всегда убийственная тайна
молчанья, пустоты и скуки,
где всё соседствует случайно
без сочлененья и разлуки,
где нет причин и нет исходов
и лишь для развлеченья разве
людей, профессий и народов
внезапно возникают связи.
Какие выводы, какие
твои дальнейшие ходы?
Насколько это литургия,
насколько всё же замкнут ты?
Рационален, безответен,
улыбчив и любвеобилен
опять скитаешься по свету
в казеннейшем автомобиле.
«Чайка, взмывающая над землей…»
Чайка, взмывающая над землей,
погружена в голубой цвет,
как будто серый кабриолет,
карабкающийся высокой горой.
И я наблюдая за ней в зной
понял прохладу лет.
Но то ли мы стали красным вином
излишне увлечены,
то ли спокойствия лишены,
отягощены виной —
так или по причине иной
но мы не влюблены.
А значит трезвости нет как нет
и прохлада лет не дает,
ни капли воды на горящий рот,
ни оправданья бед,
и погружена в голубой цвет
чайка в горы плывет.
«Обутый в простенькие шузы…»
Обутый в простенькие шузы,
накинувши косую робу,
он не играет недотепу —
он просто прячет лик Медузы.
Ах, мордочка-очаровашка
такая лисья и такая
наученная, приникая,
всё впитывать как промокашка!
Ах, пальчики дрожа скользящие
то по миру, а то и по небу!
Вы проняли меня – вы поняли,
что всё прекрасное зазряшно.
Такой вот непутевый Кант
один скитается по свету
и тихо ест свою котлету,
оглядывая ресторан.
А я не то, чтоб презираю,
не то, чтоб издали смотрю —
рад, что сегодня не умру
и завтра тоже постараюсь.
Но ведь неправильно вот так —
и знать, что лик Медузы поднят,
и не участвовать сегодня
в борьбе гадюки и собак.
Из цикла «Александр»
«Давно позабыт Роланд…»
Давно позабыт Роланд
и подвиг Карла Мартелла,
давно уже бык не крылат
и время его улетело,
давно не глазаст огонь,
а был ведь многоочит,
и александров конь
копытом не застучит.
Европа оставила крест
под бабушкиной подушкой
и объявила месть
устаревшей игрушкой.
Зелень, одну лишь зелень
тот, кто внушает страх,
тот, кто воздаст, постелет
на трупных щеках.