даже жизнь, но нам, старикам, предстоит
еще что-то кому-то сказать:
волчья сыть, травяной мешок,
волчья сыть,
травяной мешок, голубые глаза.
Это не что-нибудь до и не что-нибудь после
это сегодня сидит возле,
мясо грызет и гложет кости
и не зовет ни сласти, ни злости.
«Закрой глаза, мой принц…»
Закрой глаза, мой принц,
открой глаза, мой принц,
усни, оставшись в строках
не слишком то глубоких
не слишком то похожих и на птиц
и тем подобием удачи, которое не всем приятно,
принц, будь жалок,
и тем подобием, которое нам всем пристало
воздвижен будь десятикратно
закрой, закрой глаза,
укрой, укрой ответы.
Возможно будет лето.
Представьте – стрекоза…
«Великих перемен не то чтоб созерцатель…»
Великих перемен не то чтоб созерцатель
Нет. Не так.
Участник смерти мира
Нет. Не так.
Мой опыт тщателен. Я счастлив. Скальпель
обезображен зайчиком потира.
Дурак.
И мы вагончиками катимся по рельсам
слегка укутанные неуверенностью дыма,
казнимые им, движимые и водимые.
Нет дыма – поезд на мосту уселся.
Принц, я старался, но невыносимо
жить там, где холодно, так холодно и зимы
так длительны, ну, хоть убейся,
а правит целостность и смелость.
Мой опыт счастлив. Тщательнейшим скальпелем
я соскребаю грязь веков с потира.
Обезображен соучастник мира,
и переменчив скачет зайчик-созерцатель.
Нет-нет, не стали подлыми холмы,
весь мир угодливо простерт пред нами.
Под нами и над нами мы,
а в глубине души мы сами.
«Ждем не дождемся, жмемся к перилам…»
Ждем не дождемся, жмемся к перилам
– Бух! – полетело тело.
А как пело!
Как говорило!
Любило! То есть не то, чтоб любило, но лишимся
очень даже забавного бабника
и всполошимся:
– Что ж тут забавного?
Летит – запястье на отлете,
упало – в скалах клочья плоти,
и сволочь человечьей кожи
измазала загашник Божий.
А может Богу то и мил,
который стольких-то любил.
«Мировая интеллектуальная муть…»
Мировая интеллектуальная муть
поднимается из глубины вод, чтоб
навести на светлую прозрачность озер тьму,
озер, в которых моется хлебороб,
озер, в которых моется лесоруб,
озер, в которых моется металлист,
и несмотря на сырость чресл и губ
столб воды остается чист.
А вот мы если даже чуть поднимаемся со дна,
если даже чуть шевелим рогами или хвостом,
неприемлемы. Всем лучше, если мы не встаем ото сна,
если лежим пластом.
Если ты очнулся, проснулся – не вставай,
если думаешь – не говори, если понял – не действуй,
и тогда все сочтут, что наступил рай —
мир и благоденствие.