Опция «Выход» не предусмотрена

– Чушь! – не выдержал Лавренюк и весь подался вперед, будто хотел до меня дотянуться, но его скрюченные пальцы бессильными когтями лишь впились в грязную рыхлую землю. Но через секунду разум возобладал над эмоциями, он успокоился и поспешил исправить допущенную ошибку. – Леночка меня оболгала. Ни у кого я ничего не крал.

– А я думаю, что крали, – я продолжил давить в нащупанную болевую точку его самолюбия. – Сначала украли идею, затем нашли ученого с похожими работами и украли его технологию, а потом и переманили его помощницу, чтобы она сделала всю черную работу.

– Да как вы можете судить? – возмутился Лавренюк, снова закипая. – Вы же дремучий в этих вопросах и хромосому от селезенки не отличите! Если бы в Китае кто-то занимался подобным, то это уже существовало на рынке в качестве коммерческого предложения. Но КУБ уникален. Нигде в мире такого нет!

Лавренюк хоть и старался изображать из себя жертву, но получалось неубедительно. Слишком долго он жил с мыслью о своем первенстве в этом мире, чтобы даже теоретически допустить саму возможность чужого превосходства. На кону была его жизнь, но он все равно не мог задавить внутреннего эгоцентриста и заставить его молчать. Признать поражение, отдать свое великое детище другому, сбросить с головы заслуженный лавровый венец победителя – это было сильнее его.

– Допустим. Но технологию-то вы все равно украли? У того ленинградского ученого, с которым работала Леночка. Иначе зачем она вам понадобилась?

– Да нечего там красть было! – вспылил он. – Этот остолоп вообще не тем занимался. Он резал крыс и соединял их кровеносные сосуды. Дичь! Единственным результатом этой возни было то, что грызуны дохли. Мы же начали с переливания крови от одного близнеца другому, затем наоборот. Опытным путем вычислили продолжительность и последовательность. Потом были операции на мозге и трансплантации. Ничем подобным тот ученый не занимался.

– Но идея генетических изменений у одного из подопытных в паре ведь ему принадлежит? Как и само предположение об искусственной близнецовости.

Лавренюк сопел, раздираемый внутренними противоречиями. Признать заслуги моего отца ему не позволяла гордыня, а признаться в своем авторстве и работе с близнецами задолго до моего отца не давал банальный страх.

– Леночка человек одаренный, но при этом ограниченный, – сказал он, немного успокоившись. – Над ней довлела старая школа, закостенелость идей и шаблонность методов. Преодолевать это я и помогал ей, советовал, подсказывал, подталкивал к нужному решению. Мои идеи двигали этот проект, но реализовывала их Леночка.

Лавренюк наконец успокоился, перестал потеть, снова порозовел, прекратил сучить ногами.

– Я предположил, что для успешного функционирования близнецовой пары нужна максимальная антропометрическая идентичность. Это же очевидно и не требует специальных знаний. Однако все экспериментаторы относились к этому халатно, в том числе и тот ленинградский ученый, поэтому и результатов у них не было. Затем именно я разработал схему приемника и передатчика, что тоже лежало на поверхности. Ведь если один организм делится своими болячками, то другой их должен принимать и не оказывать сопротивления. Леночка занималась разработкой биотических схем, рецептур ядов для нейрохимического программирования приемника, определяла подлежащие секвестированию участки мозга.

– А зачем вам нужны были шлюхи и фальшивые бордели?

Лавренюк часто заморгал, глядя на меня и искренне не понимая вопроса.

– При ростовском филиале был бордель, – напомнил я. – Самый настоящий. С девочками. С сауной. С номерами.

– Ах это! – наконец понял он. – Пережитки прошлого, ликвидированные за ненадобностью. Странно, что вы упомянули о таком. Первое время организации нужно было прикрытие, вот недоумки на местах и придумывали разнообразные ширмы в меру своей испорченности. Где-то был санаторий, где-то клиника пластической хирургии, а где-то и бордели. Но сейчас это все в прошлом. КУБ уже давно вышел на такой уровень, что ему стали не страшны ни местная власть, ни местные бандиты.

– Потому что они стали вашими клиентами?

– Отчасти.

– Мэр Ростова тоже был в их числе?

– Помилуйте, молодой человек! – вальяжно запротестовал Лавренюк. – Давайте без конкретики. У нас тысячи клиентов по всему бывшему Союзу. И все поголовно мэры, депутаты, губернаторы, олигархи и министры. Не могу же я помнить всех.

