Опция «Выход» не предусмотрена

– Но… Я даже не знаю, – залепетал он, суча ногами по грязному полу ангара. – Это какое-то нелепое недоразумение. Вас кто-то обманул. Я по образованию врач, хирург, армейский. Долго работал в санчастях на передовой, прошел все войны девяностых и нулевых. Имею пять ранений. А потом я уволился и пошел преподавать, занялся исследовательской деятельностью. Но все это разработки в области полевой хирургии. Никакой генной инженерии. Да, в Новосибирске на конференции я выступал, с пустяковым докладом, мне нужно это было для галочки, я тогда готовился кандидатскую защищать. Там и познакомились. Она мне показала свою лабораторию, рассказала о перспективах. Я и загорелся!

– И что же она вам рассказала?

– Это слишком долгая и скучная история.

– У нас много времени.

Лавренюк тяжело вздохнул.

– Леночка умеет убеждать. Убедила она и меня. Ей требовались деньги для новых экспериментов, очень большие деньги. Я эти деньги нашел. Мне показалась очень перспективной идея создания искусственной близнецовости. Вы же наверняка слышали о феномене близнецов? Все знают эти истории о некоей ментальной связи на расстоянии, порой даже через пространство и время. Окончательно Лена меня убедила, рассказав историю женщины, которой предстояли трудные роды. Я проверял, все правда, была такая пациентка, вернее было две таких пациентки на разных континентах. Одна рожала здесь в России, а другая жила в Перу, обе из пары однояйцовых близнецов. Когда наша рожала, то подготовили целую реанимационную бригаду, подвезли дополнительный запас крови, однако роды прошли легко, мама и ребенок чувствовали себя прекрасно. А перуанка, как раз в тот момент, когда наша рожала, потеряла сознание от болевого шока и была доставлена в больницу с серьезным маточным кровотечением. После этого у несчастной даже развился специфический страх рожать. Две эти женщины даже отношения не поддерживали, их разлучили в детстве, однако физиологическая связь между ними была, одна приняла на себя боль и страдания другой.

– А еще муж и жена после десятилетий брака, – почему-то сказал я, вспомнив рассказ отца.

– Именно! – обрадовался подсказке Лавренюк. – Что-то такое в этом есть! Мать за тысячи километров чувствует страдания ребенка. Всего месяц назад влюбившиеся друг в друга мальчик и девочка в разлуке вдруг подхватывают простуду, протекающую у обоих с одинаковой симптоматикой. Связь существует, ее глупо отрицать, но это скорее нечто ментальное, почти мистическое, что нельзя пощупать. А потому, чего греха таить, я особо не верил в скорый практический успех, но вот перспектива заработка на богатых идиотах мне увиделась отчетливо. Под это дело можно было раскрутить неплохое выкачивание денег из впечатлительных и внушаемых любовниц богатеев. Я организовал фирму, придумал ей загадочное латинское название, начал раскрутку. Однако, когда появились первые клиентки и я их привел к Лене в лабораторию, чтобы поразить непонятной и пугающей непосвященного обстановкой с булькающими ретортами, заспиртованными крысами и прочей дичью, она к моему удивлению продемонстрировала реальные результаты реального эксперимента.

Лавренюк сам не замечал, что начал придавать истории несвойственные стороннему наблюдателю оттенки. Когда он говорил о заработке денег, то речь его была быстрой и сухой, когда же в красках описывал научную часть, то говорил с заметной теплотой в голосе и характерным придыханием. Он явно приписывал моей бывшей свои изыскания.

– С близнецами? – вроде как невзначай вставил я. – Однояйцовыми?

– Да-да, имеется в виду монозиготная двойня.

– Тот эксперимент был проведен на человеке?

Лавренюк не ответил, хмуро глянув на меня. Почувствовал, куда я клоню.

– Почему на человеке? Не на крысах, не на морских свинках или хотя бы обезьянах?

– С чего вы взяли, что речь идет о людях? – с хитрым прищуром спросил Лавренюк. – У животных тоже рождаются близнецы.

– Но не монозиготные, а дизиготные, разнояйцовые. То есть, это просто двойни, тройни и так далее.

– Вы, я вижу, хорошо подготовились, молодой человек. – Лавренюк, видимо, рассчитывал как-то умаслить меня комплиментом, однако я никак не отреагировал, продолжая сверлить его глазами сквозь прорезь маски, и он вынужден был продолжить: – На самом деле, монозиготные близнецы рождаются и у животных. Статистически редко, но все же рождаются. Например, у броненосцев это вообще норма, как у людей. У других животных, конечно, реже. Однако! У китайских генетически модифицированных свиней породы мейшан монозиготные близнецы появляются на свет чуть ли не в каждом приплоде. С ними мы и экспериментировали.

