А у школьного музея нету специалистов и лаборатории, где можно определить, кому принадлежала эта подкова – Багратиону, Дорохову или Тучкову? Поэтому давай мы сделаем так – подкову эту дадим дедушке, который покажет её своему другу, профессору. Уж он-то скажет, что это за артефакт и через неделю будем точно знать. Хорошо?

Открывшиеся перспективы и множество вариантов не то, чтобы уж очень обрадовали юного археолога, но льстило, что на его подкову будет смотреть не только учительница истории, но и большой профессор.

– Хорошо, – скрепя сердце согласился мальчик.

Через неделю родители рассказали ему о реконструкторах, которые воссоздают исторические события, показали сцены из «Войны и мира» и сказали, что найденная подкова принадлежит как раз реконструктору, а не Даву или Горчакову. Но мальчик совсем не огорчился, а записался в конно-спортивную секцию. Через семь лет он поступит в институт на исторический факультет.

Холодный механический голос объявил: «Дорохово». Сергей пошёл в тамбур.

***

Когда он вернулся в общежитие, было уже темно, комната стояла пустой. Поставил кипятить чайник, а сам тем временем разогрел в микроволновке две котлеты, из которых соорудил два бутерброда. Заварил пакетик чая с бергамотом. Глядя в пустоту, тщательно прожёвывая, он съел их оба, запив последний кусок последним глотком чая. Потом заварил себе ещё одну кружку, на этот раз с чабрецом, достал пряники и растянулся на кровати, читая книгу. Так и провёл время до полуночи, когда уснул, так и не дождавшись соседа, который явился под утро, громко хлопнул дверью и упал, не раздеваясь, на койку.

До начала первой смены новой рабочей недели оставалось три часа.

Алина Воронцова 4-23

Здравствуй, Серёжа! Это я, Андрей Иванович. Своего аккаунта у меня тут нету, пишу со странички племянницы.

Надеюсь, ты вовремя прочитаешь это письмо, потому что теперь тебе возвращаться домой нельзя. Менты раскопали какие-то показания, как будто тебя какая-то камера наблюдения сняла. Поэтому, если есть возможность, лучше останься в Москве ещё на пару месяцев. Тем более, что я тут тебе готовлю сюрприз, который должен весьма положительно сказаться на твоём материальном положении – как раз после новогодних праздников всё завершится. Должен тебе сказать, что очень приятно помогать своим ближним.

Я регулярно хожу к тебе, проверяю, все ли двери закрыты и всё ли в порядке с форточками. Подкармливаю кота, но он на вольных хлебах так отъелся и такая у него шерсть – ну медведь ровно, а не кот. Жаль, что ты мне ключа не оставил. Надеюсь, внутри дома всё в порядке.

Очень жду с тобой встречи, но лучше, если она состоится не этой осенью. Тут уж, поверь мне, лучше перестраховаться.

Андрей.

Сергей очень удивился, что Иваныч такие вопросы обсуждает в переписке с чужого аккаунта и понадеялся, что у него хватило ума это сообщение удалить. Отвечать на него он не стал.

Глава IX

15.11.201… года. Дорохово, Московская область.

Геннадий 09-40

Ну что, скоро конец твоей вахте?

Сергей 09-40

Да, вот-вот стартую – совсем чуть-чуть осталось.

Геннадий 09-44

Ну, слава богу, отмучился. Кстати, Белокаменная тебя не приворожила? Может, теперь и не подумаешь возвращаться.

Сергей 09-46

Нет, именно ЗДЕСЬ я точно оставаться не хочу. Не знаю, может, работай я где-нибудь в Москва-сити… Но тут я точно не хочу оставаться. Не знаю, хуже ли тут, чем в тюрьме, но лучше только то, что срок короче. Ты давно в деревне был? Как там? Спокойно?

Геннадий 09-47

Как раз завтра хотел съездить. Погляжу – расскажу.