Буря в бокале

– А, что ты думаешь, тебе одному, что ли можно?– из-под очков озорно, посмотрел на него бывший наставник.

– Да, нет. Просто я никогда не видел тебя пьяным или выпившим.

– Что и не удивительно совсем! Ведь это было в дни моей бурной молодости.– Глаза Старика мечтательно закатились вверх, вспоминая о днях давно минувших.

Нойс тем временем потянулся к глиняному кувшину. Его горлышко было запечатано восковой печатью. Сорвав её, он принюхался. Темная жидкость пахла свежевыпеченным ржаным хлебом.

– Подожди пить.– Предостерёг его бывший наставник, протягивая руку, чтобы забрать кувшин себе.– Вот, так,– сказал, он, через пару-тройку мгновений накапав в него из своего тоненького пузырька несколько капель изумрудной жидкости.– Теперь можно пить, на бери, протянул он обратно сосуд своему подопечному.

– Что ты туда добавил?– не спешил осторожный всегда наемник брать его.

– Ничего, что принесло бы тебе вред.– Заверил его Старик.– Я добавил туда немного усилителя выносливости, тебе понадобятся силы.

С этим утверждением Фрэнос не стал спорить, признавая полную его правоту. Сделав пробный глоток, он ощутил приятный ароматный вкус.– Недурственно, похвалил он напиток, и уже приложился, как следует к нему. Незаметно для самого себя Фред в один присест опустошил кувшин, а это было никак не меньше пол галлона.

– Давай-давай,– подбадривал его Старик, допевай всё без остатка.

– Совсем забыл тебе сказать,– отрываясь от пустого сосуда, произнёс наёмник, – знаешь, кого я недавно встретил?

– И кого же?

– Санчоса пройдоху! Он приехал в Пьянтуз.

– Любопытно. Давно я не видел этого весельчака. Для чего приехал не говорил?– подперев рукой, подбородок невинно осведомился бывший наставник, в том числе и Санчоса.

– На торжество. Ещё собирался к тебе заглянуть. Испортил я сюрприз ему, надо было не говорить тебе о нём.– Запоздало пожалел Фред.

– Ничего, ты же знаешь, я не люблю сюрпризов. Но мне, конечно, весьма любопытно знать всё же для чего на самом деле, после такого продолжительного отсутствия он решил вернуться?

– Ты думаешь, у него имеется здесь заказ какой?– призадумался Фрэнос, поймав себя на мысли, что уже в каждом видит для себя потенциального конкурента на обладание статуэтки.

– Кто его знает, всё может быть, всё может быть… неопределённо пожав плечами Старик, пребывая сейчас в собственных мыслях.

– Как бы там ни было, мне он не сказал, может тебе скажет.

Нойс почувствовал, как волны свежести накатывают на него, голова перестаёт разламываться, словно внутрь её накидали углей, а затем затушили водой. Он не мог не отметить моментального воздействия на организм зелья. Каждая клеточка его организма, казалось, очистилась от тяжёлых токсинов скрутиловки. Он оживал на глазах, что не укрылось и от бывшего наставника.

– Что полегчало?– заметил, тот, глядя изучающе как лекарь на своего пациента.

– Да, и ощутимо. Спасибо тебе благородный синор Корвин.– Пошутил наёмник, подражая Клопи, что свидетельствовало о явном улучшении его самочувствия.

– Перестань кривляться,– отмахнулся Старик.– Ты с другого поколения, так что и веди себя соответственно.

– Эх, где мои года, куда ушли они?– весело воскликнул Фред, преобразившись на глазах.– Какие стимуляторы ты туда набросал?

– Не переживай они безвредные. Лучше озаботься, как ты станешь добывать статуэтку сегодня.– Не стал раскрывать свои секреты бывший наставник, впрочем, вполне ожидаемо.

– Да, стану непременно.– Специалист по сугубо деликатным вопросам уверенно поднялся на ноги. – Сегодня славным обещает быть денёк!– подытожил оптимистично разговор он.

Бывший наставник внимательно оглядел его с ног до головы, щуря свои проницательные повидавшие много на своём веку глаза из-под очков. И ничего не сказал в ответ, промолчав.

