Душу подлинным смиреньем
укрепив и снарядив,
в день ненастный, в день весенний
я спросил у тамады:
«Так ли было, так ли будет,
так ли надо или нет?»
И сказал он, глядя круто
исподлобья на паркет:
«Мы повергнуты в отчаянье,
к нам обращены упреки,
нам назначены печальные
справедливые уроки».
Нет ответа, теплым летом
пролетит над нами трепет,
только этого предмета
наше сердце не заметит.
«Вот выбежал из плена леший…»
Вот выбежал из плена леший.
Петлять, кружить его задача
и лежебокой нежить плечи
во мху у самой крайней дачи.
И ты выходишь за штакетник
с детьми, протягиваешь руку,
преподавая детям летнюю,
такую важную науку.
Играет небо в тучку-дождик,
играет совесть вместе с небом
и можно возвратиться позже,
на станции купивши хлеба.
О, как прекрасно назначенье
крутых огнеопасных бедер,
какое светлое ученье
они пророчат на народе!
– Рожающая даль туманна,—
пойми, запомни, расскажи —
для женщины лишь в слове «мама»
вполне законченная жизнь.
А не кончается и снова
живешь, ну точно как на днях
тайфун лишал еды и крова
людей в заволжских областях.
Любовь – китайское несчастье,
на север к нам занесено,
оно не сердце рвет на части,
а из души творит кино.
И все одетые раздеты
и все устроенное вдруг
разрушено свирепым летом
и вырвано из наших рук.
Мы в одночасье залетели
в какой-то розовый содом,
где леший нежится в постели,
плюясь на пол зеленым мхом.
«Режим любви…»
Режим любви:
названия тоски и одиночества
перемежаются то нежностью, то страстью,
в подставленные дни твои
вливаются разнообразные
растворы ночи.
Глаза раскрыты. Даль живет в тумане
своею жизнью, непонятной сердцу —
там что-то вертится
и убеждается в обмане.
Но мы не так. Мы всем пока довольны.
У нас еще пока
на голоса расписана тоска
и одиночество еще не больно.
Все падает и все взмывает вверх,
как сыплет лепестки и поднимает души
тот ветер, что нам губы сушит,
срывает крыши, покрывает грех.
«Что поет и грохочет вверху на снежных вершинах…»
Что поет и грохочет вверху на снежных вершинах?
Атмосферных явлений жизнь продолжается пылко.
Торжество недолгой погоды свершилося.
Хлынули воды на поселок в песке в изобильи.
Из клетушек глядим на дождем убитую пыль.
Над пожарным багром