Мы? Я улыбнулся забавной оговорке. Под маской Лавренюк заметить этого не мог, но, видимо, все-таки что-то почувствовал или даже сам понял свою ошибку. Он на пару секунд замолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил как ни в чем не бывало:

– Леночка очень сетовала, что для большинства коллег феномен близнецовости лежал скорее в области психологии. Нас же куда больше интересовал процесс зачатия такой пары живых существ и образования между ними устойчивой связи. Предстояло найти гены, отвечающие за это. Если я правильно понял, то Лена считала, что близнецы обладают уникальной способностью менять последовательность нуклеотидных пар своих ДНК.

– Что это значит?

– Организм близнецов подвержен доброкачественным мутациям генов. Лена доказывала, что близнецы при жизни способны менять свои гены и передавать полученные изменения потомству. Эксперимент на свиньях показал, что это происходит в течение нескольких месяцев, что в эволюционном летоисчислении равняется неуловимому мгновению. Все известные нам биологические виды эволюционируют миллионы лет, мудрая природа очень осторожно допускает изменения и только после тщательной проверки временем позволяет менять наследственную информацию и передавать ее потомкам. Пары близнецов же своим существованием входили в противоречие с известными нам законами мироздания. Изменения их генов не было кардинальным, но оно было. Например, появлялись некие предрасположенности в иммунном ответе на антиген, который распознавался как чужеродный лишь кем-то одним в паре близнецов. То есть в ходе эксперимента одного из близнецов инфицировали, его иммунная система боролась с новым вирусом, вырабатывала специфические антитела и в результате организм излечивался. При этом второй близнец был изолирован и до эксперимента в его организме не было специфических антител. Как вы уже догадались, молодой человек, через несколько месяцев оба близнеца обладали идентичными антителами, как и их потомство. При этом обычные свиньи, не близнецы, даже переболев каким-нибудь заболеванием и научившись вырабатывать антитела, по наследству невосприимчивость к этому заболеванию не передавали. Теперь понимаете, насколько уникальны близнецы? Причем без всякой мистики! Самое главное в этой истории, что близнецов на свет производят обычные родители и поэтому мы легко можем сделать простой вывод, что подобная уникальная способность к изменению и передаче наследственной информации есть у каждого. Однако эта генетическая функция у не близнецов заблокирована, а близнецы уже рождаются с нею. Значит, это происходит в утробе матери. Оставалось найти конкретную реперную точку в стадии развития зародыша.

– И вы ее нашли?

– Не я, – спешно поправил меня Лавренюк. – Я вам всего лишь пересказываю занимательную историю, как ее запомнил и понял. Возможно, я что-то понял неправильно, так что не обессудьте.

– Даже если так, я ведь не смогу этого понять, – сказал я с невидимой для него улыбкой, однако он о ней догадался по иронии в моем голосе. Я ему снова дал понять, что знаю чуть больше, нежели хочу показать. – Продолжайте свою занимательную историю. Мне на самом деле интересно.

– На чем я остановился? – он наморщил лоб, а потом еще и потер его для достоверности.

– Реперная точка. Вы ее нашли.

– Ах да! Итак, Лена проводила внутриутробные исследования близнецов у свиней на всех стадиях эмбриогенеза. Она почти сразу отметила, что в паре монозиготных эмбрионов всегда присутствует доминирующий зародыш и рецессивный, подчиненный. Рецессивный всегда чуть уступал в развитии, на считанные проценты. Однако в развитии головного мозга это отставание было колоссальным – от одиннадцати до двадцати процентов. Начиная с четвертой недели на стадии формирования среднего мозгового пузыря и вплоть до двадцать восьмой недели один зародыш очень сильно обгонял в развитии другого. К моменту родов ситуация более-менее выравнивалась, однако факт оставался фактом. И далее, на протяжении жизни, в этой паре близнецов сохранялась некоторая диспропорция, то есть один по-прежнему был доминирующим, а другой – рецессивным. Вспоминая тот случай с роженицей, страдала как раз рецессивная женщина.

– Двадцать восьмая неделя развития? – переспросил я и Лавренюк вдруг побледнел, без слов поняв продолжение вопроса. – Какая-то странная беременность у свиней, очень затяжная.