***

Амулет подрагивал, отдаваясь лёгкими толчками вибрации во вспотевших ладонях, заставляя Унцио всякий раз болезненно морщиться при этом, словно от сильной зубной боли. Ему почему-то приходила на ум ассоциация бьющегося в руках обнажённого сердца, причём билось оно, как это не выглядело парадоксально в теле мертвеца. Откуда такие мысли странные спросите вы? Но странствующий монах сам затруднялся ответить на этот вопрос и, тем не менее, он продолжал чувствовать… Что служило тому виной? Магия, пробудившаяся в артефакте или же полное неприятие её поборником веры кроме разве что храмовой, что исходила от истинных праведников дарованная самим богом Солнца он не знал. Лишь в одном был уверен на все сто процентов – ему совсем не нравилось задание порученное главным городским жрецом Лкуном. Унцио с радостью бы выкинул к дракусу этот оживший предмет в руках, как и самого настоятеля храма Мируса в Пьянтузе. Но так просто взять и проигнорировать волю одного из могущественнейших жрецов королевства он тоже не мог, никак не мог себе позволить. Не известно во что этот демарш мог ему обойтись, он не исключал полного отречения от веры, что равнялась смерти духовной, и как следствия лишения законной пайки и крыши над головой. А вот это уже, по мнению нашего бесстрашного монаха, было похлеще любого наказания, вплоть до попадания в адские трясины дракуса.

Унцио всё это время, не переставал себя жалеть, думая обо всех свалившихся на его плечи неудач, ещё с самого утра. Стоило ему только разлепить глаза в каком-то неудобном, зловонном от нечистот месте, в которое каким образом очутился, он не мог никак припомнить. Отрывчастые воспоминания походили, на коротенькие фрагменты лоскутного одела сшитого кое-как, а головная боль не придавала ясности мыслям. Он четко помнил, как пил и ел с неожиданным повстречавшимся ему синором Фредом, тут память его не подводила. А вот что было далее, после того как они расстались на улице, уже не мог досконально сложить в понятную целостную картину. Какие-то переулки перед глазами мелькали, встречные размытые лица, смеющиеся или выражающие полное безразличие, незнакомая подворотня, куча сваленного хлама, а затем полное забвение.

– Посторонись добрый человек.– Обратился к нему достаточно сухо один мужичок, несший длинную приставную лестницу.

Унцио проявив чудеса реакции, резко отпрянул назад, едва избежав удара по затылку увесистой ножкой стремянки. От неожиданного манёвра он зашатался, словно на скользком льду, но всё же смог сгруппироваться и выпрямиться, обильные гроздья пота выступили на его мученическом лице. Утро начиналось крайне непродуктивно – с тренировок мышц и сухожилий, что, по мнению духовного, лица являлось напрасной растратой жизненных сил.

– Эй!– воспользовавшись тем, что мужичок замешкался, перехватывая поудобнее лестницу, монах поспешил спросить.– Скажи божий раб, а чей это знатный дом?– он указал пухлым пальцем на большой красивый особняк, что располагался напротив того места где он сейчас стоял.

– Ничей я не раб.– Грубовато ответил ему работник и стрельнул враждебным взглядом. Из-за чего Унцио потерял дар речи, ему крайне тяжело давалась понимание, что город заселяли люди разных вероисповеданий, в том числе атеистов. – А дом этот принадлежит достославному дону Виолетти, что сегодня сочетается законными узами брака с не менее достославной доньей Розалитой.– Счёл возможным всё же снизойти до скупых пояснений тот, глядя на странствующего монаха, как на полного идиота, правда не долго, его позвали и он не мешкая, развернулся, двинувшись прямиком через распахнутые настежь ворота к дому, где сегодня должна была состояться свадебная церемония.