– В отчете местных правоохранителей есть данные о том, что труп мэра был обнаружен в ростовском филиале. Потом этот труп внезапно ожил. Я знаю, что к этому причастен КУБ. Но я не понимаю, как все эти ваши истории про близнецов могут оживлять мертвецов.

– Как же много вы еще не знаете, молодой человек, – снисходительно сказал Лавренюк. – Никто никаких мертвецов не оживляет. Я же вам говорил о приемнике и передатчике. Что-то происходит с передатчиком – это тут же отражается на приемнике. Передатчик получает травму, она мгновенно проявляется у приемника. Врачи начинают лечить приемник, травмы излечиваются у передатчика. Это очень примитивно, но объясняю вам, как сам понимаю эту схему. Можно соединить несколько приемников и один передатчик, тогда процесс излечения протекает быстрее.

– Но в ростовском филиале обнаружили именно мэра. Я видел этих ваших приемников. Это же просто бесформенные тела.

Лавренюк хищно улыбнулся.

– Это не приемники. Это заготовки для них. Соединенный с передатчиком, приемник со временем начинает обретать его черты. Через восемнадцать месяцев трансформации он практически не отличим, разве что у приемника нет части мозга и он не способен самостоятельно существовать.

– То есть, если заглянуть в ваши закрома…

– Нет, молодой человек, – Лавренюк покачал головой, – там вы увидите лишь многочисленные копии местных нуворишей, их многочисленных жен, любовниц и детей. Приемники первых лиц находятся на нижних уровнях под максимальной защитой. Ведь приемник и передатчик связаны, если нанести вред одному, то пострадает и другой.

– Первых лиц?

– Я обобщил. Имеются в виду самые важные клиенты, – с загадочной улыбкой произнес Лавренюк. – Но среди них есть и действительно влиятельные люди. Очень влиятельные. Они в первую очередь заинтересованы в продолжении функционирования запущенного механизма. Абсолютное здоровье, относительная неуязвимость и практически вечная жизнь очень привлекательны, знаете ли! От подобного никто отказываться не будет несмотря на жертвы и чужие страдания. Миллионы детей в Африке гибнут от голода и жажды, но никому до них нет дела. И до этих несчастных приемников тоже никому дела не будет. Всем плевать.

В этом он прав, всем подонкам и мерзавцам плевать. Но мне не плевать.

– Вы даже представить не можете, сколько стоит входной билет в этот клуб! Это невероятные деньги! Создана ситуация, при которой ни одна из сторон не заинтересована в разрыве отношений. КУБ получает баснословные барыши, а клиенты – фактическое бессмертие. Эту связь не разорвать никакими силами, уверяю вас. Однако! – Лавренюк лукаво улыбнулся и с сальным прищуром глянул на меня. – Я могу поспособствовать, молодой человек. Все честно. В обмен на мою жизнь, я подарю вам продление вашей. Вы даже не представляете, какие перспективы…

– А вы защищены?

Вопрос был невинным, но какое же воздействие он возымел. Лавренюк мгновенно замолчал, будто поперхнулся, и вытаращился на меня.

– Вы понимаете, о чем я. Ответ на этот простой вопрос расставит все по своим местам. Если вы чисты и невиновны, а сама идея вам претит, то в недрах КУБа у вас не должно быть своего персонального приемника. А если он есть, то все ваши слова о непричастности были ложью в попытке избежать смерти. Итак, у вас есть свой приемник?

Лавренюк в который уже раз заерзал и рефлекторно зашарил по голому телу в безуспешных поисках, видимо, той самой узкой черной коробки. И он запаниковал. На всем теле обильно выступил пот, будто его кто оросил из пульверизатора, руки дрожали, нижняя губа тряслась.

– Итак, у вас есть свой приемник, – уже утвердительно повторил я. – И наверняка не один. Когда я вас вырубил фторотаном, случилось странное. Вы не хотели засыпать, какая-то сила внутри вас сопротивлялась. А потом я нашел занятную вещицу в ваших вещах.

– Где он?!! – истерично завопил Лавренюк, шаря вокруг руками.

– Остался в туалете забегаловки. Это оно самое? – Я с наслаждением улыбнулся. – Бессмертие в кармане?

– Умоляю! Я всего лишь администратор!

Я шагнул к нему.