– Ну да, вы правы, – промямлил он. – Я, так сказать, экстраполировал. В любом случае произошел бы опытный переход от свиней к человеку. Это изначально было целью.

Я смотрел на него и поражался неумению Лавренюка врать. Мне он представлялся скользким типом, эдаким ужом на сковородке, способным выпутаться из любой передряги, заболтать что и кого угодно. А оказалось, что он и двух слов не может соврать, чтобы себя не выдать.

– У млекопитающих все более-менее похоже. Сначала опыты на крысах, потом на обезьянах, потом…

– А история с шестиногими свиньями? Это тоже дело рук Елены Михайловны? Насколько я знаю, вы даже знакомы не были до Новосибирска.

– Кто вам такую чушь сказал?! – Лавренюк смешно изобразил гнев. – Я Леночку знаю со студенческой скамьи.

– Так вы же и сказали. Пару минут назад.

– Я так сказал? В самом деле? – Он был почти искренен. – Ну, не знаю. Может быть я не совсем точно выразился из-за действия вашего анестетика. Мы не были знакомы буквально, не встречались в реальной жизни. Я пристально следил за ее карьерой, потому как, повторю, видел в ней большие перспективы. Мы переписывались на одном форуме, обменивались новостями, делились радостями и бедами. Она ведь и была автором моего доклада в Новосибирске, я ее попросил написать для меня что-нибудь эдакое. Вот она и написала что-то про изменение генов, про эволюцию и тому подобное, я уже не помню. Это ведь ее тема! Ее исследование! Леночка работала в лаборатории под началом какого-то простофили в Ленинграде, который ей только мешал, вставлял палки в колеса, а все лавры присваивал себе.

Хоть у меня и было специфическое отношение к отцу, но пренебрежительные слова о нем холодной иглой кольнули сердце.

– И как же обычный военный врач может следить за перспективным ученым?

Глаза Лавренюка панически заметались, дыхание стало частым и сорванным.

– Я же говорю, мы общались на форуме. Там она и жаловалась на этого надзирателя, как она выразилась. Она настаивала на экспериментах над высшими приматами с последующим переходом к работе над первичным материалом.

– Человеком?

– Ну да, человеком. Но увы. Они ставили опыты над крысами, зашли в тупик и не собирались из него выбираться. Леночке требовалась свобода и простор для деятельности. Я ей это обеспечил. Выбил лабораторию, купил свиноферму в Китае, которая поставляла животных для опытов. И через два года появились первые результаты.

– Какие именно?

Лавренюк не знал, что я был невольным и неосведомленным участником описываемых событий, а потому, наверное, постарался бы врать чуть лучше. Но я не стал его поправлять, позволяя увязнуть в этом болоте поглубже.

– Я уже ведь говорил, что Леночка провела наглядную презентацию своих достижений, о которых я даже не подозревал. Мы в компании одного очень влиятельного инвестора посетили ее лабораторию, где Леночка продемонстрировала нам парочку усыпленных свиней.

– Умерщвленных?

– Нет. Просто спящих. Животные были под наркозом и лежали на операционных столах. Однако одна свинья была абсолютно нормальной, а другая была распухшей, отечной. И вот вдруг Лена хватает большой хирургический молоток и бьет по ноге здоровой свиньи.

После этих слов я окончательно убедился, что Лавренюк лгал. У моей бывшей много недостатков, к числу которых я относил болезненную аккуратность. Порой она меня до белого каления доводила своей маниакальной скрупулезностью и попыткой доведения до совершенства любой мелочи, будь то налитый в чашку кофе или уборка квартиры. При всей моей неприязни к этой женщине я не мог представить ее с тяжелым молотком, ломающей ноги свиньям. В ее натуре было рассечь ту несчастную свинью скальпелем, филигранно ампутировать конечность, но не «бить».

– Мы ахнули, – продолжил Лавренюк, – однако скоро забыли об этом. Начались настоящие чудеса! Неожиданно у другой свиньи, опухшей, в том же месте и на той же конечности, что и у первого животного, начали проявляться все признаки перелома. Дальше было еще интереснее. Лена принялась оказывать первую помощь второй свинье, а результат лечения начал сказываться на первой. То есть, лечили вторую свинью, и вылечивали первую! Невероятно!

О чем-то подобном мне рассказывал отец, так что я не особо поразился услышанному, хотя Лавренюк явно стремился меня удивить. Меня куда больше интересовало другое:

– А как они были связаны?