Унцио и без унизительных объяснений давно заметил, суетливую подготовку внутри особняка к какому-то грандиозному событию. Об этом ярко свидетельствовало, то непомерно большое количество слуг, что сбилось в кучу на дорожках перед домом, украшая их пёстрыми цветами, праздничными лентами, устанавливая какое-то сложное, замысловатое оборудование прямо по центру зелёной лужайки, коротко подстриженная трава, напоминавшая ворсистый домашний ковёр. Из раскрытых массивных резных дверей взад-вперёд сновали лакеи в торжественных облачениях, начищенных до блеска башмаках, или как называли их в городах новомодным слово туфлях. Все они торопливо несли в руках блюда и посуду куда-то за дом, где, по всей видимости, располагались столы для приглашённых гостей.

Поборник святой истины Мируса уж около часа околачивался неподалёку, точно неприкаянный снедаемыми сомнениями. И дело обстояло вовсе не в том, что его влекло грандиозное действо, что должно было вот-вот разразиться здесь. И даже не соблазнительные запахи, разносившиеся далеко окрест из кухни, хотя будет не честно сказать, что они не манили нашего мученика, но всё же главная причина появления его лежала в несколько иной плоскости, а именно причиной тому служил амулет Лкуна. Именно он привёл его сюда и как не старался, как не вращал и не крутил серебристую рыбку странствующий монах, её носик упрямо показывал одно и то же направление. А стоило приблизиться к особняку Виолетти, так он вообще начал дрожать, вибрировать, выказывая крайнюю возбуждённость. По всем признакам выходило, что искомая вещь находилась где-то в стенах этого немалого дома. Последнее обстоятельство буквально в ступор вводило несчастного Унция. Он просто не представлял, как далее ему быть, в такой щепетильной весьма ситуации. Постучаться сказать – «здравствуйте, я Унцио служитель Мируса посланный жрецом Лкуном, дабы забрать у вас древний артефакт? Откуда я узнал, что он у вас? Да, амулет тут один подсказал…». Что ж можно было и попытаться ляпнуть такое, вот только в результате положительном монах сильно сомневался. Он даже представить не мог, что за этим могло последовать. Кто знает сильных мира сего? Как правило, ничего путного от них не приходилось ждать. Они крайне болезненно реагируют на «возмутительные» попытки забрать у них законно отнятое добро. Неспроста, ой совсем неспроста Лкун сам не отправился на поиски статуэтки, видать опасался последствий. Природный инстинкт самосохранения, который, кстати, ещё ни разу фатально не подвёл Унция, нашептывал, чтобы он не спешил сломя голову лезть в особняк могущественного дона.

От волнений и не простых мыслей возвещатель слова Мируса прохаживался по улице, бесцельно рассматривая величественные дома, располагавшиеся по соседству с особняком Виолети. Все они без сомнений принадлежали самым состоятельным семьям Пьянтуза, являясь сливками городской знати и многие из них, наверняка собирались прийти сегодня поздравить счастливых новобрачных.

Городские башенные часы пробили десятый час. А это значило, что вот-вот начнётся свадебная церемония. Насколько монах был осведомлён, подобные мероприятия всегда начинались венчанием в храме, благословением жреца Великого Мируса с последующей свадебной процессией по улицам и проспектам города, где молодых выйдут поздравлять ликующие от бесплатной выпивки жители города. У ревностного служителя Мируса аж засосало под ложечкой от мыслей, какое веселье, какая грандиозная попойка за этим действием должна будет последовать. Он собственными глазами видел приготовления к ней. Поистине она обещала стать самой разгульной, самой бесшабашной и беспробудной за всю историю Пьянтуза! И неужели он допустит пропустить это, как часто упоминали образованные мужи, хеерическое событие?

– Ну, уж нет, такому не бывать!– вырвалось у него наружу. Как говорилось в одной поговорки, которую Унцио только что сам выдумал « Побывать в Пьянтузе и не выпить с пьянами это всё ровно, что прийти в храм и не помолиться». Он уж было засобирался идти прочь, развернувшись, когда к его досаде из ворот выбежал запыхавшийся слуга, разодетый в парадный мундир, шедший ему также как корове попона и, не снижая скорости, бросился к нему со словами.

– Что же вы не заходите святейший брат. Ариан постоянно спрашивает о вас.– Обильно выступивший пот заливал его напудренное лицо, пропитывая нелепый разукрашенный золотыми кисточками наряд.