– Пощадите! Это же дико и бессмысленно, молодой человек! Пощадите! Я вам помогу! Я все расскажу! Все имена! Я раздобуду коды доступа ко всем хранилищам! Мы вместе сожжем дотла КУБ! Умоляю!

Вспоминать об этом не очень приятно, но я испытал садистское наслаждение, когда вонзил в его заплывшую жиром шею электрошокер. Лавренюк мгновенно потерял сознание и завалился на бок. Достав приготовленные шприцы с эторфином, я одну за другой вколол сразу три ампулы. Хватило бы и половины одной ампулы, но я не хотел рисковать.

Далее камера снимала, я сидел в отдалении и ждал. В течение первого часа с телом ничего не происходило, оно не подавало признаков жизни. Через три часа, уже практически ночью, я констатировал начало трупного окоченения. Даже если Лавренюка и найдут в ближайшее время, помочь ему уже никто не сможет. Никаким технологиям и даже чудесам не под силу будет оживить несколько часов мертвый мозг. А на тело мне было плевать, пускай реанимируют и делают с этим овощем что угодно, да хоть в тушу для какого-нибудь богатенького клиента превращают, подобный исход был бы справедливым возмездием для этой твари.

Территорию завода я покидал окрыленным. Впервые за долгое время свершилось хоть что-то отдаленно напоминающее возмездие. КУБ имел еще много длинных ядовитых щупалец, которые предстояло обрубить, но лиха беда начало. Процесс запущен.

Опасный сюрприз

Выбравшись с пустыря почти без приключений, что при выключенных фарах в условиях полной темноты было сродни подвигу, я минут сорок покатался по промышленным окраинам столицы. Хотелось привести мысли в порядок. Далеко за полночь, когда о закрытии подумывали даже ночные увеселительные заведении, я наконец остановил верой и правдой отслужившую «Волгу» во дворе расселенного и предназначенного под снос дома. Вокруг не было ни души, за исключением бродячих псов и пару раз мелькнувших в свете фар темных личностей, которые хотели быть обнаруженными еще меньше, чем я. Меня окружали только брошенные девятиэтажки, устало и осуждающе взиравшие пустыми глазницами черных окон без стекол, да горы мусора. Одна из таких возвышенностей была рукотворной, однако почти не отличалась от стихийно возникших. Под грудами отбросов скрывался припрятанный «жигуленок» не первой свежести, но все еще на ходу.

Я раскидал особо крупные куски мусора, а затем в свете фонаря нашел присыпанный землей край тента, который укрывал машину. Раскрывать «жигуль» оказалось куда проще, чем прятать его, по крайней мере быстрее. Хотя все дело могло быть в желании поскорее избавиться от опостылевшей маски и зловонной одежды, а может быть и от напоминания о случившемся.

На всякий случай оглядевшись, а потом выключив фонарь, я наконец-то сорвал с взопревшей головы латексную маску с париком, накладную грудь и разделся. Чистая одежда лежала в салоне «жигулей», и каким же наслаждением было надеть сухое, пахнущее новым белье!

Мокрое от пота тряпье, маска, инструменты и все до последней мелочи, чем я пользовался при похищении Лавренюка и что могло хоть как-то меня связать с этим преступлением, подлежали безальтернативному уничтожению. Это был закон, которому меня научила жестокая жизнь. Она же не раз преподавала мне и другой урок, научив перед этим проверять все вещи, чтобы в запале не сжечь что-то лишнее. Но уж лучше погубить что-то не имеющее отношения к делу, чем по собственной дури сохранить опасную улику. Но тем не менее я всегда копался в барахле и почти всегда находил в нем что-то ценное. Вот и тогда, роясь в сумке с инструментами, я сначала заметил подозрительное свечение в темной утробе баула, а потом нашел и его источник. Это был смартфон, слабый свет пробивался через щели в неплотно прилегающем к экрану чехле.

У меня внутри все похолодело. Несколько секунд я тупо пялился на него, чуть ли не в панике пытаясь предположить источник происхождения телефона в моей сумке, а потом наконец-то догадался его выключить. Все меры предосторожности, вся моя конспирация, все эти латексные маски и перчатки оказались бессмысленными из-за включенного телефона. Но потом я чуть успокоился, ведь если меня до сих пор не взяли, то либо вообще не искали, либо не могли найти. Последнее было более вероятно, потому как перед выключением аппарата я успел прочитать на экране предупреждение об активированном режиме «В самолете».

Телефон производил впечатление очень дорого устройства премиум-класса. Да и солидный кожаный чехол намекал на богатого владельца.