он кинется рыдая изливаться
и остановится, не опуская рук
и что-то бормоча о братстве
людей. А что ему сдались
те люди? Докучлив и нелеп
он говорит, что жизнь есть жизнь,
и соглашается в сторонке есть свой хлеб.
«Очаровательная ночь…»
Очаровательная ночь!
Все только что цвело и пело
и вдруг во тьме оледенело,
как будто стало жить невмочь.
Очаровательная ночь!
Послушный своему капризу
не обращайся ни к кому,
не приглашай пожить в дому
ни лебедя, ни Элоизу
послушный своему капризу.
Сойди с дороги и на север
взглянувши, больше не стремись,
не прыгай вверх, не падай вниз.
Пусть жар манит и смуту сеет,
сойди с дороги – и на север.
Мой странный друг не видит смысл
в таких сентенциях унылых.
Немного добрый, очень милый
довольно сладок, в меру кисл
мой странный друг не видит смысл.
«Моя любовь – назойливая муха…»
Моя любовь – назойливая муха,
изведшая сама себя, всё тыкаясь в стекло,
всё убиваясь, но сама не зная,
что к этакой печали привело.
Остановиться не хватает духа
и остается жить влюбленным оставаясь.
Моя любовь то ревностью продлится,
то унесет меня в домашние фантазии,
то на меня же будет пристально глядеть,
но в тишине весь серый день излазает,
изгладится, махнет через границу,
несуществующий взалкавши клад.
Моя любовь – отказ от ожиданья.
Она не выдумана, принц, она чужда мне.
Все радости её сродни рыданью,
вся нежность воцарилась в камне.
«Держитесь девочка, со мной у вас…»
Держитесь девочка, со мной у вас нет части.
Нам на одну подушку не упасть.
Хотя и кажется, одной мы масти,
но кто сегодня вычисляет масть.
Держитесь, девочка, нет части – нет участья.
Вам хочется себе построить домик
и жить в нем всех любя
и вытащивши из-под дома ломик
поцарствовать, стекло в дверях лупя.
Ах, домик, ах, какой же домик.
Принц, я не верил снам пастушки,
я изворачивался, пел,
я брал, возможно, жизнь на мушку,
но – не скажи! – не на прицел.
«На шторах листья лавра …»
На шторах листья лавра,
вверху зеркал трофеи.
Заброшенный музейный замок.
По вечерам танцующие феи
в сопровождении кряхтящих мамок
нисходят с канделябров.
Мысль обязуется поруганное слово
хоть как-то оправдать воспоминаньем.
А в окна видно: лесом
глазеющие буржуа идут и снова
с пугливым, но и страстным интересом
приветствуют беду свиданья.
Где мир окончился? За этим ли столом?
На той ли ебаной кровати?
Музей музеем, но ведь был же домом —
делали пакости, снимали платья
и напролом
всю правду-матку резали знакомым.
Плохая кожа. Серый дымный день.
Принц пьет и кутаясь в фуфайку