Унцио обомлел, не зная как ему быть в такой ситуации. Его явно с кем-то путали, с кем-то, чей приход с нетерпением ожидали.

– Идём же скорее!– тем временем, схватив его за руку, тянул в сторону особняка напористый слуга. – Нельзя медлить, вам надо ещё успеть переодеться.

«Куда не успеваю? Какой ещё к дракусу Ариан, его дожидается и что это за затея с переодеванием?» Вертелось сразу куча вопросов на языке у опешившего от неожиданности поворота событий монаха. Но выработанное за долгие годы чутье или кому угодно интуиция намертво залепило ему рот, так что он и слова не смог вымолвить, дав покорно увести себя, отдаваясь полностью в руки провидения и Мируса.

***

–И, всё-таки я считаю, что нам нужно уходить и уходить немедля!

– И куда же, скажи мне, на милость? Или у тебя есть какое-нибудь тёплое местечко, где кормят и поют задарма?

Разговор происходил в маленькой душной гримёрной, что услужливо предоставил Кому-нар-ать, Винченцо и его «дрессированному помощнику» чтобы те, имели возможность, как следует подготовиться к предстоящему представлению на свадьбе у дона Виолетти и доньи Розалиты. Экс студент, с тихим ужасом разглядывая нелепые аляповатые наряды, гордо именуемыми «костюмами артистов», до рези в глазах провонявшиеся нафталином и вдобавок ещё изрядно запревшие от, несоблюдаемых условиях хранения, в которые им предстояло облачиться дабы, по словам предприимчивого хапуджанина изумить избалованную публику беспрецедентным выступлением. Вин хватался от отчаяния за голову. Его бросало в дрожь от самой мысли, что ему придётся выйти на сцену, не говоря уже, чтобы выступить перед публикой, да ещё какой, столичной, взыскательной, привыкшей к самым лучшим представителям актёрского ремесла. Наверное, даже от слепца не укрылась бы полная несостоятельность их ново сотворённого дуэта, пары который бы не было равной среди всех провальных когда-либо существовавших в истории выступлений. В самом деле, сегодняшнее действие на подмостках, сооружённых в поместье знаменитой четы, грозило стать самым большим разочарованием вечера. Ибо ни он, ни Зак не обладали артистичным даром, никто из них никогда ни то что не пробовали себя в роли актёров, более того никому прежде не приходилось даже быть заурядным зрителем на представлениях. Винченцо родился и вырос на ферме, где ярмарки случались раз в год и ежели, случалось там бывать с отцом и матерью, то особо времени не выпадало поглазеть на трубадуров, всегда приходилось, чем-то помогать захлопотанным предкам. Ну а за зайца в обличии волка вообще не стоило говорить, одним словом лесной житель. Что за этим выступлением могло последовать: прилюдная казнь, через сожжения или плаха, а то и рудники, впрочем, и чего похуже, к примеру, выглядеть посмешищем в глазах Марьяны, даже думать об этом не хотелось. (Вин почему-то вбил себе в голову, что о провале непременно узнает его возлюбленная)

– Дружище, чего ты колотишься?– голос заколдованного зайца всегда носивший скептический характер, претерпел разительный метаморфозы, после того как они получили работу у Кому.– Поверь мне, испытанному во многих нестандартных ситуациях, бывалому индивидууму, мы сумеем выступить почище этих педиков в чулках.

Зак имел в виду большую труппу танцоров, что располагалась по соседству, не в пример их ней, в большой просторной гримёрной. Что же до ориентации мужчин, то лесной житель несколько торопился, развешивая ярлыки, так как в труппе нашли своё место и женщины. А, тот факт, что они надевали обтягивающие чулки перед выступлением, ещё не свидетельствовал об их принадлежности к сексуальному меньшинству.

– Ты забываешь, одну важную деталь?– продолжал мерить комнату шагами экс студент по-прежнему не находя себе места.

– Какую же? Просвети меня тёмного.– В полную противоположность своего напарника, спокойно осведомился Зак, беззаботно развалившись на продавленном кресле.